Путанабус - Дмитрий Старицкий

       Жила в общаге. Сирота. Родители погибли на морской охоте на нерпу, когда ей было пять лет, и потом её до своей смерти в 2000-м году воспитывал дед - промысловый охотник и герой Великой Отечественной войны. Там он был снайпер и заработал "полный бант" ордена "Славы" - все три степени.

       Потом её отдали в интернат, (других близких родственников не было, а дальним оказалась не нужна - лишний рот), который она закончила экстерном на все пятерки, потому, как там ей не нравилось, и она старалась скорее оттуда выбраться. Хоть куда. В академию поступила сама, на бюджет.

       Эскорт - подработка, потому, как кроме стипендии у неё других доходов нет. И то, она попала на такую работу во второй раз, а весь первый курс прожила впроголодь, на стипендию.

       Третьей была Галина Антоненкова из Екатеринбурга, точнее из его пригорода Верхняя Пышма, по метрике русская, а так полная смесь разных кровей. Челдонка, в общем. Видно, что даже фамилия переделана из украинской. 19 лет. Голубоглазая шатенка. Впрочем, это видно только по корням волос, а так крашена в радикальную блондинку. Высокая - метр восемьдесят четыре. Длинноногая. С острыми коленками.

       Учится в Московском институте Стали и сплавов за счет акционерного общества "Уралэлектромедь", где ее отец работает ведущим инженером. Специальность - инженер-технолог ферросплавов.

       Эскорт - подработка. Проституция - да, но элитная. По панели не ходит.

       Далее была Анфиса Иванова, 20 лет, зеленоглазая рыжеватая чувашка. Из деревни под названием Три избы, что под городом со смешным названием Кошки. Колхоз развалился. Все пьют. Школу не закончила, уехала в Москву. Нигде больше не училась. Плетёт разные народные фенечки, которые продает реконструкторам средневековья на их фестивалях. Учит носить онучи и лапти. Шьет и вышивает им аутентичные рубашки и порты. Тем, по большому счёту, всё равно, какой орнамент на рубашке русский или чувашский, да и похожи они, если внимательно не приглядываться. Ну, и тусуется с ними для души. А на жизнь зарабатывает эскортом и проституцией. Снимает с подругой двухкомнатную квартиру у метро "Нахимовский проспект". Путанили парой.

       За ней были две татарочки.

       Сюембюль Айзатуллина, 19 лет, из Казани. Откликается также на Бульку. Маленькая, черненькая, с глазами-маслинами темно-орехового цвета, миниатюрная, с маленькой грудью. Очень красивая. Очень улыбчивая. О родителях и прочем говорить не захотела категорически.

       И Альфия Вахитова, 18 лет, мищера, пепельная сероглазая блондинка, из крепкой татарской деревни под Касимовым. Высокая - метр семьдесят семь ростом, с длиннющими ногами и осиной талией.

       Обе, после школы, нигде не учились.

       Эскорт - профессия. Проституция - подработка.

       Снимают они одну квартиру на двоих на Соколе.

       Седьмой была чеченка - Сажи Радуева, 17 лет. Темная шатенка с длинными вьющимися локонами. Глаза темно-темно-зеленые, почти карие. Её я запомнил ещё с конкурса, как раз из-за национальности. В эскорте не часто встретишь чеченку, да еще такую юную. Все чеченские проститутки, которые попадались на моем пути, были уже лет за двадцать пять, и, как правило, вдовы.

       Сажи - беженка из Грозного, ещё в первую войну. Потом, уже в России, родители по глупому погибли в автокатастрофе под Воронежем. Так и живет с пятнадцати лет одна, благо от родителей осталась в Москве хорошая трёхкомнатная квартира.

       Школу бросила, образование семь классов.

       - И как? РОНО тебя с милицией не ищет, почему в школу не ходишь?

       - А мы оттуда документы на перевод в другую школу, в Грозный, взяли, и с концами.

       - Значит, родственники на Кавказе есть?

       - Родственники есть, но лучше бы было, если бы их вообще никогда не было. Они все мной торговать хотят. А я второй или третьей женой к козлобородому амиру, который вроде, как племенной вождь половины аула из сорока домов, не пойду ни за какие коврижки. Что я в этих горах не забыла? Стирать его грязные подштанники без горячей воды. Или доить его тощих коров? В шахидки тоже не собираюсь. Я специально крестилась, чтобы они все от меня отстали.

       - И отстали?

       - Отстали, но прокляли. Наверное, из-за этого проклятья вы все тут и оказались со мной.

       - Проституцией занимаешься?

       - А на что еще мне жить? Фамильное золото я ещё два года назад продала, как дура, в ломбард. Задешево. Профессии нет. А на тех работах, что предлагают, денег даже на коммунальные услуги не хватит.

