ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР - Александр ХАРЬКОВСКИЙ

Каждый вечер на сцену ресторана выходил высокий юноша с гитарой. Страдальческая улыбка освещала нежное, даже чуть женственное лицо. Он откидывал волнистые льняные волосы, ниспадавшие до плеч, и начинал петь. Заказывали обычно цыганщину; платили щедро.

А потом Ерошенко шел ночной Москвой домой, смяв в кармане заработанные рубли. Утром он отдаст их вечно голодному актеру, который за это будет читать ему Пушкина, Андерсена и Шекспира.

Книги открывали ему новый мир. А окружали его шум и угар ресторана, суета и грохот большого города…

Много лет спустя Ерошенко писал:

"Я родился в холодной стране. Глубокий снег и толстый ледяной покров с детских лет были моими ближайшими друзьями. Суровые мрачные зимние дни тянулись в моей стране бесконечно долго, а прекрасная теплая весна и лето пролетали быстро, как золотой сон…

Люди в моей стране, как и во всем мире, всегда делились на счастливых и несчастливых. Мне выпало на долю жить среди последних… От суровой, мрачной действительности, царившей в моей стране, у меня коченели не только тело, но и душа. Зарывшись лицом в холодную подушку, я скрежетал зубами, до крови кусал губы и жалобно, словно мяукающий котенок в студеной ночи, плакал, проклиная свою судьбу…

Сколько раз мне… хотелось уснуть и никогда не просыпаться. И это желание было свойственно не только мне одному, но и многим другим. Оно как бы носилось в воздухе, им была пропитана вся атмосфера".

Ерошенко угнетала вековая неподвижность окружавшей его жизни. Ему казалось – сегодня будет все, как вчера, как десять или сто лет назад, и так останется навеки… О чем он думал долгими бессонными ночами, когда все спит и слышно лишь тиканье часов? Он сам рассказал об этом в сказке "Мудрец-Время".

"…До меня донесся строгий, монотонный голос самого господина Времени… О, червяк-человек!

…Тик-так, тик-так…

Человек не сейчас превратился в червяка, он всегда был таким. И прежде… и теперь, и потом…

…Тик-так, тик-так…

Ты хочешь сказать: кем бы ни были отец и дед, я чту их память. Чти, пожалуйста! Червяк, коленопреклоненный у могилы своих предков-червяков. Куда как красиво!

…Тик-так, тик-так…

Дети твои родятся тоже червяками, совершат много червячьих дел и умрут такими же. Они не забудут поклониться твоему праху и праху твоих предков.

…Тик-так, тик-так…

Со слезами на глазах я слушал речь Мудреца-Времени".

Все это представлялось Ерошенко правдой – правдой жизни. И спасаясь от того, что сам он называл "оледенением сердца", Ерошенко уходил в мир мечты о дальних странах, где люди счастливы и где всегда светит солнце. Казалось, ему повезло. Вскоре, хоть и ненадолго, Ерошенко попадает в цветущий солнечный край – летом 1911 года оркестр выехал с гастролями на Кавказ.

Однажды в ясный воскресный день юноша отправился в горы. Он шел уверенной походкой "зрячего", почти не опираясь на трость. Солнце светило то в спину, то сбоку, где-то неподалеку шумел ручей. Ерошенко запоминал дорогу и думал, что легко, как на равнине, найдет обратный путь. Но горы есть горы – он заблудился. Три дня скитался без пищи, пока наконец не наткнулся на пастухов. Они накормили его, но поговорить с ними Ерошенко не смог – горцы не понимали по-русски.

Несколько дней провел он в горах, чувствуя себя не только слепым, но и немым. Теперь он понял: для него мир кончается там, где смолкает его родной язык.

И вот Ерошенко снова в Москве, в надоевшем ему ресторане – водка, спертый, прокуренный воздух, пьяные разговоры, хохот…

Кто знает, справился бы он со своей грустью или она постепенно перешла бы в отчаяние. Помог случай.

Однажды вечером Ерошенко подозвала к столику какая-то женщина. Представилась – Анна Николаевна Шарапова.

– У вас есть способности, – сказала Шарапова. – Но музыке надо учиться. Правда, в России слепых в консерваторию не принимают. А вот в Англии есть специальная музыкальная академия для незрячих – это в Норвуде при Королевском институте слепых.

Ерошенко в ответ лишь грустно улыбнулся: кто его туда примет? К тому же там – чужая Англия, а на пути разноязыкая Европа – нет, ему, пожалуй, туда не доехать. Ерошенко поделился с Анной Николаевной своими сомнениями; он поведал ей о приключении на Кавказе и добавил, что путешествия не для таких, как он, слепцов.

– Вы, вероятно, ничего не слышали о международном языке эсперанто? Однако именно для таких, как вы, романтиков, создал этот язык доктор Заменгоф. А выучить эсперанто много проще, чем, допустим, французский или немецкий; говорить на нем можно уже через несколько месяцев. И – что важно для вас – учат этот язык, как правило, с голоса, без учебников и словарей.

Со следующего дня Ерошенко начал увлеченно заниматься эсперанто и благодаря упорному труду уже через месяц заговорил на этом языке. Сказались ли здесь легкость усвоения языка эсперанто или необычайные лингвистические способности слепого юноши? Вероятно, и то и другое. Как бы то ни было, уже в 1911 году Ерошенко посещал Московский эсперанто-клуб в Лубянском проезде, где быстро освоился и почувствовал себя своим. В клубе собирались артисты, писатели, поэты, частыми гостями были иностранцы, здесь ставились скетчи, готовились материалы для журнала "La ondo de Esperanto".

Клуб стал для Ерошенко окном в мир, эсперанто – ступенькой к изучению других языков. Оценивая значение эсперанто в своей судьбе, Ерошенко писал: "Поистине могу сказать, что лампа Алладина не могла бы помочь мне больше, чем зеленая звездочка – символ эсперанто. Я уверен: никакой джинн из арабских сказок не мог бы сделать для меня больше, чем сделал для меня гений реальной жизни Заменгоф, творец эсперанто".

Преувеличение? Несомненно. Неискренность? Нет. Лу Синь писал, что его русский друг честен и не знает, что такое ложь. И чтобы читатель с самого начала поверил Ерошенко, понял его, нужно иметь в виду, что на движение эсперантистов в России начала века прогрессивная общественность возлагала большие надежды.

Автор международного языка эсперанто Л. Заменгоф был не только выдающимся лингвистом, но и утопистом-демократом. Он считал разноязычие главной и чуть ли не единственной причиной национальной вражды и верил, что созданный им язык приблизит время, "когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся". Его последователи, пропагандируя "язык дружбы", не могли не критиковать тяжелую действительность царской России. Поэтому власти запрещали эсперантские книги и статьи. А в 1911 году министр внутренних дел Коковцев нашел предлог, чтобы распустить Российскую эсперанто-лигу. Но Ерошенко не пугали гонения.

Видимо, уже в те времена у него зародилась наивная мечта – добиться, чтобы все люди понимали и любили Друг друга в этом жестоком, расколотом мире, мечта, которая, как заметил Лу Синь, привела затем к "трагедии художника". Но, рассказывая о нелегкой судьбе друга, китайский писатель все-таки желал ему "не расставаться со своей детской, прекрасной мечтой".