Aeternum bellum (бесконечная война). Инквиетум. Артефакт. Апокалипсис - Александра Треффер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На столешнице появились бутерброды без тарелки.
– Оп, не учла, – засмеялась девчонка.
Хельмут стоял, разинув рот.
– Но ведь это немецкий, – промямлил он.
– Само собой, – отозвалась подруга. – Вот и скажите, зачем учить латынь, если можно колдовать, используя родной язык?
Теодорих спокойно ответил:
– Я давно знаю, что заклинать можно и на немецком, но латынь нужна, чтобы творить магию в мировом масштабе. Думаю, ты догадываешься, что на земном шаре, помимо Германии, есть и другие страны.
Брюнет хихикнул.
– Нечего скалиться! – напустилась на него Эмма. – А как вам вот это?
Прижав руки к бокам, девочка молча уставилась на бутерброды, а те взлетели вверх и шлёпнулись на появившееся под ними блюдо, раскидав колбасу по столу.
– Вот так штука!
Теодорих с любопытством посмотрел на подругу.
– Как ты это сделала?
– Очень просто, дружок. Представила все действия поочерёдно – одно за другим.
Мальчик сосредоточил взгляд на кровати в дальнем углу. В воздух взмыла подушка и, пролетев через комнату, врезалась Хельмуту в живот.
– Ой-ёй! – завопил тот.
– Не притворяйся, – буркнула девочка, восхищённо взглянув на Теодориха. – А ты молодец, сразу справился! Мне пришлось тренироваться гораздо дольше.
Подросток довольно улыбнулся.
– Пожалуй, покажу это опекуну.
И добавил негромко:
– Может, мне удастся заслужить его похвалу.
Эмма скривилась.
– Твой опекун типичный аристократишка-консерватор. Такие никогда не придумывают ничего нового, мало того, запрещают любые эксперименты.
– Не говори так, ты его совсем не знаешь, – по-прежнему не повышая голоса, произнёс мальчик. – И, кстати, вспомни, если бы не он, тебя давно не было бы в живых.
От тёти Урсулы он слышал, что именно Виттельсбах спас когда-то подругу, а позже узнал, какую цену тот заплатил. Хотя племянница выжила лишь благодаря Конраду, тётушка не слишком хорошо отзывалась о братоубийце, что заставляло Теодориха мучиться сомнениями.
Его слова не смутили девочку, и она продолжила развивать свою мысль:
– По вине таких, как он, магический мир не может сдвинуться с мёртвой точки из-за старых методов и дурацких предрассудков. Вот скажи, твой… эээ… герр опекун злой человек?
– Нет.
– Так какого же шута он с рождения принадлежит «Серви ноктис»? Он же не виноват, что предки его были тёмными?
– Но, Эмма, ты не понимаешь, всё гораздо сложнее! – воскликнул Теодорих. – Тёмными не рождаются, ими становятся.
– Как?
– Отняв жизнь у живого существа.
– Бред, бред, бред! – закричала девчонка, топнув ногой. – Если я прихлопну муху, лезущую в мою еду, я же не превращусь в злодейку!
– Перестань кричать! Муха – паразит. Её смерть не разрушит твою душу. Под живым существом я подразумевал человека.
В комнате повисла тишина. Даже Эмма закрыла рот.
– Ты хо-хочешь с-сказать, – неожиданно начал заикаться Хельмут, – что твой нас-наставник кого-то у-убил?
Теодорих развёл руками.
– Увы! На его совести смерть родного брата.
– Аа, – в ужасе застонал друг, – как же ты можешь уважать его после этого?
– «Око за око» – таков закон нашего мира, – отстранённо произнёс подросток. – Карл Виттельсбах погубил родителей Эммы и умер от руки их защитника и мстителя.
В голосе его звучала неуверенность, но девочка, подойдя, обняла Теодориха за шею, прижавшись щекой к щеке, и тот почувствовал, что лицо его стало мокрым. Эмма плакала.
– Я начинаю любить твоего опекуна, Тео, – всхлипывая, сказала она, – он – человек. А про запятнанную душу… ерунда всё это!
И мальчик почувствовал, как у него отлегло от сердца.
Разговор затянулся надолго. Ребята спорили до хрипоты, а Хельмут хлопал глазами, с трудом понимая, о чём идёт речь.
Девочка продолжала утверждать, что их сообщество застыло в своём развитии. Она поддерживала негласный кодекс, не позволяющий магам развязать ядерную войну, но во всём остальном, по её мнению, волшебникам стоило изменить отношение к человеческому миру.