       За ней шла Наташа Синевич из Белоруссии, из города Гродно. 21 год. Студентка Московского педуниверситета, бывшего Ленинского. Учится на специальности дефектолог-логопед на платном отделении. Остался последний курс. Живет в общежитии. Родители помогают, как могут, но той помощи для Москвы - слезы.

       Высокая - почти метр восемьдесят. Красивая. Эскорт - подработка. От занятий проституцией открещивается, но, думаю, что, скорее всего, в этом она мне врет. Стыдится.

       Девятой была самая старшая девушка моего "пионерского отряда", 23-летняя Ингеборге Прускайте, литовка, жемайт из Клайпеды. Темная шатенка, голубоглазая, кровь с молоком, большая упругая грудь, узкая талия и широкие бедра. Черты лица немного крупноватые, впрочем, её внешность это не портило, а добавляло перчику. Рост: метр семьдесят.

       - Девяносто-шестьдесят-девяносто? - спросил я.

       - Нет. Девяносто два-пятьдесят восемь-девяносто, - гордо заявила в ответ.

       Просто Сольвейг легендарная. На улице на неё, наверное, все оборачиваются.

       - Откуда так хорошо знаешь русский язык?

       - Так у нас Клайпеда - русский, считай, город. А до войны был немецкий Мемель. Жила бы в Каунасе совсем бы вашу мову не знала. Школы у нас, что в Клайпеде, что в Каунасе одинаковые, литовские. Просто у меня полкласса было русских.

       - Странно, твои соотечественники все обычно в Ирландию рвутся уехать на заработки, а ты в Россию. Нестандартно, не находишь?

       - А что я в этой сраной Ирландии забыла? Жопой кверху весь день на грядке стоять за десять евро в час? Где единственное развлечение это танцы в деревенском пабе с местными алканафтами? Съездила разок. Как заработала на обратный билет, так сразу и вернулась. И на всю жизнь зареклась возвращаться в эту страну лицемерных жадюг. Не с моей красотой грядки полоть, а другой работы там для нас нет. К тому же они все упертые католики, особенно бабы.

       - А литовцы разве не католики?

       - Католики. Но не настолько же. У ирландцев от папы Римского просто крышу сносит. Это надо видеть. Эротическое наслаждение для них. Круче пип-шоу.

       - Ну, а Москве чем лучше?

       - Да всем. В Москве я сначала попыталась поступить в театральный. Чем я хуже тезки? Документы подала сразу в несколько приемных комиссий. Но никуда не взяли из-за акцента. Нет, ничего такого, там и русских с говором не берут. Профнепригодность.

       - А как же Дапкунайте со своим акцентом?

       - Так она же начинала, как литовская актриса в каунасском театре. В литовском языке у неё никакого акцента нет.

       - А дальше как жила?

       - Сначала проедала то, что заработала в Ирландии. Потом меня знакомый преподаватель из ГИТИСа на первую мою вечеринку олигархов запихнул. Пять сотен долларов, как с куста, за выходные на шикарной даче. Это тебе не на ирландской грядке, где вечно пьяные трактористы с немытыми руками.

       - Так уж и вечно пьяные?

       - Ну, пьют они совсем не так, как литовцы, под заборами не валяются. Но с утра они уже под градусом. И весь день, по чуть-чуть, догоняются. К вечерним танцам в пабе уже лыка не вяжут. И так ежедневно. Без выходных.

       - А теперь?

       - А теперь я раздвигаю ноги за двести евро в час. И ко мне очередь стоит из приличных, обеспеченных, хорошо одетых, и воспитанных людей, которые терпеливо ждут, когда я на эскорте заработаю на масло под их черную икру, и освобожу окошко в своем графике. Так вот. Зимой возят меня на горные лыжи в Куршавель или в Аспен Маунтин. Ну, это там, где катается Антонио Бандерос. Летом на Канары или в Ниццу. Или на яхте по произвольному маршруту. Под парусом. Так что квартиру себе я уже заработала. В хорошем новом доме на проспекте Вернадского.

       Потом собеседовал с двумя украинками.

       Яриной Урыльник, с хутора из-под Ивано-Франковска, 18 лет. Типичная чернявая "западенка", кареглазая, очень красивая, хоть и небольшого росточка. Ей бы ноги подлинее - цены б не было. Этакая таракуцка: ткни спичкой - сок брызнет.

       Закончила школу, и с подругами, наплевав на всю украинскую незалежность, сразу попёрлась завоевывать Москву, с барахлом, узлами, кастрюлями и чугунными сковородками, как на вечное поселение. А их там - таких красивых, никто и не ждал, аж обидно. Сначала работала на рынке возле Киевского вокзала продавщицей. Но быстро поняла, что подставлять задаром свою белую задницу под черных хозяев палаток, да еще за просто так - не есть хорошо, когда налицо реальный денежный спрос на её красоту.