Снег в августе - Пит Хэмилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем он увидел, как с Гарибальди-стрит по заснеженному тротуару к дому подошла жена мистера Джи – маленькая толстая женщина в пальто и сапожках держала в руке полную сумку еды; в квартале от дома она остановилась и, прищурившись, взглянула на карету скорой; он видел, как она заторопилась, пошла быстрее по слежавшемуся снегу, поскальзываясь и вздрагивая. Когда мистера Джи вынесли на носилках, и санитары, изловчившись, пытались пронести его через сугробы, Майкл услышал ее крик и увидел, что она побежала, выронив сумку с продуктами, и по снегу разлетелись жестянки с супом «Кэмпбел», коробка пшеничных хлопьев и два рулона туалетной бумаги.
Он рассказал маме обо всем этом, она взяла его за плечи и прижала к своему теплому телу, затем сняла с полки небольшой стаканчик и налила себе своего любимого сладкого вина – темно-пурпурного вина под названием «Моген Дэвид».
– Святый боже, – сказала она. – Бедная женщина. Бедный муж.
Майкл не рассказал ей о своем замешательстве.
Дело в том, что на улице и в школьном дворе ему приходилось слышать истории о том, что евреи – это жадные и подлые христоубийцы. Но когда бедного мистера Джи, еврея, столь жестоко избили, никакого восторга он не почувствовал. Если бы евреи были плохими людьми, Фрэнки Маккарти считали бы героем. Но в лавке сладостей один лишь мистер Джи в открытую выступил, чтобы защитить Сонни. И в ответ Фрэнки повел себя жестоко и порочно, как гангстер, а Сонни сбежал. Именно это и вызвало у Майкла ощущение болезненной путаницы. Он не мог выразить и собственный страх, позорную трусость, которая не позволила ему помочь старику. Он не мог смириться с одним отвратительным фактом: пока Фрэнки Маккарти избивал мистера Джи, Майкл ничего не сказал и не сделал. Сонни убежал, – думал он, – а я просто застыл на месте. И когда все закончилось, мистер Джи лежал на полу, истекая кровью, а Фрэнки приказал мне забыть все увиденное, я лишь кивнул головой.
– Дрянной он тип, этот Маккарти, – сказала мама Майклу. – Он из неблагополучной семьи и закончит свою жизнь в канаве.
– Похоже, что он чокнутый, мам.
– Вполне может быть, – сказала она. – Держись от него подальше.
– Но зачем он это сделал? – спросил мальчик. – Зачем было так жестоко избивать мистера Джи?
– Дурные люди совершают дурные поступки, – сказала она, наматывая на вилку спагетти и помогая себе большой ложкой.
– Может, потому что мистер Джи – еврей?
– Надеюсь, не из-за этого. – Она сделала паузу. – Но из того, что ты рассказал, похоже, что отчасти поэтому.
Она рассказала сыну о Гитлере: тот ненавидел евреев настолько, что убивал их миллионами. Нацисты были бешеными ненавистниками евреев, сказала она, и прежде чем с ними справились, погибли миллионы и других людей. Не только евреев.
– А почему они ненавидели евреев? – спросил Майкл.
– Ох, Майкл, по большей части дело тут в обычной зависти, если уж на то пошло, – сказала она, сделав глоток вина. – Есть много небылиц о том, кто убил Иисуса, и всяком таком, но те идиоты (у нее это прозвучало насмешливо: идьеты), кто об этом брешет, даже в церковь-то не ходят. И Гитлер в церковь не ходил. И Фрэнки Маккарти, я уверена. – Она помолчала, тщательно подбирая слова. – Прежде всего евреи – народ образованный. Наверное, поэтому многие невежды к ним придираются. Дети их всегда помогают по дому. Ходят в колледж. Многие, приехав сюда, не знали ни слова по-английски, а стали врачами и адвокатами. Жаль, что наши так не умеют.
– Я слышал, трое сыновей мистера Джи учатся в колледже, – сказал Майкл. – Они ему летом в лавке помогают.
– Вот-вот, – сказал она. – И ты не услышишь, что кто-нибудь из детей Маккарти посещает колледж. Они все никчемные. – Она посмотрела на сына. – Пожалуйста, ради бога, не стань таким, как они.
Они доели спагетти. Мама допила вино, встала, собрала тарелки и положила их в раковину. Она наскоро организовала чай с молоком и сахаром и достала печенье «Соушел ти», напевая незнакомый ему ирландский мотив. Майкл подумал: ей, наверное, полегчало, что они закончили разговор о евреях и о том, что произошло с мистером Джи, и он не стал возвращаться к теме – несмотря на то, что до сих пор прокручивал в голове фрагменты сцены в лавке сладостей. Когда она спросила Майкла, о чем еще, кроме метели, он разговаривал с мальчишками, он также испытал облегчение. Слишком запутанной и пугающей была эта тема. Он сказал, что «Доджерс» собираются взять в команду Джеки Робинсона из низшей лиги – кстати, цветного. И вся улица считает, что в высшую лигу того никогда не пустят.
– Говорят, что цветные игроки не так хороши, как белые, – сказал мальчик. – Они вроде как недостаточно усердны.
Мама мало что знала о бейсболе и глянула на фотографию рядового Томми Делвина, словно жалея о том, что он не может поговорить сейчас с Майклом.
– Ну, они не дали бы ему шанс, – сказала она, – если бы он не проявил усердия. – Она отхлебнула чай и пресекла попытку сына макнуть печенье в чашку. – Уверяю тебя: когда они подписывали с ним контракт, он точно не слонялся без дела.
Посуду они вымыли вместе. Мама выглядела очень усталой. Майкл вытирал тарелки и стаканы, она ставила их в шкафчик; затем она медленно направилась в гостиную. Уже несколько недель кряду она читала толстую книгу писателя по имени Арчибалд Кронин. Когда Майкл закончил с посудой, он также вышел в гостиную. Она сидела в большом сером кресле, рядом с которым стоял торшер, и полностью ушла в чтение. От керосиновой горелки воздух в комнате был жарким и спертым. Оконные стекла запотели. Майкл рисовал на них рожицы пальцами и глядел на заснеженные улицы, жалея о том, что мать уже не рассказывает ему ирландские сказки, как в раннем детстве.
Сказки эти были даже интереснее, чем комиксы и книги в библиотеке на Гарибальди-стрит. Волшебные сказки о Финне Маккуле, великом ирландском воине, который однажды в разгар кровопролитной битвы нагнулся, поднял своей могучей рукой гору и обрушил ее на вражеские ряды. Финн был настолько большим и сильным, а глыба настолько огромной, что, когда она упала в Ирландское море, она стала островом, который теперь всем известен как остров Мэн. А Ушин, его сын, последовал за женщиной с золотыми волосами в Страну вечной молодости, где он жил, не старясь, три столетия, пока не заела тоска по родной Ирландии. Ему было сказано, что путь домой знает его белый конь, но если он хоть раз спешится, то уже не вернется никогда. А тот бросился на подмогу гибнущим беднягам, которых придавило каменной плитой, упал с коня и превратился в сухонького слепого старца. Совсем как в фильме «Потерянный горизонт», который Майкл смотрел в «Венере», – герои попали в долину под названием Шангри-Ла и обрели вечную молодость, но уйти оттуда означало стать стариком.
Она могла бы рассказать ему предание о Балоре, у которого был дурной глаз, да такой огромный, что открыть его могли только восемь человек; когда этот глаз был открыт, он парализовал любого вражеского воина, который осмелится взглянуть на него. Вот если бы
