Я. Философия и психология свободы - Сергей Юрченко

Что значит «глубокомыслие»? К чему мы апеллируем, когда предлагаем человеку задуматься глубже? Ведь он думает так, как думает. Но мы словно предлагаем ему обратиться к своему глубинному интуитивному миру. Но кто этот «кладезь мудрости» в него заложил? Назовем «Гносеологическим принципом» следующий факт: аналитическое знание, которое собственно и признается настоящим функциональным знанием, есть дедуктивное знание, но всякое звено дедуктивной (логической) цепи изначально уже содержится в предыдущих звеньях. Познание как таковое не есть движение от малого к большему, оно есть движение от общего к частному. Так, например, аксиомы Евклида уже содержат в неявном виде все теоремы евклидовой геометрии. Необходимо лишь осознать их. Этот принцип подобен термодинамической проблеме в космологии: при неизбежном росте энтропии начальное состояние Вселенной должно быть чрезвычайно упорядоченным, так что сингулярность Большого взрыва должна содержать в себе всю квантовую информацию о будущем Вселенной. Гносеологический принцип гласит: все, что мы можем узнать про Вселенную и самих себя, уже присутствует в нас. Иначе говоря: в мире нет ничего такого, что не было бы доступно нам. Именно поэтому Вселенная оказывается устроена таким образом, что мы можем существовать в ней и познавать ее.

Общепринятыми являются выражения вроде: «эта мысль пришла ко мне там-то», «я натолкнулся на эту идею, когда…», «в этот момент меня озарила догадка», «и тогда я поймал себя на предположении» и т.д. И ведь это не пустые оговорки. Мы неявно даже для самих себя признаем, что не контролируем свое мышление и поэтому не смеем говорить: «я создал идею», «я изобрел мысль», «я придумал догадку». Именно поэтому же существует выражение «научное открытие», которое подразумевает обнаружение чего-то уже существующего, а не божественное создание из ничего. Мы не создаем свои мысли. Единственное, что мы можем сделать, - это организовать свои мысли, которые одинаковы во всех головах. Как известно, яблоку не достаточно упасть на чью-нибудь голову. Голова должна быть хорошо организована.

Мозг содержит почти триллион нейронов, каждый из которых имеет несколько тысяч синапсов для связи с другими нейронами. Комбинаторное количество «нейронных состояний» мозга соответствует космологическим числам. Наш мозг хранит информацию обо всей Вселенной. Если вы бьете клюшкой для гольфа по шарику и загоняете его в лунку, вы успешно решаете целую кучу уравнений механики, сопромата, баллистики, геодезии и метеорологии. В том источнике психики, который психологи называют «бессознательным», мы знаем все. Только поэтому, в рамках теории сознания, эзотерика и мистицизм заслуживают внимания. В сущности, мистика – это интуитивная компенсация человеком своего невежества. Когда нам не хватает слов, мы все становимся мистиками; когда нам не хватает конструктивных знаний, мы апеллируем к «внутреннему знанию». Так, например, древние утверждали, что младенцы с врожденными пороками неугодны богам. Спустя тысячелетия мы вовсе не опровергли этот постулат, а лишь уточнили, что имя этих богов «Эволюция» и «Генетика». Преодоление невежества есть преодоление мистицизма.

Великим мистиком античности был Гераклит из Эфеса. Диоген Лаэртский сообщает, что Гераклит считал мир Логосом (Языком). Этот его взгляд ничем не отличается от утверждения другого величайшего мистика Гаутамы, утверждавшего, что мир (Майя) есть иллюзия самосознания. Интуитивные догадки этих мыслителей совпадают и в другом. Река Гераклита, в которую невозможно войти дважды, – это поток дхарм самосознания (анитьи), в которых самосознание и тождественный ему мир (Логос-Майя) являются временными и непрерывными процессами. В их основе лежит единая сущность – София Гераклита или Брахман Гаутамы (тождественный Атману). Лао-Цзы называл эту внеязыковую сущность Дао, тут же уточняя: «То, что можно назвать Дао, не есть истинное Дао». Иисус говорил о Святом Духе, предшествующем душе. Психологи в этом случае говорят о бессознательном. Мы ее назовем панпсихическим Сознанием, а то состояние психики, в котором находимся сами, самосознанием, ибо мы всегда не просто что-то сознаем, а сознаем свое осознание.

