На перепутье порока: повести и рассказы - Сергей Ильичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был «грош», да в миг стал «алтын».
Машина с сопровождающими уехала, и тут Алеша услышал знакомый голос:
– Лешенька, сынок, ты ли это?
Алексей обернулся и увидел свою соседку Антонину Прокопьевну. Сколько же за свою жизнь она поклонов в местном храме-то положила за своего непутевого соседа, которого и искренне любила, и оберегала, пока он сам не опростоволосился, подписав эту самую проклятую бумажку, что лишила ее покоя, а его и жилья.
– Здравствуйте, дорогая Антонина Прокопьевна! Как ваше драгоценное здоровье?
– Меня-то Бог бережет. Ты вот где? Слава Богу, что увидела! Тебя ведь люди из Москвы разыскивают, с самого центрального телевидения. Чтобы, значит, на передачу пригласить…
– Что за люди? Где они?
– А у меня все тут записано… Это же надо такому случаю быть, чтобы я тебя встретила.
Она достала записочку.
– Эта самая и есть! Гостиницу ты что для партийных, надеюсь, помнишь.
И стала читать:
– Номер 13, а величать ту барышню Анна Николаевна, и фамилия прямо царская – Шахновская. Беги, Емеля, щука сама к тебе сегодня в невод заплыла. Может быть, еще и в этой жизни на что сгодишься… Родной ты мой мальчик!
– Спасибо вам, матушка! И помолитесь за меня, грешного, – сказал и пошел, а старушка перекрестила его вслед.
Микроавтобус марки «Мерседес» подъезжал к гостинице «Украина». Тиран еще раз бросил взгляд на двух припудренных и вроде бы даже слегка подкрашенных милиционеров, что сидели на последнем сиденье, и недовольно пробурчал:
– Какие это милиционеры, ты на их лица посмотри…
Тоцкая закрыла пудреницу.
– Лица как лица. Где вы сегодня видели интеллектуалов в форме? И вообще, что вы ко мне с этими ребятами прицепились? Их ваш Виталик выбирал…
– Кто? – переспросил Тиран. И замер. О чем-то своем подумал, что-то взвесил, представил, понял и уже тогда начал смеяться, да так и покатывался со смеху, пока не подъехали к гостинице.
Машина остановилась. Тиран вышел первым и открыл дверь в салон.
– Слушайте и запоминайте. Вся съемочная группа остается в машине и пишет наш разговор на пленку. Со мной будет только Тоцкая. Извини, но какое-то время будешь стоять за дверью и, как только я тебе позвоню, внесешь в номер корзину с вином и фруктами. И если далее все пойдет хорошо, то там с нами и побудешь. А милиционеры – не раскрывая рта. Повторяю, не раскрывая рта, просто будут стоять за дверью. Только стоять, и все! Понятно? Ну а при благополучном раскладе, и тоже только по моему звонку, уже как метеоры несетесь с камерой в номер…
И в сопровождении двух младших чинов милиции, что несли корзину с фруктами, Тиран и Ирочка вошли в здание гостиницы.
Когда в номере нашего знакомого раздался стук, великовозрастные дети с тревогой посмотрели на отца. Тот встал и прошел к двери. Секунду, не более, выждал и открыл.
Перед ним был знакомый парень с телевидения, за спиной которого маячили сразу два милиционера.
– Обижаешь старика, Тиран! И это после того, как мы вместе…
Тут уже закашлял Тиран.
– Давай без лишней фамильярности. В чем я прокололся?
– Неужели же ты думал, что я, столько лет проработав в органах, не смогу отличить ряженых милиционеров от настоящих?
– Виноват, времени было в обрез. Боялся, что не застану, и пришлось бы мне тогда лететь за тобой в Сочи…Но если тебе нужны настоящие, то я могу хоть сейчас позвонить…
– Пусть остаются эти… Они мне даже нравятся.
– Кстати, ты знаешь, кто их для тебя выбирал?
– Неужели твой ассистент Виталик?
И тут они оба просто дико заржали, похлопывая по плечам и падая в объятия друг друга.
И лишь бедные актеры из телевизионной массовки, что были переодеты в милицейские формы, никак не могли понять, что же вокруг них весь день происходит.
– Заходи, гостем будешь! – распахивая дверь и приглашая в номер Тирана, сказал старик.
– Ребята! – начал, обращаясь к милиционерам, Тиран. – Номер взять под усиленную охрану и никого без моего разрешения ни впускать и не выпускать…
И сам прошел в номер, прикрыв за собой дверь.
– Что у тебя на меня есть, Тиран?
– Можешь почитать. Это распечатка твоего разговора с тестем Буйнова.
– И где же я теперь прокололся?
