Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия - Нелли Карпухина-Лабузная

С ухарства прибавил скоростенки. Думал, или завизжит, что бабе обычно, или обхамит: зимняя дорога дураков не терпит, мол.

Молчала, зараза. Посмотрела на спидометр и в окошко уставилась, как будто дорогу от своего городка в столицу Крыма впервые увидела.

У СИЗО (следственный изолятор Симферополя), выходя, пробурчала: «Вы свободны. Часов до четырех или пяти».

И потопала стройными ногами к узкой двери страдальной тюрьмы.

От злости чуть не зашёлся: так до четырех или все ж до пяти? Даже передразнил пассажирку. Взвизгнул тормозами, поехал к сыночку, напился горячего чаю в общаге, подкинул деньжат и даже вздремнул пару часов. Отдохнул, подобрел.

Подъехал к пяти: а, будь, что там будет! А она вышла к шести, села, упершись ногами, чтоб спину ровнее держать. Тронулись в путь. Уже в городке сказала: «завтра к семи». И вышла, мать её так!

Катались неделю. Жене ничего не сказал, вечером только бурчал, что, мол, народ хлипковатый, отдавая заначку.

Стал понемногу доставать его кум: потешался над бедным, похохатывал: мол, красулю, наверно, катаешь. Как мне смену сдаёшь, салон духами дорогими пропитан, а выручки у тебя, что котёнок накакал.

Молчал: сильно Лёву боялся. Лёва никогда слов не ветер зря не бросал. Пассажирку катал то в СИЗО, то по учреждениям всяким катал, в день по стольному крымскому городу зряшние километры накатывая, бензин прожигая. Хорошо хоть, хоть бензин был дармовой.

Иногда только думал: если баба каждый денёчек в СИЗО мотается, значит, сильно её мужика прижали-припечатали, сильно. И думал опять же: молчать, паря, надо: сегодня мужик-то её сидит, а завтра, как выйдет? Уж лучше молчать. Вот и молчал, поневоле вдыхая аромат дорогущих духов. Жинка его духами не потчевалась: не в заводе у неё было красоту наводить, чужих мужей к себе привлекать ароматами там да помадами всякими.

А духи щекотали! Горьковатый их привкус отдавал свежестью то ли вишни, то ли можжевельника, то ли диковинки иной какой, но салон автомобиля ими точно уж пропитался.

Вечером на пересменке кум доставал его снова, куражась над бедолашным: «что-то ты, паря, замотался, смотри, похудел, да еще и без денег? Что, адвокат твоя, сладкая баба?»

«Какой адвокат»?

Тут кум аж заржал: «ну, ты, паря, даёшь! Неделю куда-то крутого адвоката мотаешь, хрен тебя разберет, то ли на сеновале каком с нею кровное пропиваешь, то ли по делам каким тебя она изъездила, уж и не знаю, но ты, паря, даёшь!»

Так со скабрезным лошадиным смешком смену и принял.

Шёл наш таксист домой по скрипящему снегу. От кума отделался, куму сказав, что лучше пройдётся, ноги разомнёт. Уж больно противно кум ржал! Ворочал мозгами: «вожу адвоката? Да ещё и крутого? Вот почему соседки так странно смотрели, да чаще на улице знакомые останавливать стали, как бы невзначай погодой-дорогой интересуясь, да как там дела? С неподдельным искренним интересом выспрашивали в тайной надежде, вдруг да проговорится доселе словоохотливый таксист.

Все файлы сходились: и СИЗО, и конторы там всякие крымской столицы, и тонкий аромат дорогущих духов» (дались ему эти духи, право слово!).

Молча дома с жёнкой поели, с морозцу картошечка там, да капусточка так аппетитно похрустывали, что разрешил себе пропустить рюмочку беленькой. Жёнушка тоже молчала, пересчитала поданную ей якобы дневную выручку. Спать полегли, захрапели.

Утром, в субботу, проснулся за полдень: зимнее солнце в окошко сверкало, тёплыми лучами согревая подушку.

В квартире один. Жёнка ушилась на рынок субботний. Поел, покурил, и тоже на рынок отправился жёнушку встретить, сумки тяжёлые перенять.

Рынок в субботу в маленьком городишке не просто базар. Рынок в субботу – это сходняк. Народу тьма тьмущая, все что-то ищут: кто ищет товар подешевле, отчаянно торгуясь за пару рублей. Кто друзей-собутыльников на пару «чайных» стаканчиков зазывает, кто приплёлся просто посплетничать, душу отвести за неделю молчанки.

На рынке узнаешь всё: и кто с кем, и кто где, и кто кого, и что почём. Все люди расскажут, да еще и в подробностях. Расскажут, расцветят, обсудят, сильно осудят. Городок-то маленький, новостей в нём бывает мало, тут и пропавшая у соседа собака сильная новость, а уж если кого-то убили, гудеть рынок будет за полдень, да не раз.

Молча кивнул головой ему Лёва: привет, мол. Тут же кумушки записали его в Лёвину разношерстную компанию, некоторые даже стали плебейски здороваться. Как же, сосед с крутыми знается.

