Здравствуй, лето и прощай - Майкл Коуни

Вошла Кареглазка, а за нею мать Вольфа и мужчина, который, видимо, был его отцом, судя по его крайне подозрительному взгляду, свойственному сотрудникам таможни.

- Дурак ты, Вольф, - с ходу бросил он. - Дураком был, дураком и останешься.

- Подумать только, я обнаруживаю собственного сына в какой-то забегаловке, - плакала его мать. Эннли, войдя, услышала эти слова. У женщины был такой вид, словно ее ударили.

- Вот его одежда, - спокойно сказала она, протягивая вещи. - Я ее постирала. Она чистая и сухая.

Мамаша сухо кивнула Эннли и вытолкала сына за дверь.

- Спасибо, что вы за ним присмотрели.

Кареглазка, Эннли и я неуверенно глядели друг на друга; казалось, внезапно вокруг нас возникла пустота.

- Тебе удалось связаться с родителями Дроува, дорогая? - наконец спросила Эннли.

- Они придут позже.

- Послушайте, если мои вещи высохли, я могу уйти, - поспешно сказал я.

- Ни в коем случае, - твердо сказала Эннли. - Вы можете разминуться по дороге. Оставайся пока здесь; в конце концов, еще не поздно. Мне нужно заниматься своим делом, но я уверена, что Кареглазка останется и поговорит с тобой. Да, дорогая?

Кареглазка кивнула, опустив глаза, и Эннли ушла, закрыв за собой дверь.

Кареглазка села в кресло, в котором до этого сидел Вольф, и посмотрела прямо на меня, слегка улыбнувшись. На ней было белое платье с какими-то розовыми и голубыми цветочками, из-за чего у нее был вид недосягаемо красивого ангелочка; я бы предпочел потертые джинсы и свитер, которые были на ней до этого. У нее обнаружились симпатичные коленки и на ногах аккуратные туфельки. За долгое время мы не произнесли ни слова, и, если бы это продолжалось дальше, мы бы так никогда и не заговорили.

- Тебе нравится мое платье? - спросила она, давая мне шанс посмотреть на нее более открыто.

- Да. Красивое.

Она улыбнулась, играя с чем-то, что висело на тонкой цепочке у нее на шее. Оно блеснуло на свету, и я узнал его. Это был кристалл, возможно, выращенный из ледяного гоблина, такого же, как тот, которого выбросила моя мать, но, более вероятно, настоящий, вырубленный из уничтоженного ледяного дьявола и символизировавший победу над злом. Вид этого кристалла смутил меня; было нечто обескураживающее в религиозном символе, висевшем на девичьей шее.

Она проследила за моим взглядом и слегка покраснела.

- Маме нравится, когда я ношу его, - объяснила она. Кареглазка разгладила рукой перед платья, и тонкая ткань натянулась вокруг обозначившейся груди. Я поспешно отвел взгляд, крайне смутившись. - Мама очень набожный человек, - продолжала она.

- Моя мама точно такая же, - заверил я, чувствуя, что мне становится ее жаль. - Она верит во все. Даже...

В этот момент открылась дверь, и грубый шум бара заполнил комнату. Появилось пышущее здоровьем лицо, на котором все еще сохранялись остатки профессиональной улыбки хозяина гостиницы; я узнал Паллахакси-Гирта, отца Кареглазки.

- Привет, Алика-Дроув, - приветствовал он меня. - Надеюсь, я не помешал? - он многозначительно подмигнул. - У нас здесь не хватает рабочих рук, и мне придется забрать у тебя Кареглазку. Извини, но сам понимаешь... - Он поколебался. Позади него клубился дым и слышался гул голосов. - Может быть, наденешь что-нибудь и пройдешь в бар?

- Я принесу твою одежду, Дроув, - сказала Кареглазка, поспешно выходя из комнаты. Я вспомнил об изумрудном браслете. Его нужно было вернуть.

Чуть позже я сидел в углу бара и наблюдал за происходящим вокруг. Все было совсем не так, как я ожидал. Действительно, были и запах, и дым, и хриплый смех, и шум разговоров, но во всем этом не чувствовалось чего-то плохого. Вместо этого я видел лишь полный зал людей, явно наслаждавшихся обществом друг друга. Это озадачило меня.

- Здорово, парнишка! - проревел чей-то голос.

Я вздрогнул, оглядываясь по сторонам. Надо мной склонилась широкая физиономия, мое плечо сжимала громадная рука. Почерневшие зубы ощерились в ухмылке. Я тупо смотрел на это явление, пока не узнал его и не почувствовал себя несколько глупо. Это был водитель грузовика, с которым мы расстались в Бекстон-Посте, как его там звали? Гроуп. Позади него вытягивал шею его приятель, рассеянно улыбаясь поверх стакана с какой-то темной жидкостью.

- Я думал, вы в Бекстон-Посте, - выпалил я, не придумав ничего лучшего.

Гроуп, пошатываясь, обошел вокруг стола и уселся на скамью рядом со мной, подвинувшись, чтобы дать место своему другу. Оба они курили длинные черные сигары, от которых отвратительно воняло. Я огляделся вокруг в поисках помощи, но Кареглазка была в другом конце помещения, неся множество кружек, с которых хлопьями падала пена. Она выглядела слишком чистой и прекрасной для того, чтобы находиться среди этой неотесанной публики, и внезапно мне стало очень грустно.

Гроуп кричал прямо мне в ухо:

- Ты же нас помнишь. Нам пришлось бросить этот мерзлый грузовик ржаветь. Мы с Лофти теперь парлы, так же, как и твой папаша. Правительство забрало себе все рыбокомбинаты, не только новый завод. Они говорят, это крайне необходимо в интересах нации. Нет времени чинить сломанные грузовики; они говорят - мол, оставьте его и берите другой. Надо кормить людей, пихать им в горло рыбу, пока они не станут похожи на грумметов, а, Дроув? - он расхохотался.

В другом углу я заметил Хорлокс-Местлера, аккуратно одетого, но чувствовавшего себя в этой толпе вполне непринужденно. Он заметил меня и приветственно поднял руку. "Каковы же служебные отношения между ним и моим отцом?", - подумал я.

Шум разговоров и взрывы смеха обрушились на меня, казалось, мне не хватает воздуха для дыхания. С одной стороны на меня навалился Гроуп, а с другой - крупная, суетливая женщина, от которой несло тушеным мясом. Я сглотнул комок в горле, ощущая тошноту. Внезапно передо мной оказалась Кареглазка.

- Привет, - хихикая, пробормотал Гроуп. - Что тебя привело ко мне, малышка?

- Дроув, у нас запарка. Ты не мог бы... - она поколебалась, - ты не мог бы немного помочь? С чувством огромного облегчения я встал.

- С удовольствием, - искренне согласился я. - Что нужно?

- У нас кончается спиртное в баре. Ты не мог бы принести бутылки из подвала? Знаешь, где это?

- Конечно.

За пределами бара было изумительно прохладно, и я не спешил зажигать лампу, наслаждаясь свежим воздухом. Потом я спустился вниз по полутемному проходу.

Когда я открыл дверь подвала, неожиданный порыв холодного воздуха внезапно погасил лампу. Я на ощупь двинулся вперед, держа лампу в одной руке и нащупывая дорогу другой. Я вспомнил ящик посреди подвала, служивший в качестве стола; среди многочисленного добра, хранившегося в подвале, я видел спички. Несмотря на всю мою осторожность, я достиг ящика раньше, чем ожидал, стукнувшись голенью. Какое-то мгновение я потирал ногу, бормоча ругательства. Затем увидел прямоугольник света рядом с ящиком.