Полихромный ноктюрн - Ислав Доре

них? Но потом случится небывалая наглость. Какая досада — вас выследят и поймают. И если вам повезёт, то до вас первыми доберутся гомункулы и забьют как шелудивого пса. Ищейки питают странную слабость к дроблению костей. Ну а если же не повезёт, тогда меньшее на что сможете рассчитывать, так это на полную утрату своей кожи, будучи ещё живым. А я же в этот момент… буду сидеть напротив и не спеша пить чай из праздничного фарфора. Так что? Мне принять обещание, или безымянный предмет уберётся с моего пути?

Бургомистр стал похож на варёную рыбу, он медленно отошёл в сторону, где выпучил глаза и забыл о кошмарной ночи в усадьбе. Опустив взгляд на пол, ему думалось об извергах-кожевниках, которые освобождают убитое животное от шкуры. В его голове вероятное будущее происходит прямо сейчас. Потому неконтролируемо прокручивал все варианты наказания. И этот бушующий водоворот мыслей привёл с собой оцепенение, оно сыграло роль камня, утаскивающего на самые глубины отчаяния. Там-то и вспомнило о настоящих палачах Министерства — дно пробилось за одно прикосновение языка к нёбу.

Фель подошёл к вермундам, со спокойным видом полюбопытствовал: — Ну, рассказывайте. Есть версии? Что же произошло в этом роскошном гнёздышке? Какой хищник забрался на дерево? Неужели горностай побывал в гусятнике? Неужели влюбленные сорвали ромашку, чтобы погадать. Любит… не любит… и лепестки во все стороны.

— Всё видимое выглядит очень странным и невозможным. А невозможное, насколько мне известно, не просто так назвали невозможным. Такого просто не могло случиться. И это наводит на определённые мысли, — поделился первый гвардеец-самозванец, водя пальцем по чёрной ткани на своей шее. Сильно нервничал, вот и пытался всего себя общупать.

— Кто-то выставил всё за проделку чего-то потустороннего, чтобы запутать или вообще отпугнуть руку правосудия, — продолжил второй, перетаптываясь на месте. — По крайней мере, на констеблей уже сработало. Так и получается, что обычный налёт, совершённый с вполне обычной целью, стал нечто подобным. А все эти слухи про Хора и Воронов лишь подогревают соблазн укрыть свои преступления за какими-нибудь страшилками.

— Хорошо. Вы вжились в роль. Сами поверили. Мои поздравления. Очень хорошо. И не стоит забывать о хоривщине, — одобрительно и с некой похвалой дополнил Фель. — Но боюсь… такое определение, как «невозможно», очень податливо. Никто не знает в какую сторону оно сдвинется завтра. Когда-то и пересечение морей было невозможным. Прямо-таки податливая девка портовая, — говорящий замолчал, провалившись в яму воспоминаний. — Впрочем, ладно. Что же у нас получается? Грабители опьянены смелостью или же глупостью. Ведь самозванцы, которые выдавали себя за Гавранов, в итоге… бесследно исчезали. Сам Хор разрывал самозванцев на части за такую наглость. Так же говорят…

Встав возле улыбающегося мертвеца в кресле, сжал до скрипа рукоять неизвестного инструмента, обёрнутого самой чёрной тканью; настолько чёрной, что выделялась в неосвещённом помещении в безлунную ночь. С грохотом поставил свою ношу рядом с собой, посмотрел на лицо мертвеца и заметил интересную деталь: одного глаза не хватает, его вырвали как бесполезный сорняк.

Гудящая тишина нависла в хранилище. Казалось, можно услышать бегущую по венам кровь. Да, и дыхание мыши не осталось бы незамеченным. Все хранили молчание. Вдруг от просторного стула раздался скрип. Его эхо притянуло внимание столичного охотника. Тот резко наклонился, начал всматриваться в оставленную зрительную сферу. Ожидая невозможного воскрешения, широко растянул губы, взял маленькую плетеную куклу из бледных хладных рук. Убитый невыносимыми муками стражник осторожно держал игрушку, дожидался момента, чтобы вручить подарок. Её внешний вид рассмешил Феля, и не просто рассмешил, а пробудил в нём потаённые воспоминания. После почти истерического приступа, не отворачиваясь от плетеного из разных волос человечка, хохотун возбуждённо сказал: — Могу допустить, самозванцы не вырвали игрушечный глаз. Но это… это совсем другое! Даже почувствовал запах крови рыбомордов. Это на корню меняет дело. Как по щелчку пальцев, как по взмаху волшебной палочки…раз! Платье кадавра падает на пол. Дотянись, возьми желаемое.

— Вы что-то узнали? — задал вопрос один из ряженых, стараясь скрыть признаки недоумения.

— Бургомистр, я знаю, вы любите поручения. Тогда вот вам новое. Запоминайте. Отправляйтесь к «Широкой глотке». Пусть донесёт до ушей оренктонцев следующее: «Семья Ванригтен в полном составе отправилась за море». Скажем, на… дипломатическую миссию. Годится. Запомнили?

— Да, я запоминаю, господин Фель. Только не понимаю вашего плана, — Тэттор попытался натянуть лыбу, но почти сразу сдался из-за предательской губной дрожи.

— Вам и не нужно этого понимать. Вам следует просто исполнять, — ГОПМ посмотрел на него, как на обычный табурет. — И вообще, нужно радоваться. Тут такая возможность появилась. Можете исправить ошибку. Не так ли?

— Я приложу все свои силы и исправлю её. А что-нибудь ещё следует сказать лимн-у, глашатаю? — оживился Бургомистр. Будь у него хвост, верный обязательно завилял бы им. Мысли о Серекарде и его золоте селили напряжение в его штанах, ходьба давалась с трудом, ибо правое бедро сводило по спирали.

— Вот это настрой! — похвалил того ГОПМ. — Скажи этому дешёвому так называемому лидеру, так называемых мнений, что в отсутствие семьи в усадьбу трусливо проникли воры. И не простые воры, а самые настоящие Вороны, которые украли золотые микаты, предназначенные простым людям. Пусть уделит особое внимание слову «простым». Они это любят. Неизменная правда. Для них же… как устроен мир? Есть они, и есть виновные во всех проблемах богачи. Всё либо чёрное, либо белое. Себя же всегда относят ко вторым, а если же нет — то вынудили добродушного перекраситься, заставили пойти на преступление, негодяи.

— Согласен, видел такое множество раз.

— Не стоит соглашаться. Следовало бы опровергнуть, возмутиться, встать на защиту людей, оспорить унизительное упрощение. Но нет… я же не сплю. Порой забываю, что вы о достоинстве знаете лишь понаслышке. Прошу простить, это моё допущение. Солома в голове. Теперь, после коротенького отступления, возвращаемся к делу. Следующая часть вам обязательно понравится. Вытащите из самых глубин «Колодца» забытых безумцев. Думаю, штучки четыре хватит. Пусть побродят по улицам Оренктона. Наведут шороху. Разумеется, под присмотром. Мы же не варвары, мы не душегубы и не станем подыгрывать слухам о Фавилле. Потом отловите их и назовёте настоящими Воронами, врагами всего рода людского… Представляете… какая честь выпала вам? Прилюдно казнить нечисть, развеять отголоски Старой войны. Покарать как обычных разбойников с большой дороги. Такое случается раз в тысячу лет. Если не реже, — Фель желал показать местным жителям невероятное: способность суеверных сказок испытывать боль, кровоточить. Раз можно убить, то бояться нечего.

— Если необходимо всё скрыть, то… как быть с прислугой и топтунами, констеблями? Они всё видели,