Да таксист на базаре не расхаживал долго, купил сигарет, и домой. Жену на базаре не видел. Где уж там, в такой толчее жену свою встретить. Включил телевизор – футбол!

Жена пришла поздновато. Не удивился: наверно, пока со всеми не наболталась да в очередях не настоялась, домой не пошла.

За футболом пошёл КВН. В ранние сумерки после сытного ужина со свежим борщом, в котором косточка мозговая просила на пару сто грамм перцовой налить. Налил. Слегка удивился: мясо – вещь дорогая. На его скудные подачки разве мясо прикупишь, потом догадался: жена его продавцов так умела достать, что за полцены ей мясо-то и уступали, а то и за четверть.

В воскресенье с кумом на пару занялись текущим ремонтом машины: в гараже хорошо пошел и борщец, и сало на легком морозе само в рот катилось под бутылочку, что раздавили с кумом на пару. Кум с шуточками почти что и не доставал, так, пару раз только прошёлся. А так всё манил на охоту: зверьё пострелять, женам на воротники лисицу добыть, да пару гусей к новогоднему столу припасти.

Договорились на следующее воскресенье пойти на охоту. Далековато, конечно, чуть ли не к лебяжьим островам. Кум только спросил: «а свободен то будешь? Вдруг, опять адвокатшу возить по тылам начнёшь?»

В ответ молча пожал плечами: а кто его знает? Потом пошутил: дай, мол, дожить до того воскресенья. Впереди понедельник. Кум как-то странно взглянул. Или ему показалось?

Покурили ещё по последней. Да подались по домам, на боковую.

В понедельник снова повёз треклятую бабу, хорошо хоть поближе повёз, – в соседний городок, где она пару часов с кем-то общалась. По дороге назад решился спросить: любопытство уж сильно заело. Не знал, как спросить, брякнул напропалую, ну чтобы разговор какой-никакой завязать: «как, мол, дела»?

Не знал он тогда, что адвокат славилась ещё и языком своим острым, камня за пазухой отродясь не держала, да и настроение у неё было уж больно плохое, а то бы молчал, как всегда, а, может, и тише.

Она и ответила, ни секунды не думая: дела, мол, такие, что дома сын с температурой под сорок, а я тут с вами вопросы дурацкие обсуждаю. Мало того, что я вашей жене отчитаться должна, я, что, еще и вам отчитаться обязана?

Машина резко дёрнулась, остановилась. Он удивлённо спросил: «какая такая жена?»

Адвокатша в ответ доложила: «в субботу на моём дежурстве пришла в консультацию ваша супруга, потребовала от меня оплаты за все дни проезда. Я ей стольник и заплатила. Этого мало? Или добавить ещё?».

Он онемел: «какую оплату? зачем?»

Адвокатша в ответ: «логика вашей жены безупречна: раз вы возите меня всю неделю, кто-то же должен платить? А кто, если не пассажир? Вот я и плачу».

Затем, как отрезала: «в Симферополь».

В столице, чтобы хоть как-то загладить вину, спросил: может, что надо?

Адвокатша спросила: «вы аптеки в городе знаете? Надо лекарство сыну добыть, лекарство уж больно редкое, но крайне нужное нам сейчас».

«Давайте рецепт».

По городу мотался долго: лекарство и вправду, было уж больно редким. А уж каким дорогим оказалось, матеньки мои! Но купил.

Вечером тихо спросила: «сколько я вам должна? А потом уж: спасибо».

Он помотал головой: «какие там деньги». Она поняла, глазами улыбнулась: «ещё раз спасибо».

По вечерней дороге под тихую музыку Вивальди или Баха (он в музыке был не мастак, это она уточнила: Вивальди) в уютной машине лёд таял, правда, чуть-чуть. Пассажирка всё больше молчала, а его потянуло на исповедь разговора: про сына, дорогу, про то, как профессор в Симферополе отца от язвы желудка избавил настойкой из коры (забыл какого дерева, но вроде, софоры, кажись). Так и болтал, всё больше теплея душой.

Уж что-что, а слушать адвокатша умела. Так слушала, что душа сама раскрывалась, и знал почему-то, что она болтать нигде про него не будет, как будто просто забудет.

Машину скрутило как-то внезапно. Ничего вроде не предвещало поломки: мотор гудел ровно, благодарно урча, как собака, за чистый бензин. Коробку передач давеча с кумом просмотрели на раз, свечи новьём, только недавно в столице по случаю приобрёл.

Но машину несло, как по стеклу гололеда, хотя трасса даже не обледенела. Сильный ветер унёс в степь остатки наката, и ни тебе тумана, ни гололёда.

Руль крутился, как бешеный, и руки не слушались. Мозги отключились, тело само впиталось в машину, передавая ей свое дикое желание выжить, спастись!

Спас опыт: двадцать лет за рулем – дело не шутка! Чудом машина не перевернулась, встала у края обочины. Свет фар высветил ряд частых деревьев, с каждым из которых грозилась встреча бабы с косой.