Соответственно мы поменяем принятую со времен Фрейда терминологию на противоположную. Бессознательное или панпсихическое Сознание это и есть Я, единственное для всех самосознаний, каждое из которых есть Оно. Ведь знать себя (а без этого невозможен человек) – значит знать себя как постороннего, как одного из многих. В конце концов, самосознание потому и есть само-сознание, что оно сознает каждый свой акт. Если человек не слышал собственных мыслей, откуда ему известно, что он вообще мыслил? Если бы человек не слышал собственных мыслей, то ему неоткуда было бы взять саму идею молитвы, ведь молитва – это обращение к кому-то внутри самого себя, к истинному Я. В этом смысл заявления Юнга: «И филогенетически, и онтогенетически сознание вторично. Мы должны, наконец, принять эту очевидность». Очевидность заключается в том, что мы всегда имеем дело с самосознанием, с Оно, будучи вторичными по отношению к Сознанию, к Я, которое бессознательно. Именно в акте интроспекции Я становится одним из нас, тех, кто всегда слышит собственные мысли.

По признанию Э. Толле, его первая (осознанная) встреча с этим Я, которая и толкнула его на писательскую стезю, произошла так: «Однажды ранним утром я проснулся с чувством жуткого, абсолютного страха…всё казалось каким-то чуждым, враждебным, и настолько лишенным смысла, что пробуждало во мне глубокое отвращение к миру. И самым отвратительным из всего этого был факт моего собственного существования. Какой был смысл продолжать жить с грузом такого страдания? Я чувствовал, что глубокое, страстное желание избавиться от жизни, стремление к небытию, теперь становится гораздо сильнее инстинктивного желания жить. «Я больше не в силах жить сам с собой», – эта мысль настойчиво повторялась в моем рассудке. И вдруг совершенно внезапно я сообразил, насколько необычной и оригинальной была эта мысль. «Я один или нас двое? Если я не в силах жить сам с собой, то тогда нас должно быть двое: “Я” и тот самый “сам”, с которым я не могу больше жить. А что, если только один из нас настоящий?»

Так кто есть настоящий – Сознание-Я или самосознание-Оно? Все зависит от того, как интерпретировать «настоящее». Каждый из нас, как носитель индивидуального самосознания, несомненно, есть настоящий. Но самосознание возникает лишь с первым вздохом младенца, в миг его рождения как акт рефлексии Сознания, в котором Я узнает себя как очередное, одно из миллиардов Оно. В эмбрионе нет души, есть лишь Сознание, которое еще не знает себя. Но вот младенец явил себя миру, закричал и сам себя услышал. С этого момента он всегда будет слышать себя, осознавать себя как нечто совершенно индивидуальное до самой смерти… своего самосознания. Некогда над храмом Изиды в Саисе было написано: «Никому из смертных не поднять мое покрывало». В этой фразе нет ничего эзотерического, если правильно понять ее. Изида – это Сознание. Покрывало – самосознание, а смертный – носитель индивидуального самосознания. Завеса души стоит между Я и Оно.

Поскольку все мы «подключены» к единому Сознанию – Я, то наши дикие предки, как и мы, имели доступ к любым интуитивным знаниям (в частности, некоторые из них могли бы быть отличными игроками в гольф или футбол). Сама наша способность к познанию совершенно независимого от нас физического мира выглядит невероятной. Какое отношение имеет язык, посредством которого наш мозг воспринимает этот мир, к материи? Об этом твердили еще античные скептики: «не знаем и не узнаем» (лат. ignoramus et ignorabimus). Между словом (именем) и предметом (денотатом) находится непроницаемая психофизическая стена. Именно поэтому, говорит Кант, всякая вещь есть вещь-в-себе. Наше познание вещи есть вымысел ума. Но познание оказывается возможным. Потому что мир (Логос) и есть вымысел Я (Софии-Брахмана, т.е. Вселенского Разума)!

Этот вывод прямо апеллирует к тому, что в философии принято называть Панпсихизмом (от греч. πᾶν – все, ψυχή – душа). В современной космологии панпсихизм выражается через Антропный принцип. Дело в том, что все фундаментальные физические константы, взятые по совокупности, имеют очень узкий интервал допустимых значений, при которых Вселенная в том виде, в котором она перед нами предстает и обеспечивает условия для зарождения жизни, могла возникнуть и стабильно развиваться. Первым эту мысль озвучил американский астрофизик Р. Дик, а окончательно сформулировал космолог Б. Картер, усмотрев в антропном принципе расширение принципа Коперника. Согласно Картеру мы имеем два формально раздельных космологических вселенских антропных принципа – слабый и сильный, которые, в сущности, отличаются друг от друга только тем, что слабый ссылается на множественность миров (как, например, в инфляционной модели А. Гута, где множество вселенных вызревает будто гроздь винограда), а сильный предполагает Вселенную единой и неделимой.