Сезам, закройся! - Ольга Хмельницкая

Минина продолжала тупо улыбаться.

– Вы будете каждый день ездить домой или останетесь у нас в общежитии? – сладко пропела инспекторша. – У нас хорошие условия. Проживание бесплатное. Столовая располагается на втором этаже, неподалеку от приемной нашего директора. Буфет у нас тоже есть.

Лиза заметила, что глаз на усике, прячущийся в высокой прическе, напрягся и засверкал.

– О, конечно, в общежитии, – кивнула Лиза, продолжая старательно разыгрывать недалекую и наивную особу, – у меня есть машина, но на поездки в город и обратно каждый день нужно очень много бензина. К тому же тут прекрасная природа, чистый воздух и тихо.

Фурия склонилась над бумагами, пряча победную улыбку. Гладкая, как зеркало, поверхность стола отразила все нюансы ее мимики.

– Очень хорошо, – веско сказала она, забирая у Елизаветы написанное заявление о при-еме на работу, – пойдемте, я познакомлю вас с Валентином Эмильевичем Утюговым, нашим директором.

Теперь победно улыбнулась Лиза, в свою очередь.

– Ева, я боюсь, – сказала Лариса прижимая к груди длинные и тонкие, как палочки, руки.

После встречи с Мариной Яковлевной они немедленно вернулись в лабораторию.

– Она нажалуется Утюгову, и нам несдобровать, – добавила Ильина, бросив на Еву несчастный взгляд. – Профессор вполне может напоить нас какой-то гадостью, от которой мы всю оставшуюся жизнь будем вонять, например, помойкой. И уж точно он никогда не даст нам противоядия и не сделает нормальными.

Ева сцепила зубы, взяла пробирку с рестриктазой, которую она, уходя, оставила на столе, и вновь принялась перемешивать раствор. Мускулистые крысы-мутанты косились на девушек своими красными злыми глазами.

– Я готова навсегда остаться волосатой и вонючей, но только прищучить этого гада, – сказала Ева.

– Хорошо бы, – вздохнула Лариса. – Хуже, если мы такими станем, а он как ни в чем не бывало продолжит процветать.

– Ты все еще надеешься вернуть себе прежний облик? Эта надежда тебя греет и поддерживает? – спросила Ершова.

– Конечно, – призналась Ильина, – я ведь была очень хорошенькой.

Ева вздохнула, продолжая бездумно смешивать раствор.

– Интересно, кто эта девушка? – сказала Ершова. – Очень непростая девица.

– Ты думаешь, она действительно знает о том, что здесь творится? – спросила Лариса, приглаживая светлые волосы своими похожими на прутики пальцами. Ее глаза с белесыми ресницами смотрели испуганно, но твердо. Веснушки, густо рассыпанные по всему лицу, были похожи на маленькие коричневые кляксы.

В такие моменты Ильина становилась вылитым Буратино.

– Думаю, да, – ответила Ева, – я засекла момент, когда новенькая заметила в прическе нашей инспекторши по кадрам глаз на усике. Но она и бровью не повела!

– Предупрежден – значит, вооружен, – философски сказала Ильина, – во всяком случае, мы сделали для нее все, что могли.

Девушки синхронно вздохнули. Они находились в постоянном напряжении и прислушивались к шагам в коридоре. И Ева, и Лариса знали, что расплата за нарушение приказа не покидать закрытую зону института их неизбежно настигнет. Вопрос заключался только в том, насколько высокой будет цена.

– Может, нам сбежать? – сказала Лариса. – Пусть я останусь такой, какая есть, но зато хуже не станет!

– Мы не сможем, – сказала Ева, – и не надейся. В лесу вокруг НИИ живут собаки-оборотни. Я много раз слышала, как они воют. Наверняка они вечно голодны. Я не верю, что мы сможем прорваться ночью пешком через лес. На улице к тому же начинается дождь.

– Пешком – нет, не сможем. Но мы можем взять машину новенькой! – сказала Лариса.

Девушки подошли к окну и посмотрели на красный «Сеат Марбелья», одиноко стоявший на сером, залитом солнцем дворе.

Лиза шла по длинному коридору, похожему на больничный. Рядом топала фурия-кадровичка. С одной стороны в коридор выходили многочисленные двери, с другой был ряд окон. Света становилось все меньше и меньше. Начинался дождь. Ветер стих, и тучи висели над лесом, готовые излить влагу. Одно окно было открыто, оттуда веял холодный ветер, несущий острый аромат диких растений.

– Такой странный запах, – невинным голоском заметила Минина.

– Это вы, милочка, слишком долго прожили в городе, – ответила инспекторша, ни капельки не смутившись, – и просто забыли, как пахнет обычная трава. Скоро привыкните.

