Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник] - Артур Дойл

— А падающие звезды Он не смог удержать, — возразил Толстик.

— А по-моему, Он хочет, чтобы они падали, — сказал Парнишка.

Ричард Дойл. Приставание к бабочке

— Вот если бы они все попадали, здорово было б посмотреть! — крикнул Толстик.

— Ага, — отвечал Парнишка, — они бы за одну ночь все попадали, вот тогда бы даа!

— Ну, луна-то осталась бы, — резонно возразил Толстик. — Пап, а правда, что Бог слышит все, что мы говорим?

— Право же, не знаю, — осторожно ответил тот. И вправду, никогда не известно, куда могут завести каверзные вопросы этих маленьких пройдох. Леди Солнышко была более прямолинейна или более консервативна.

— Да, милый, Он слышит все, что ты говоришь.

— А сейчас Он слушает?

— Конечно, милый.

— Ну, с Его стороны это очень невежливо!

Папа улыбнулся, а леди Солнышко открыла рот от изумления.

— Это не грубость, — заявил Парнишка. — Это Его долг, и Он обязан знать, что ты делаешь и говоришь. Пап, а ты когда-нибудь эльфа видел?

— Нет, сынок.

— А я однажды видел.

Парнишка — само воплощение правдивости и рассказывает все в мельчайших деталях, поэтому его слова вызвали живейший интерес.

— Расскажи нам, дорогой.

Он описал все случившееся настолько сухо, словно это был не эльф, а персидская кошка. Скорее всего, его искренняя вера повлияла на его восприятие мира.

— Это было в детской. У окна стояла табуретка. Эльф спрыгнул на табуретку, потом на пол и прошел по комнате.

— А в чем он был одет?

— Во все серое, в такую длинную мантию. Ростом он с Крошкину куклу. Рук я не видел, они были под мантией.

— А он на тебя посмотрел?

— Нет, он глядел в сторону, лица я не увидел. Колпак у него был, маленький такой. Больше я эльфов не видел. Есть еще, конечно, Дед Мороз, он ведь тоже волшебный.

— Пап, а Деда Мороза убили на войне?

— Нет, малыш.

— Потому что он ни разу не приходил, как началась война. Мне кажется, он воюет с немцами-перцами, — предположил Толстик.

— В прошлый раз, когда он приезжал, — продолжил Парнишка, — папа сказал, что один из оленей подвернул ногу на брусчатке Монкстоун-Лейн. Может, поэтому он больше и не приходит.

— После войны он обязательно приедет, — пообещал Папа. — Он будет во всем новом, таком алом и белоснежном, что залюбуетесь.

Он вдруг помрачнел, подумав о тех, кто уже никогда не дождется Деда Мороза. Десять погибших в одной только их семье. Леди Солнышко протянула руку и положила ему на плечо. Она всегда знала, о чем думает Папа.

— Они будут с нами духом своим.

— Да, веселым и радостным духом, — веско произнес Папа. — Дед Мороз вернется, и в Англии все станет хорошо.

— Пап, а как же в Индии? — спросил Парнишка.

— А что такого в Индии?

— Ну, как на санках и оленях скакать по морю? Подарки-то все промокнут.

— Да, дорогой, на Деда Мороза уже поступили жалобы, — серьезно ответил Папа. — Так-так, вот и Фрэнсис! Время спать ложиться!

Дети неохотно встали, слушаясь отца.

— Помолитесь здесь, прежде чем идти спать.

Три маленькие фигурки преклонили колени на ковре, Крошка крепко обняла свою Ригли.

— Парнишка, ты начинай, а остальные за тобой.

— Боже, благослови всех, кого люблю, — раздался звонкий, чистый детский голос. — Пусть я буду хорошим мальчиком, и благодарю Тебя за благо Твое на сей день. Спаси и сохрани Аллейна, что воюет с немцами, и дядю Космо, что воюет с немцами, и дядю Вуди, что воюет с немцами, и всех по водам плавающих, и бабушку, и дедушку, и дядю Пэта, и пусть мама с папой никогда не умрут. Вот и все.

— И пошли много сладкого сахала всем бедным, — неожиданно добавила Крошка.

— И немножко бензина для папы, — прибавил Толстик.

— Аминь! — провозгласил Папа, и три детские головки потянулись к родителям, чтобы те поцеловали их на ночь.

— Пап, — спросил как-то раз старший. — А ты когда-нибудь видел диких индейцев?

— Да, малыш.

— А кого-нибудь скальпировал?

— Боже упаси, нет, конечно же.

— А тебя кто-нибудь скальпировал? — вставил Толстик.

— Дурачина! — воскликнул Парнишка. — Если б с папы сняли скальп, у него бы не было столько волос на голове, разве что они бы заново выросли.

— А на самой макушке у него волос нету, — заметил Толстик, нависая над спинкой низкого кресла, в котором сидел Папа.

— Они ведь тебя не скальпировали, да, пап? — допытывался Парнишка, и в голосе его сквозила тревога.

— Думаю, очень скоро сама природа меня скальпирует.

Ребят охватил неподдельный интерес. Природа предстала в образе вождя враждебного племени.

— А когда? — жадно спросил Толстик, явно выказывая намерение при этом присутствовать.

Папа печально провел пальцами по редеющей шевелюре.

— Весьма скоро, — произнес он.

— Ух ты! — отреагировало веселое трио. Парнишка открыто возмутился, а двое младших пришли в откровенный восторг.

— Слушай, пап, ты говорил, что после чая мы поиграем в индейцев. Ты еще прибавил, чтобы мы вели себя тихо после завтрака. Ты обещал, а?

Ни в коем случае нельзя нарушать данные детям обещания. Папа несколько устало, а скорее всего, неохотно встал со своего удобного кресла и положил трубку на камин. Сначала он провел секретное совещание с дядей Пэтом, самым изобретательным из игроков. Затем вернулся к детям.

— Всему племени — общий сбор! — объявил он. — Совет состоится в гостиной через четверть часа. Всем быть по форме и при оружии. К вам обратится Великий Вождь!

Когда Папа вошел в гостиную через пятнадцать минут, все племя, разумеется, было в сборе. Их стало четверо, поскольку маленький розовощекий кузен Джон, живший по соседству, всегда приходил поиграть в индейцев. Все были в индейских нарядах с уборами из перьев, с деревянными дубинками и томагавками. Папа надел свой старый I твидовый костюм и держал в руке ружье. Он появился в гостиной с очень торжественным лицом, ведь в индейцев всегда надо играть всерьез. Затем он медленно поднял ружье над головой, приветствуя племя, и четверо ребятишек издали боевой клич. Он представлял собой долгий резкий вой, похожий на волчий, которому Толстик пытался обучать пожилых дам в гостиничных коридорах. «Без него мы вас в племя не примем. Ведь сейчас вас никто не слышит. Попробуйте, может, и получится». На тот момент в коридоре насчитывалось с полдюжины пожилых англичанок, вновь превратившихся в детей стараниями Парнишки и Толстика.