Тысячелетие России. Тайны Рюрикова Дома - Андрей Подволоцкий

В 1084 г. Владимир Мономах снова отбивает очередной половецкий набег и почти сразу же вместе с черниговцами и половцами (надо думать, со «своими» половцами) идет на Минск, где нападавшие не оставили, по словам самого Владимира Мономаха, «ни челядинки, ни скотинки». Описывая поход 1084 г., Владимир Мономах называет «своих» половцев «читиевичами». Очевидно, родовым вождем этих половцев был некий хан Читий — отсюда и название. И вероятней всего, новоиспеченная русская княгиня Анна была родственницей (сестрой или дочерью) упомянутого Чития.

Где-то в 1070 г. от этого брака родился «новый русский» — Ростислав Всеволодович. Он имел горячий, буйный нрав. Киево-Печерский патерик в житии чудотворца Григория рассказывает следующее:

«В то же время пришел сюда князь Ростислав Всеволодович, намереваясь зайти в Печерский монастырь ради молитвы и благословения, ибо в то время он хотел вместе с братом своим Владимиром Мономахом идти войною против половцев. Слуги Ростислава, видя старца, начали смеяться над ним и досаждать срамными словесами, научаемые врагом-дияволом. Старец, провидя пророчески духом, что близок час их смерти, говорит к ним: “О, чада! Если вам нужна молитва, то зачем вы творите злое и неугодное Богу? Плачьте о своей погибели и кайтесь в своих согрешениях, чтобы получить отраду в страшный день; ибо для вас скоро наступит страшный суд: все вы будете потоплены в воде вместе с князем вашим”. Слыша это и считая слова преподобного не за пророчество, а за насмешку, Ростислав разгневался сильно и сказал: “Мне ли, умеющему хорошо плавать, предсказываешь ты смерть от воды! Сам ты примешь эту смерть”. И тотчас, не имея страха Божия в сердце, он приказал связать старцу руки и ноги, повесить на шею камень и бросить его в воду. Так был потоплен преподобный чудотворец… Ростислав, не сознавая своей вины и дыша яростью, не вошел в монастырь, как хотел сначала, и, не приняв благословения, удалился».

Это дикий случай даже для того — средневекового — времени.

Ипатьевская летопись о результатах последующего боя русских полков под Трипольем повествует: «И бысть брань люта. И побеже и Володимеръ с Ростиславом, и вой его. И прибегоша к реце Стугне и въбродъ Володимеръ с Ростиславомь. И нача оутапати Ростиславъ перъд очима Володимеровым и хотя подхватити брата свого, и мало не втону самъ. И тако оутопе Ростиславъ, сын Всеволожь».

Так закончил свои дни первый русско-половецкий отпрыск. Как видим, старец Григорий не ошибся. Правда, причина неожиданного «утопления» Ростислава Всеволодовича была довольно прозаична. В 1961 г. в подземелье Софиевского собора, в усыпальнице киевских князей, был найден череп Ростислава Всеволодовича — с наконечником стрелы в голове…

Но вернемся к половцам.

Согласно историческим источникам, впервые «поганых» привели «на землю русскую» именно Всеволодовичи (чаще называемые Мономаховичами) — зимой 1077 г. Правда, это первенство довольно условно. Уже летом 1078 г. племянники великого князя киевского Всеволода Ярославича, Олег Святославич и Борис Вячеславич, ранее бежавшие в Тмутаракань, объединились с половцами и разбили дядю[14]. Легкость, с которой Олег Святославич «уговорил» половцев, позволяет предположить, что уже в то время он был женат на дочери половецкого хана Осулука (хотя некоторые историки предполагают, что брак был заключен десятилетием позже). И в дальнейшем Олег Святославич не брезговал помощью родственников, за что неизвестный автор «Слова о полку Игореве» величал его не иначе как «Гориславич».

В 1093 г. на реке Стугне половцы в очередной раз нанесли сокрушительное поражение русским князьям (когда и погиб князь Ростислав Всеволодович), после чего великий князь киевский Святополк Изяславович также счел необходимым породниться с половцами, взяв в жены дочку могущественного половецкого хана Тугоркана (в былинах — Тугарина).

Словом, в новый, XII в. Русь вступила с целой «плеядой» половецких зятьев. И если в дальнейшем русские князья сумели-таки «сватов напоить», то их русско-половецкие отпрыски оказались не столь бескомпромиссны. Весь век на Руси кипели распри («которы»), и русские князья все чаще и чаще звали себе на помощь «вуев».

Как правило, степняков звали на Русь потомки уже известного Олега Святославича. Самым удачливым в этом деле был Всеволод Олегович, захвативший великокняжеский киевский стол в 1139 г. Правда, став великим князем киевским, Всеволод Святославич пытался отвести половецкую угрозу от Руси, использовать кочевников во внешних войнах — с поляками. Но и тут половцы отличились — в 1144 г., по дороге на запад, они разграбили города своих русских союзников — Микулин и Ушицу.