Взять хотя бы эти развалины – замки, как в них можно жить? Не лучше ли поселиться в уютном коттедже со всеми удобствами? Теодорих же утверждал, что крепости – это защитные артефакты, не зря над их стенами колдовали самые могущественные филии и сервиноктисы. Они непроницаемы ни для людей, ни для волшебников и ограждают своих хозяев от любых ударов извне. Он с горечью напомнил, что если бы его мать воспользовалась советом Конрада и укрылась в стенах Зоонэка32 или Либенштайна, то осталась бы жива.
Эмма не нашла возражений и заговорила о другом. На сей раз темой стало близкородственное кровосмешение. Неугомонная провела исследование и выявила закономерности притока свежей крови в волшебный мир от немагического населения планеты. Если бы не это, уверяла она, маги давно вымерли бы или добрая половина страдала бы слабоумием. Теодорих со вниманием слушал девочку, рассказывающую им о теории наследственности. Рейнштайна всегда интересовало, чем обусловлена характерная, яркая внешность опекуна, и почему он сам так похож на своего отца.
Но, в конце концов, когда Хельмут, не обладающий научным складом ума, принялся откровенно зевать, а Ирма, свернувшись калачиком на кровати, задремала, друзья решили, что на сегодня с них достаточно. Попрощавшись с Эммой и её тётей, ребята субвертировали домой, причём Теодориху пришлось проводить Рогге, иначе те обязательно затерялись бы в пространстве.
У стен Фюрстенберга, как всегда, царила тишина. Теодорих поднялся по лестнице и вошёл в комнату. Опекун находился там, по обыкновению, сидя у камина. Он не заметил прихода воспитанника, а тот вглядывался в лицо мужчины, подмечая произошедшие с тем страшные изменения.
– Герр Виттельсбах! – наконец окликнул он Конрада.
С трудом сфокусировав взгляд на лице мальчика, маг кивнул и махнул рукой на место перед огнём. Подросток опустился на колени у очага.
– Герр Виттельсбах, я должен вам кое-что показать, – неуверенно произнёс он.
Тот снова открыл глаза, в которых светился вопрос. Повернувшись к камину, Теодорих сосредоточился. Маленький язычок пламени оторвался от места, где родился, и, проплыв по воздуху, опустился на ладонь мальчика. Впервые за много дней лицо Конрада выразило интерес.
– Повтори! – потребовал он.
Под взглядом воспитанника угол ковра поднялся вверх, и тяжёлое покрытие стало само собой сворачиваться.
– Как ты это делаешь? – оживился опекун.
– Эмма объяснила, что маги, обладающие большой силой, могут действовать без заклинаний, в уме рисуя действия, приводящие к нужному результату. Конечно, для этого надо внутренне собраться…
– Эта девчонка Шнайдер чертовски умна! – пробормотал маг.
Устремив взгляд на частично скатанный рулон, Виттельсбах завершил процесс. Хмыкнув, он раскрутил ковёр снова.
– Надо же, – задумчиво произнёс колдун, – и почему же никто не додумался до этого раньше? У твоей подруги большое будущее.
– Но ей пришлось тренироваться, а мне это удалось с первого раза.
– Что ж, значит, как практик, ты сильнее. Её интеллект и твоя мощь…
Мужчина снова опустился в кресло и договорил:
– Вам стоит подумать о браке. И о сильных, умных детях.
Теодорих прыснул.
– Но нам обоим лишь тринадцать.
– В средние века женились и раньше.
– Я знаю, что так поступали в королевских семьях, – задумчиво сказал мальчик, – когда того требовали политические интересы. Но зачем такая спешка сейчас?
– Уведут, – коротко ответил опекун.
Закрыв глаза, он откинулся на спинку, добавив:
– Ты гораздо умнее и даровитее, чем я считал.
И погрузился в молчание. А с губ Теодориха не сходила улыбка. Редчайшее словесное одобрение сурового Виттельсбаха песней звучало в душе. И мальчик, как все дети, способный быстро забывать о невзгодах, ненадолго поверил в лучшее.
Глава VI
На следующий день Конрад проснулся от ощущения, что ему не хватает воздуха. Ломило грудь и онемело левое плечо. Осторожно заглянув внутрь себя, чародей увидел, что сердце, до сих пор не дававшее перебоев, раздулось и трепещет. Попытка стабилизации результатов не дала.
Виттельсбах не был знаком с природой сердечных болезней, но догадывался, что любое движение усилит нагрузку, поэтому лежал тихо, а в голове его снова начали кружить воспоминания. Прогнать их он не смог.
Семнадцатилетние Вольф и Конрад сидели на лугу в высокой траве, прислушиваясь к звонкому голоску перекликающейся с Хорстом Гизелы, по чьему капризу их и занесло сегодня в эти диковатые места. Стрекотали кузнечики, головы палил зной…
– И ни деревца, чтобы укрыться, – недовольно бормотал Майдель, вытирая пот. – Что за фантазия в такую жару развлекаться на открытом месте?