Чудеса в решете - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой"

Буквально сразу же она вошла с тазом в руках, с льняным полотенцем через плечо, а в тазу плавали желтые засушенные цветы. Поставила таз на стол.

– Вот, пожалуйте, милорд. Все, как вы хотели. – И с любопытством стала смотреть, что будет делать Антон. А тот опустил спаниеля на пол и подошел к тазу. Отодвинул цветы в сторону и ополоснул руки. Затем, посмотрев на цветы, помял их между ладоней в воде. Появилась желтая пена. Уже смелее их схватив, Антон стал тереть цветами руки. По комнате поплыл приятный медово-цветочный аромат и, смешиваясь с запахом готовившейся в котле пищи, раздражал. Антон помыл руки, ополоснул лицо и вытерся полотенцем. Оглядев стол, подошел к торцу и сел на жесткий стул с высокой прямой спинкой.

Спаниель деловито обнюхивал зал. Залез под стол и направился к кухарке. Та бросила ему на пол кусок вареного мяса, и собака с жадностью его съела, посмотрела влюбленными глазами на Франси и завиляла куцым хвостом.

– Ваш щеночек? – Спросила женщина и подкинула псу еще один кусок.

– Теперь уже мой, – ответил Антон и только сейчас понял, что этот спаниель стал причиной того, что он попал сюда. Если бы профессор не испугался, что собака пропадет, он бы не отправился вместе с Антоном его искать. И Антон не испугался бы горцев, не сбежал с того места, откуда можно было бы вернуться… Но понял, что ненависти или злобы к псу он не испытывает. Наоборот, он был ему как родной, напоминавший о потерянном безвозвратно доме, работе, родителях и друзьях.

– Вино будете? – спросил прислуживающий Флапий.

– А что покрепче есть?

– Есть! – ответила за мужа кухарка. – Настойка на орехах. Будете?

– Неси, – махнул рукой Антон. Флапий меж тем подал Антону тарелку дымящегося супа или похлебки, напоминающего хаш[7], большие куски нарезанного хлеба и дымящееся мясо на тарелке. Тарелки были из серебра, а ложка деревянная. Тут же рядом с мясом лежал кинжал с тонким лезвием.

Перехватив недоуменный взгляд Антона, Флапий понял его по-своему и, горестно вздохнув, покачал головой:

– Простите, милорд. Это все наемники. Они столовые приборы из серебра украли и часть посуды. Я смог спрятать лишь малую часть.

– Не парься, Флапий! – отмахнулся Антон и услышал удивленное:

– Чего не делать, милорд?

– Э-э… Это в том смысле, что не надо беспокоиться. Я ем из любой посуды и любыми приборами, лишь бы они чистые были, – мысленно ругая себя за сленг, который тут не понимают, ответил по-быстрому Антон. Сам же подумал, что помрет здесь не от меча или стрелы, а от бактерий и инфекции. Что такое мыло, тут не знают, моются лишь перед замужеством, как королева Испании, и потом уже на отпевании. После смерти.

Пришла Франси с большим графином, в котором плескалась янтарная жидкость. Она налила настойку Антону в оловянную кружку и поставила ее перед ним.

Перед Антоном стояли тарелка хаша, выпивка… В общем, выпивка и закуска. Настойка пахла просто восхитительно.

– А ты чего? – спросил он Флапия. – Тоже, наверное, голоден. Садись, выпьем и поедим. Помянем батюшку, как у нас принято.

– Вы позволяете мне сесть с вами за один стол, милорд? – в великом удивлении воскликнул слуга. – Это для меня великая честь. – И тут же бухнулся на стул у противоположного конца стола.

– Франси, неси и мне еды! – прикрикнул он. – И кружку!

Антон поднял свою кружку, принюхался и ощутил аромат виски, дуба, карамели, и все это имело приятный ореховый оттенок. Он посмотрел на слугу и произнес:

– Да будет отцу земля пухом! – Выпил залпом всю кружку и занюхал рукавом. – Пей! – подбодрил он замершего с открытым ртом Флапия. У нас так умерших близких поминают.

Артем зачерпнул ложкой суп и тоже, как спаниель, стал жадно есть. Утолив первый голод, он налил вторую кружку настойки. Антон почувствовал, что первая его не взяла. Напряжение, царившее внутри, осталось. А он хотел расслабиться. Хоть на минуту забыться и оторвать от себя прикипевшую горечь.