Да и младшие Мономаховичи не гнушались помощью половецких шурьев. В середине XII в. борьбу за киевский стол повел младший из сыновей Мономаха — Юрий (Гюрги) Владимирович, князь ростово-суздальский, за свою «любовь» к Киеву прозванный Долгоруким. Отец женил его в 1108 г. на дочке половецкого хана Аепы Осеневича, и, пользуясь родственными связями, Юрий не раз призывал степняков на помощь. Как писал летописец, «…поидоша съ Гюргемъ… Половци: и Оперлюеве, и Токсобици, и вся Половецьская земля, что же их межи Волгою и Днепромъ». Надо сказать, что киевляне, до того почтительно относящиеся к Юрию Владимировичу, отказывая в помощи другому претенденту — внуку Владимира Мономаха Изяславу, — мотивировали это тем, что они не могут поднять руку на «Владимирове племя»[15]. Но за годы распри, после многочисленных половецких набегов на Киевское княжество, случившихся при прямом содействии Юрия Владимировича, настроение киевлян переменилось. В 1157 г. великий князь киевский Юрий Долгорукий скоропостижно скончался — скорее всего, отравленный киевскими боярами.

Но «которы» половецких зятьев были еще цветочки. К тому времени подросло и оперилось целое поколение половецких внуков. И главную роль в новых «крамолах» и «которах» сыграл сын Юрия Долгорукого (и половчанки, дочери хана Аепы Осеневича) — Андрей Боголюбский[16].

Во время «которы» за Киев Андрей Боголюбский прославился отчаянным, даже каким-то фаталистическим бесстрашием. Ипатьевская летопись говорит, что Андрей «…не величаву бо ему сущю на ратьныи чинъ, но похвалы ищючи от единого Бога». Во время осады Луцка, не поставив даже стяга, он всего с двумя «детскими» (дружинниками) бросился на врагов и сломал свое копье. Конь его, раненный двумя копейными ударами, вынес хозяина из боя, но потом околел. Андрей приказал похоронить коня — и кажется, это единственный случай в истории Киевской Руси, когда боевой конь удостаивался такой чести.

Еще со времен борьбы отца за киевский стол Андрей сделал для себя вывод: «Се намъ уже отче, зде(сь) в Рускои земли[17] — ни рати, ни что ж». И, признав, таким образом, невозможность вокняжения в Киеве, своей главной целью всегда считал месть ненавистным Мстиславичам[18] и киевлянам.

Случай представился в 1169 г.

Киевский князь Мстислав Изяславич обратился к русским князьям с призывом в духе прадеда, Владимира Мономаха: «…Пожальте си о Рускои земли и о своей отчиине и дедине. Оже (половцы) несуть християны на всяко лето о вежи свои, а с нами роту (клятву) взимаюче, но всегда переступаючи. А оуже оу наси Гречьскии путь изъотимають, и Солоныи, и Залозныи. А лепо ни было братье възряче на Божию помочь и на милостивую святой Богородицы и поискати отцов своихь и дедов своихь пути».

Практически все князья, за исключением Андрея Боголюбского, даже Ольговичи, откликнулись на призыв киевского князя. Поход на половцев был удачен, их гнали аж за речку Оскол, взяли большие трофеи и освободили русских колодников (пленных). Но после похода среди князей начались трения из-за раздела трофеев (некоторые князья посчитали, что великий князь киевский посылал своих воинов в бой без союзников, чтобы взять больше добычи и не делиться с другими князьями). Потом, благодаря интриге двух бояр, у одного из смоленских князей, Давида Ростиславича, сложилось впечатление, что Мстислав Изяславич хочет его схватить, и своими опасениями он поделился с братом Рюриком Ростиславичем. К тому же на великого киевского князя обиделся кузен Андрея Боголюбского, Владимир Андреевич Дорогобужский, — тот не дал ему волостей сверх того, что обещал (?!). Но окончательно удельные князья (в том числе из ветви смоленских Мстиславичей) рассорились с великим князем киевским Мстиславом Изяславичем, когда он, по просьбе новгородцев, отправил сына своего Романа княжить в Новгород — они сами метили на это хлебное место. Ну а Ольговичей[19] вообще уговаривать участвовать в усобицах их противников Мстиславичей не надо было.

«Обиженные киевским князем» обратились за помощью к могущественному владимиро-суздальскому князю Андрею Боголюбскому, который, как писал летописец, «не имел любьви къ Мстиславу» — еще с тех времен, когда их отцы воевали за великое киевское княжение. Боголюбского не нужно было два раза просить — и ровно через год после удачного похода на половцев войско под командованием его сына Мстислава окружило Киев.