Она подошла к окну с явным намерением закрыть его. В ту же секунду из-за деревьев, почти вплотную подступавших к зданию, послышался вой. Это был голос какого-то крупного животного – длинный, тоскливый и одновременно яростный звук.

Инспекторша побледнела и быстро захлопнула окно. Лиза на всякий случай пониже натянула рукав, скрывая следы зубов на запястье.

– Что это? – спросила она, не забывая сохранять на лице наивное выражение.

– Дикая собака, – сквозь зубы процедила кадровичка, – или пес.

– Пес?! – испуганно воскликнула Лиза, изображая сильный страх.

Инспекторша разозлилась.

– Пойдемте, – сухо сказала она, – нас ждет профессор. Здесь, в стенах НИИ, нам ничего не грозит.

Внутренне улыбаясь, Минина пошла вслед за фурией. Она привычно провела рукой по правому заднему карману джинсов, проверяя наличие мобильника.

Телефона на месте не было.

Не останавливаясь, Лиза проверила один за другим все карманы. Ничего. Не сбиваясь с шага, девушка открыла сумку и изучила ее содержимое. Сотового не было нигде.

– Плохо, очень плохо, – пробормотала Минина.

С потерей телефона Лиза утратила возможность связи с внешним миром. Кроме того, в телефоне девушки была записная книжка со всеми контактными номерами. Как бы ни был он бесполезен здесь, в лесу, за несколько десятков километров от города, наличие мобильника внушало некую уверенность, как ниточка, которая не в состоянии удержать от падения, но за которую можно подергать.

«Его у меня вытащила инспекторша? – подумала Минина. – Или вахтерша?»

Фурия продолжала идти вперед. Глаз на усике смотрел из прически на Лизу неотрывно, не моргая.

– Я не могу понять, где мой мобильный телефон, – громко сказала Минина вслух.

Фурия остановилась.

– Наверное, оставила в машине, – так же громко продолжила Лиза.

Скрывать потерю сотового не было никакого смысла.

– Это часто бывает, – сказала инспекторша. – Я сама постоянно забываю, куда положила свой мобильник. Давайте я отведу вас к Валентину Эмильевичу, пока он свободен, вы с ним побеседуете, а потом заберете телефон. А если вам, Елизавета, нужно срочно позвонить, я могу дать вам свой.

Глаз на усике, выглядывающий из густых черных кудрей, при этом насмешливо прищурился.

– Спасибо, мне не срочно. Я просто хотела позвонить маме и сообщить, что меня взяли на работу, – кротко сказала Минина и аккуратно потрогала шип на кольце.

Она стремилась встретиться с директором НИИ так же сильно, как и он – с ней.

Прикрытая дверь в лабораторию распахнулась с глухим стуком. В комнату медленно вошел Утюгов. Рядом с ним возвышались двое парней – накачанные тела, большие руки и глубоко посаженные глаза не оставляли никаких сомнений насчет того, для чего они – такие – понадобились тщедушному и пожилому Валентину Эмильевичу. У Ильиной сбилось дыхание, она резко побледнела. Ева продолжала помешивать желтую жидкость. Ее темные глаза стали от гнева почти черными. Она не боялась. Напротив – она ненавидела тех, кто без стыда и совести калечил чужие тела, жизни и судьбы.

– Лариса Николаевна, – сухо сказал директор, – вы нарушили инструкцию, запрещающую уродам покидать закрытую зону.

Услышав слово «урод», Ильина дернулась, как от удара.

– Трое суток карцера, – припечатал Утюгов.

Он был скор на расправу. Парни, похожие на орангутангов и в анфас, и в профиль, шагнули вперед. Лариса отчаянно завизжала, закрывая лицо своими тонкими длинными пальцами.

По ее несчастному лицу, покрытому веснушками, потекли слезы. Ощущая, как все внутри сжимается от гнева, Ева шагнула вперед и стала перед Ильиной, закрыв ту от профессора. Даже вытянувшись вверх, она едва доставала подруге до груди.

– У нас что, фашизм? – негромко спросила Ершова, дрожа от ярости. – Рабовладельческий строй? Инквизиция? Почитайте Конституцию и Уголовный кодекс нашей страны. Вы – преступник, и я этого так не оставлю!

Глаза Утюгова сжались в две узкие щелочки.

– Волосатое тело тоже суду продемонстрируете? – спокойно спросил он.

– Да, – спокойно ответила Ершова.

– Правда?

Валентин Эмильевич расхохотался, показав желтые редкие зубы.

– И ее тоже в карцер, – махнул он рукой. – А через пару часов я посмотрю, как эта наглая девица будет валяться у меня в ногах и умолять выпустить ее на поверхность.

Орангутанги сделали еще один шаг вперед.

– Я – Ева Хасановна Ершова, лейтенант ФСБ России, – сухо сказала Ева, демонстрируя удостоверение рукой, свободной от пробирки. – И ни меня, ни Ильину вы не тронете.