Поймать ветер - С. Алесько

Это мне ум твердил. А горячая кровь и мой ненасытный друг требовали совсем другого. И я, вместо того чтобы осторожно, вежливо, вернуть даме ее нежную ручку, принялся целовать каждый пальчик, а потом и посасывать.

— На них тоже меда не осталось, — прошептала Малинка.

— Все равно сладкие, — в голову не пришло ничего остроумного. Не удивительно, ее потихоньку затуманивает желание. Три болота… Женщины белой кости у меня никогда не было, а всегда хотелось, хотя отлично понимаю, что ничем они, по большому счету, не отличаются от наших. Разве что руки помягче да спина попрямее… Я, конечно, уже попробовал Малинку, но не знал ведь тогда, кто она такая. И все равно девчонка казалась особенной… А сейчас она чистенькая и пахнет так, что в голове мутится…

Благородная дама тем временем вывернулась из простыни и весьма ретиво принялась стаскивать покровы с лежащего рядом мужика серой кости. Я, понятное дело, не противился.

Малинка, видно, наслаждаясь отсутствием меда, погладила меня по плечам, груди и скользнула ниже пояса, протащив по животу полотнище влажных волос. Стон вырвался сам собой, когда ее язычок прошелся вдоль окаменевшего ствола, от самого корня по всей длине. Мягкая ручка осторожно оттянула крайнюю плоть, нежные упругие губки обхватили головку, как тот рогалик. Я вцепился пальцами в простыню, изо всех сил сдерживаясь, чтобы тут же не спустить в ублажающий меня рот. Это ж надо, женщина белой кости и такое вытворяет… Вдруг она больше не захочет удостоить меня подобной ласки? Пусть хоть сейчас подольше продлится… В этот момент Малинка лишила меня блаженства.

— Какой он у тебя красивый… — послышался ставший чуть хриплым голос.

Приплыли… Я сам, между прочим, тоже не урод.

Впрочем, не относящиеся к делу мысли тут же куда-то подевались, стоило девчонке вернуться к прерванному занятию. Невероятно умелые губки и язычок скользили по члену вверх-вниз. Малинка очень быстро смирила гордеца, заставив извергнуть семя, которое проглотила, не поморщившись. Села и облизнулась, улыбаясь.

Я совсем потерял голову. Девчонка белой кости, ведущая себя почти как шлюха! Хотелось подмять ее под себя и отодрать, как распоследнюю потаскуху. Поддавшись этому желанию, схватил Малинку за плечи, повалил (она не сопротивлялась), устроился сверху, раздвинув ей ноги коленом (неутомимый приятель уже снова был почти готов), закинул ее руки за голову и прижал кисти к постели. А потом, вместо того, чтобы вздрючить как следует, принялся целовать лицо, шею, зарываясь носом в тяжелые черные волосы, будто ныряя за полог ночной мглы… Ощущая аромат ее белоснежной кожи, слушая, как она постанывает в ответ на мои ласки…

— Пожалуйста, пожалуйста… Сделай это… Дай мне его… Не мучай, не мучай… — подалась ко мне бедрами, стараясь если не поймать член, то хотя бы потереться о него.

Я не стал тянуть и погрузился в ее лоно, словно наполненное густым горячим медом, и она тут же стиснула мою плоть внутри себя, потом облегченно выдохнула. Будто тонула, а я протянул ей руку и спас от гибели.

Мы любили друг друга долго. Малинка словно околдовала меня, куда только подевалась уверенная деваха, оседлавшая мужика и почти все сама сделавшая. В постели лежала нежная трепетная девочка, и я невольно смирял свой пыл, двигался медленней, прикасался бережнее, ласковей. Когда я последний раз вел себя так с не-девственницей?.. Сейчас и не мог бы по-иному, разве что Малинка сама попросила б. Но она после той мольбы ничего не говорила, только тихонько постанывала, да еще с готовностью подставляла губы для поцелуев и целовала меня без разбора: шею, подбородок, плечи, все, до чего могла дотянуться.

Под конец я все-таки ускорил движение, девчонка задышала чаще, содрогнулась подо мной, глухо застонав сквозь сжатые зубы. Еще несколько мгновений, и мое семя выплеснулось, смешалось с ее медом. А потом мы оба заснули.

***

Проснулся я от тревожного ощущения чужого взгляда. Еще не открывая глаз наощупь натянул покрывало на Малинку, уютно устроившуюся у меня под боком. После взглянул в ноги нашего ложа. Там стояла девушка, обнаженная, с веревкой, свитой из разорванной простыни, на шее.

Я узнал Ягодку и возблагодарил про себя Хозяйку Небес за то, что призрак не был обезображен смертью. Видал я повешенных с опухшими черными лицами и вываленными языками, но самоубийца выглядела, как при жизни, и смотрела точно также: кротко и нежно.

— Помоги ей, — казалось, слова давались Ягодке с трудом, наверное, из-за поврежденного веревкой горла. — Не бросай, помоги, — указала на спокойно посапывающую рядом девчонку. — Она не приживется здесь, как и я.

— Ягодка, — прошептал я. — Прости… Если б я знал…

— Не надо, Перчик, — призрак грустно улыбнулся. — Я уже мертва, она — еще нет. Помоги…

Из глаз у покойницы покатились слезы, а я почувствовал себя так, будто давно и без колебаний перешел последний поставленный самому себе предел…

— Перчик!.. — Малинка трясла меня за плечо. — Что ты там бормочешь? Кошмар приснился?

— Что? — вот тут я, как выяснилось, проснулся по-настоящему и недоуменно уставился на склонившуюся надо мной девчонку. Мордашка ее выглядела весьма обеспокоенной.

— Ты мечешься, стонешь, просишь у какой-то Ягодки прощения. Я испугалась.

— Да, сон странный привиделся, — я взлохматил себе волосы, пытаясь скрыть растерянность. Явилась ли мне настоящая Ягодка или это была моя совесть, принявшая вид повесившейся здесь, в этой самой комнате, пару лет назад девчонки? Девчонки, которую я соблазнил для Флоксы.

Мать Ягодки умерла давно. Отец женился на другой, а когда и он отправился в лучший мир, наделав долгов, мачеха не нашла ничего лучше, как расплатиться с кредиторами, продав падчерицу в "Теплую норку". Это не худшая участь для нищей сироты, оказаться на улице гораздо страшнее. Возможно, все сложилось бы не самым худшим образом (мне известно, что многие девчонки втягиваются и начинают получать удовольствие от своей работы, особенно в таком солидном заведении, как у Флоксы), но Ягодку угораздило влюбиться по-настоящему. Меня она не винила и даже кивала, когда я убеждал ее выкинуть бродягу-жулика из головы и попытаться найти себе доброго и щедрого покровителя среди будущих посетителей. А ночью, накануне своего первого рабочего дня, девочка разорвала простыню на полосы, сплела веревку и повесилась на решетке оконца.