Страна грез (ЛП) - Сара Дессен

Но затем я смотрела на трибуны и видела маму, весело машущую мне рукой, улыбающуюся той же гордой улыбкой, какая была на лице моего отца в те вечера, когда Кэсс забила два победных гола, получила корону Королевы бала или выступала перед репортером, яростно сверкая глазами. Я, всю жизнь бывшая на втором месте, никогда не удостаивалась чести быть награжденной таким же взглядом. К тому же, я понимала, что, если я брошу группу поддержки, это разобьет маме сердце, и она снова станет тенью себя самой, как случилось после ухода сестры.

Но мой чирлидинг не был единственным маминым хобби.

— Что это? — прошептала Рина однажды, когда мы зашли к нам домой после школы, собираясь поехать на тренировку. Я оставила в комнате свитер — так уж вышло, что я постоянно забывала взять что-нибудь нужное: помпон, юбку или кроссовки. Чирлидинг вообще был спортом, для которого требовалось слишком уж много аксессуаров, словно я — кукла Барби.

Вопрос Рины был в адрес кукол в платьях Викторианской эпохи, украшенных розочками и сухими цветочными венками, сидящих вокруг столика с выставленным на нем чайным сервизом. Эти куклы, заказанные из каталогов, слегка пугали меня своей неестественно белой кожей и слишком уж большими глазами. Они сидели повсюду: в гостиной на кофейном столике, на подоконнике в кухне, даже в комнате для гостей — там они выстроились на бюро, неотрывно глядя на каждого вошедшего круглыми стеклянными глазами.

Иногда я не могла заснуть ночью, представляя их, стоящих там и уставившихся в пустоту, и тогда по моему телу, от головы до кончиков пальцев, пробегала дрожь.

— Я ведь говорила тебе, — сказала я Рине, — маме нравится коллекционировать их. Это, вроде как, помогает ей приспособиться.

Недавно, отправившись в магазин, мама вернулась с двумя такими куклами и парой декоративных тарелок, предназначенных для висения на стене. С этого все и началось.

— Серьезно? — скептически протянула подруга. Я покачала головой.

— Я не знаю.

Мы вошли в мою комнату и, пока я складывала свитер, Рина взяла в руки плюшевого медвежонка Тедди, тоже оформленного в викторианском стиле. Еще один спец-заказ из каталога.

— О боже, — пробормотала Рина. — Всё это выглядит очень странно.

— Замолчи! — со смехом отозвалась я. — Пошли уже.

Если серьезно, то я не имела ни малейшего представления о том, как заставить маму прекратить это. Боу уже пыталась, пригласив её в гончарный класс в Центр искусств, нахваливая преподавательницу — художницу с дредами и татуировками, и мама, вернувшись, встревожено сообщила нам, что она не бреет ноги и подмышки. Больше на занятиях у этой преподавательницы мама не появлялась. Вместо этого она увлеклась коллекционированием кукол и разных предметов для украшения интерьера, вроде тарелок или декоративных цветов. Отец только вздыхал, проверяя счета, и поворачивал кукол лицом к стене в своем кабинете, когда она не видела.

— В том, как они уставились на меня, есть что-то отвлекающее, — пояснил он, когда однажды я поймала его за этим занятием. Он выглядел немного смущенно, держа в руках одну из кукол, Школьную Учительницу с книгой в одной руке и указкой в другой и туго завитыми локонами.

— Понимаю, — ответила я.

Следующим утром все куклы по-прежнему смотрели на нас, словно никто даже не пытался сдвинуть их с места. Папа, безусловно, очень скучал по Кэсс, но не выражал это так явно.

Из Йеля продолжали приходить буклеты — мы всё еще были в списках рассылки, поэтому новости от Ассоциации Родителей или рекламы предстоящих мероприятий продолжали обнаруживаться в почтовом ящике. Мама молча оставляла их на столе в кухне, отец забирал их, и я думала, что он выбрасывает всё это, пока однажды не зашла в его кабинет и не обнаружила их все на полке в книжном шкафу, рассортированными по датам.

Я не приглядывалась к родителям намеренно, просто их попытки хоть как-то заполнить пустоту, образовавшуюся с уходом Кэсс, были слишком очевидны. Что же до меня… Мне было проще ходить, словно во сне, всё начало первого семестра, пытаясь хоть как-то примирить себя со всем случившимся.