– Это чистая случайность, инициатива моей ассистентки. У нее шашни с мальчиком из ФСБ, вот он для нее и постарался…
– Это плохо…
– Смотря как к этому относиться… Об этом пока знает только он. Мы ему скажем, что это розыгрыш, типа такой передачи на телевидении. Так что можешь звонить спокойно. Кстати, до назначенного времени у тебя осталось десять минут…
И тут Тиран демонстративно отключает записывающее устройство, что было у него в кармане.
– Вот теперь можешь звонить…
– За предупреждение и помощь получишь десять процентов с буйновских денег.
– Не возражаю…
– А теперь говори, что тебе от меня лично нужно.
– Пустяк, сняться в нашей программе…
– Засветить старика хочешь? Шучу, конечно!
– Я думаю, что и мы тебе неплохо заплатим за появление у нас в студии…
– А с этой суммы в знак моей признательности и как компенсация за старый трюк с твоим ассистентом ты получишь еще двадцать процентов.
– По рукам! – сказал Тиран – Хотя я тебя об этом не просил и за язык не тянул.
– Мальчик, я хорошо знал твоего папу, который и не такие фокусы выделывал в свою бытность, когда жил во время съемок в нашей гостинице.
– Вы мне об этом никогда не рассказывали…
– Момента подходящего не было.
– Предупреждаю, что ваш новый разговор, вероятно, тоже записывается. Может быть, даже тесть и сам уже связался с милицией. Надеюсь, вы знаете, что делать… Я же сейчас спущусь вниз и все приготовлю для съемки…
– Ты же сказал, что мне нужно в студию прийти…
– Представьте себе, что сюда через двадцать минут вломится ОМОН… А у нас тут полное для вас алиби… Съемка передачи «А ну-ка, отыми»…
Старик понимающе улыбнулся…
– Весь в отца!
И Тиран вышел из номера, чтобы дать возможность старику поговорить по телефону, а самому привести сюда свою съемочную группу.
В холле скучали Ирочка Тоцкая с корзиной вина и фруктов и оба милиционера. Она была уже на взводе. Так бесцеремонно обращаться с ней не мог позволить себе никто на студии, разве что кроме Тирана. Но что возьмешь с Тирана…
– Нести фрукту в номер? – спросила она.
– Шутишь, девочка? Я их и сам есть люблю. Если хочешь, то мы могли бы сегодня поехать ко мне.
– Я подумаю!
– Только быстрее думай, а то фрукты нежные, могут испортиться…
– Он дал согласие сниматься в передаче?
– Да!
– Значит, мы свободны и едем домой? – и Ирина радостно всплеснула руками, благо что они были свободны, так как Тиран уже взял из ее рук корзину с фруктами.
– Нет, я хочу, на всякий пожарный случай, записать здесь самые важные его показания…
И уже к милиционерам.
– Ребята, пойдете со мной. Поможете нам носить аппаратуру, а потом обеспечивать конфиденциальность записи…
И все пошли к выходу, но прежде режиссер нагрузил одного из милиционеров все той же корзиной с фруктами.
А в это время в 13-й номер бывшей горкомовской гостиницы кто-то робко постучал в дверь.
Дверь открыла Шахновская.
И увидела то, во что час тому назад умелые руки превратили Алешеньку Грошева.
И Алеша, который уже и не помнил, когда он в последний раз нежно касался руками женщин, увидев московскую журналистку, вдруг вспыхнул, словно факел, мгновенно сгорая, вместе с прежней жизнью и, словно птица Феникс, на наших же глазах преображался в доброго молодца из сказки уже для новой жизни.
– Вы ко мне?
– Если вы – это Анна…
И запнулся.
– Отчество можете не произносить. А вы – тот самый знаменитый художник Грошев?
– Это какая-то ошибка…
– Мы редко ошибаемся и уже сняли интервью о вас с деканом вашего факультета в Санкт-Петербурге. Кстати, что мы стоим в дверях? Проходите ко мне в номер…
И Алеша, еще не веря в сказанное, прошел в ее номер.
– Выпьете что-нибудь?
– Еще не знаю, в чем заключается ваш интерес к моей скромной персоне.
– Это длинный разговор. Не знаю, приятный он будет для вас или нет, но мне поручено редакционное расследование одного события, которое произошло в вашем городе двадцать пять лет назад…
– Очень интересно, последние несколько часов я и сам только об этом и думаю… – начал чистосердечно откровенничать с этой лисой Алексей.
– Какое интересное стечение обстоятельств, хотя что я вам говорю. Для вас, творческих натур, это уже давно стало нормой жизни…
Но Алеша вдруг понял, что он уже не слышит журчание елейного ручейка, так как перегородил эту сказочную молочную реку с кисельными берегами своими нежными устами, и с головой, словно в омут, окунулся в кипящее молоко от воспылавшей в нем нешуточной страсти к этому романтичному рыжему московскому бесенку…