– Отличная настойка, Франси, – похвалил он. – Кто делал?

– Так Франси и делала, – ответил за кухарку, ее муж. – Такую настойку тут не делают, не умеют. Ее родители были поставщиками двора герцога Раргонского, короля Красии…

– Да-а? – поддерживая разговор, удивился Антон. – У нас тоже такую не делают… И вдруг в его голове забрезжила мысль. Хоть он и не был коммерсантом, но понимал, раз есть выпивка, значит, она что-то стоит. Спиртное тоже валюта. Он повернулся к разрумянившейся от похвалы хозяина женщине и, подняв кружку, произнес: – За твое здоровье, Франси. – Несколькими глотками выпил до дна, закусил разваренным мясом. Посмотрел, обо что вытереть руки, и вытер о все то же полотенце. А Флапий вытирал руки о свой жилет и волосы. Правда, предварительно тщательно облизав пальцы.

– А много у вас такой настойки? – спросил Антон.

– Пять полных бочек. Три года выдержки, – гордо произнесла женщина.

– Пять бочек? – задумчиво повторил Антон. А бочки большие?

– Каждая на двадцать галонов.

– Галонов… – повторил Антон, силясь понять, что это за мера. – А здесь галон какой? – нашелся он.

– Как и везде, – ответил Флапий, продолжая отправлять в рот куски мяса. Он не знал, чего от него хочет хозяин, и не удосужился объяснить известные всем вещи. Как говорил он: «Это и так все знают».

– А сколько может стоить такая бочка настойки? – не отставал Антон.

– Не меньше семи таланов серебра, – решительно заявила Франси.

– А если мы настойку продадим, у нас появятся деньги, ведь так? Тридцать пять галонов – это много или мало?

– Это пять с половиной империалов, – ответил Флапий, растерявший свою невозмутимость. – Но зачем продавать?

– Как-то надо хозяйство налаживать… с чего-то начинать. А на все нужны деньги. – И, чувствуя скрытое сопротивление этой парочки его новой идее, подумав, произнес: – Вот если продать эту настойку и купить на эти деньги то, из чего она делается, можно будет расширить дело и заработать. А от этой продажи полимпериала я отдам Франси.

– Полимпериала! – брови Флапия взметнулись вверх. – Это слишком щедро, милорд…

– Молчи, телега старая! – оборвала его жена. – Милорд дело говорит. Вы со старым милордом все растранжирили. Я знаю, кому можно продать настойку. Я с вами поеду, распорядись завтра поутру запрячь пару телег. Может, и больше выгадаем.

– Франси! А почему ты, обладая таким даром, как умение делать настойку и торговать, сидишь в кухарках? – Антону после второй кружки стало легче. Спаниель уютно улегся у его ног. Печаль разлуки с родиной отступила, и новые заботы стали захватывать его все больше и больше.

– А кому мои таланты тут нужны, милорд? Всем только дай пожрать и все. Вот и стала кухаркой… как Роза померла. Меня, когда замуж выдавали, думали, за человека…

– Франси! – воскликнул Флапий слегка заплетающимся языком. – Не распускай… Ик… Ой. Язык.

– Ну, я наелся. Спасибо, – произнес Антон. – Хочу помыть ноги и лечь спать. И это. Может, от отца неношеная обувь осталась. Эта уж больно вонюча.

– Флапий проводит вас, милорд, в вашу спальню. Я таз с водой принесу и батильоны. Еще вам одежда другая нужна… Я что-нибудь подыщу.

– Но только не такие стремные штаны, как на отце, – зевая, ответил Антон. Он поднялся, следом вскочил спаниель, завилял хвостиком.

– Пошли, Патрон, спать, – позвал он собаку. – Утро вечера мудренее.

Пес, выражая полное согласие со словами нового хозяина и принимая свою новую кличку, побежал рядом.

Антон придумал собаке кличку – первое, что пришло в голову. Как звали пса раньше, он представления не имел, а угадывать не было желания.

В спальне стояла большая деревянная кровать, на которой облаком возвышалась перина. На стене висел такой же светящийся кристалл.

– Ноги сами обмывать будете, или я это сделаю? – совершенно невозмутимо спросил Флапий.

– Сам. Ты лучше скажи, что это за светильник такой и как его потушить? – Антон кивком показал на кристалл.