Это была очередная игра октябрьским вечером, как раз накануне Хэллоуина. Наша команда играла со своими главными соперниками — Центральной старшей школой, игра шла на нашем поле, трибуны были переполнены. Группа поддержки несколько недель готовила новую программу специально для этой игры, и сегодня мы вроде как представляли премьеру, поэтому наше выступление было Особенно Важным, во всяком случае, для всех остальных. Мы собрались в раздевалке за полчала, чтобы переодеться в новые пурпурные блестящие топы, которые, безусловно, помогала шить моя мама. Все нервничали, пока мы стояли у края поля, ожидая своей очереди пробежать перед зрителями. Мне было холодно, и я была уверена, что не смогу сделать сальто, и что получится как на вчерашней тренировке, когда я неловко приземлилась на пол с громким «Ох!».

— Всё будет в порядке, — сказала Рина, находя мою руку своей и сжимая её. Подруге, безусловно, чирлидинг был по душе. Рина была настоящей — занималась тем, что нравится, без оглядки на остальных. Вот уже половину семестра она встречалась с защитником, и быстро стала любимицей зрителей, некоторые из которых явно приходили на игры лишь за тем, чтобы поглазеть на нее. Её Элиза Дрейк тоже возненавидела.

Группа начала играть песню под названием «Моя девушка», которую мы выбрали для выступления, и девчонки, стоящие рядом, начали буквально психовать, подпрыгивали и пытались разглядеть группу поддержки соперников — и вот мы побежали, маша друзьям и родителям на трибунах. Комментатор начал выкрикивать наши имена, как обычно.

— Элиза! — и Элиза Дрейк сделала изящное сальто.

— Мередит!

— Анджела!

— Рина!

Зрители бесновались и кричали, громко поддерживая Рину, подпрыгнувшую и махнувшую помпонами, улыбающуюся своей публике.

Музыка казалась мне очень громкой, а ветер очень холодным, я ждала своей возможности хоть как-то согреться, и уже начала жалеть о том, что мы выступаем в этих дурацких топах, а не в свитерах.

— Кэсс!

Я застыла на месте, и Каролина Милтер, бегущая следом за мной, чуть не врезалась в меня.

Не знаю, почему комментатор прокричал имя моей сестры, не знаю, почему зрители скандировали его, на один миг я даже решила, что Кэсс где-то здесь, среди болельщиков или на поле, что мне больше не нужно искать её в своих снах, что она вернулась.

— Кэсс! — услышала я снова и, подняв глаза, увидела взгляд комментатора, направленный на меня. Он обращался ко мне. — Кэсс!

— Ну же, — раздраженно поторопила Каролина, дернув меня за руку. — Давай быстрее!

Я оглянулась по сторонам, чувствуя, что все взгляды направлены на меня. Зрители продолжали скандировать имя, брошенное комментатором, и мне не оставалось ничего, кроме как все же пошевелиться, взобраться на уже выстроившуюся пирамиду и не срывать выступление.

Внезапно мне показалось, что воздух стал еще холоднее, чем прежде. Я коснулась шрама над бровью, имя сестры звенело у меня в ушах. Привычным отрепетированным движением и взлетела наверх и на секунды прикрыла глаза. Мне не хотелось слышать ни музыки, ни криков толпы («Кэсс!»), ничего.

— Кэсс!

Её имя было последним, что я запомнила перед тем, как всё исчезло.

Это казалось чудом — что Элиза Дрейк глянула вверх и увидела, что я вот-вот упаду. Забыв о своей ненависти ко мне, она оттолкнула в сторону Линдси Уайт, которая упала и сломала нос, чтобы подхватить меня. Это лишние пятнадцать фунтов набранного ею веса фактически спасли мне жизнь.

Когда я очнулась, в ушах звенело, первое, что я увидела — кружок болельщиц, столпившихся вокруг меня и судорожно сжимающих помпоны, с надеждой глядя в мое лицо. На секунду мне показалось, что я умерла и попала в ад.

— Кейтлин?

Я повернула голову и увидела человека в докторском халате.

— Ты меня слышишь?

— Да, — произнесла я, медленно садясь. Как я позже узнала, мне очень повезло, что рядом оказалась Элиза, иначе мое падение закончилось бы гораздо хуже. Я избежала многих возможных травм, отделавшись лишь небольшими царапинами, плохо сгибающимся запястьем и содранной кожей на коленке. Мама, прибежавшая на поле сразу после моего падения, неустанно повторяла, что это было просто чудо.

Пока Элиза, Линдси и я разговаривали с врачами, народ подтягивался на стадион, обступая нас большой буквой «О». Наша команда выиграла, но моё падение сделало неважным всё остальное.

— Это чудо, — снова сказала мне мама, пока мы наблюдали, как врач забинтовывает мне колено. Я уже поблагодарила Элизу, которая стала героиней сегодняшнего дня, и извинилась перед Линдси, которой придется носить шину на носу два месяца, из-за чего она пока что может помахать на прощание своей мечте о модельном агентстве. А для меня падение с вершины пирамиды, судя по всему, могло привести к более серьезным последствиям.