Анатомия войны: Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь и их великие победы - Александр Андреев

В случаях особенной важности или большой опасности, и прочие граждане Карфагена были одинаково обязаны вооружаться.

Второе место после собственных карфагенских войск занимали войска африканских данников Карфагена – ливно-финикиян. Этих войск было гораздо более, нежели собственных карфагенских.

Наибольшую часть карфагенских армий составляли иноплеменные наёмники. Карфагеняне набирали их в самых противоположных странах Африки и Европы, между их самыми разнородными племенами, с тем намерением, чтобы набором разноплеменных наёмников, говоривших непонятными друг другу наречиями, предупреждать заговоры, измены и возмущения между ними.

Достоверно известно, что при огромных денежных средствах Карфагена выставить 100000 войск ему не стоило большого труда.

В мирное время Карфаген также содержал некоторое число войск, которые составляли стражу столицы и городов в областях.

Военное устройство Карфагена, при некоторых выгодах, имело большие недостатки и невыгоды. Внешние неудачи не причиняли Карфагену чувствительного вреда: ему нечего было щадить и жалеть полудиких наёмников, и пока у него не было недостатков в деньгах для их найма, он всегда легко и скоро мог пополнять даже величайшую убыль своих войск, ибо охотников служить в них наёмниками всегда было множество. Народонаселение государства не было ни отвлекаемо от промышленности и торговли, ни истощено войной. Однако наёмники не могли заменять природных войск, ибо в них не было ни преданности к чуждому им государству, ни единодушия, ни благородных побуждений чести и славы. Разнородные составные части карфагенского войска не были соединены между собой никакими естественными и тесными узами, никакими общими и важными выгодами, и не составляли одного неразрывного целого. Данники всегда были готовы восстать и отложиться, а наёмники, при малейшем неудовольствии, невыдаче им жалования, либо предложении кем-либо другим большей платы, возмущались и всегда были готовы обратить оружие против самого Карфагена. От того Карфаген был слаб и почти беззащитен внутри. Внезапное нападение неприятеля на собственные его пределы, от которого флоты его не всегда были в состоянии защитить его, при невозможности сверх того в скорости собрать в таком случае наёмное войско, подвергало Карфаген величайшей опасности. Внутренние же войны, гораздо более опаснее для него, нежели внешние, нередко ставили его на край гибели.

Начальники карфагенских армий были избираемы всегда из собственных граждан Карфагена народом и большей частью не по личным способностям и дарованиям, не за заслуги и отличия, оказанные отечеству, но по особенным прихоти или благорасположению народа, либо господствующей политической партии, по знатности рода или богатству, связям или проискам. Беспрерывная борьба политических партий и попеременное торжество одной над другими, зависть народа к победам и завоеваниям искусных или счастливых полководцев, опасение, чтобы предводители армии не употребили своей власти против свободы Карфагена – всё это было причиной, что их часто сменяли, даже в продолжение самой войны, отказывали им в требуемых ими подкреплениях и денежных средствах, всячески стесняли их и, наконец, совершенно ограничили их власть. При предводителях армий во время войны постоянно находились особо назначаемые сенатом для надзора за их действиями сановники, от которых они более или менее зависели.

В V веке было учреждено герусия – верховное судилище, из ста сенаторов, предназначенное для обеспечения государственных устройства и учреждений от властолюбия аристократов и особенно предводителей армий. Имея постоянное пребывание в Карфагене, судилище это управляло оттуда войной и военными действиями, даже в самых отдалённых странах, составляло военные предначертания, требовало от полководцев непременного и точного их исполнения, и строго, нередко жестоко, наказывало предводителей армий за отступления от них, неудачные предприятия и поражения. Естественным следствием этого было то, что военные предначертания верховного судилища были редко сообразны с обстоятельствами, беспрерывно изменяющимися на войне, – полководцы, страшась ответственности и наказания за неудачи, не отваживались на предприятия и действия смелые и решительные, и поэтому военные действия и войны карфагенян велись большей частью нерешительно, вяло и слабо. И если Карфаген сумел до такой степени распространить свои пределы и могущество, то этим был гораздо более обязан своим политике и золоту, и грубому невежеству своих врагов, нежели превосходству военного устройства и нравственной силе войска и народа своих.

Карфагенские войска были пешие и конные, тяжелые и легкие, правильно устроенные и неустроенные.

Священная дружина была пешая и тяжело вооруженная. Прочие карфагенские граждане, служившие в войске, составляли тяжелую конницу.

Ливно-финикияне сражались и пешими, и конными, и составляли, первые – часть тяжелой пехоты, а последние – часть тяжелой конницы.

Испанские наёмники составляли отличную тяжелую пехоту и отчасти тяжелую конницу. Главным оружием их был большой меч, которым одинаково можно было и колоть и рубить.

Многочисленнейшим родом войск в составе карфагенских армий была превосходная, хотя и не устроенная, легкая конница кочевых африканских племён: массилян, массессилян, маков и маврузян, известная под общим названием нумидийской.

Всадники, полунагие, едва прикрытые плащами, навёрнутыми на левые руки вместо щитов, либо львиными или тигровыми шкурами, вооруженные легкими дротиками и мечами, сражались на малорослых и тощих степных конях. Но воинственные, мужественные, неутомимые, довольствовавшиеся самой скудной пищей и отменно храбрые, они были и отличными наездниками: ибо росли на коне и с детства свыкались с верховой ездой. Их кони были необыкновенно крепки, быстры на скаку и неутомимы. Нападение нумидийской конницы было всегда чрезвычайно пылкое и стремительное. Она не стыдилась бегства, ибо бежала только для того, чтобы обратясь назад, снова нападать. Превосходно обеспечивая собственное войско от внезапных нападений, она в то же время сама беспрерывно тревожила неприятеля нечаянными, частыми со всех сторон нападениями, быстро и неутомимо преследовала его в отступлении и отлично вела малую войну небольшими отрядами.

Карфагеняне также на войне употребляли военные колесницы, а потом слонов.

В общем строе карфагенское войско представляло странный вид. Середину или главные силы составляли: пехота и конница карфагенские, ливно-финикийские, галльские, испанские и другие. Впереди были рассыпаны балеарские пращники и построены военные колесницы, а по флангам находились многочисленные толпы нумидийской конницы.

Исследователь Д. П. Кончаловский писал о великом карфагенском полководце в книге «Ганнибал», вышедшей в 1923 году в Петрограде:

«Чтобы понять деятельность Ганнибала, как полководца, организатора и политика, мы должны учитывать условия быта, культуры и международных отношений, среди которых он жил. Для выполнения своей грандиозной задачи не имел под руками тех средств, которые даёт современным государственным людям наша более развитая цивилизация и во всех отношениях совершенная техника. Предпринимая борьбу, он не мог заранее подготовить всю совокупность средств, которые были необходимы, чтобы пронести её с начала до конца, не наталкиваясь на неожиданные и непредвиденные препятствия. Под Ганнибалом не было той почвы, которую чувствуем под собой мы: эта почва – целая система технических приёмов, выработанных нашей цивилизацией. Она облегчает работу отдельного лица настолько, что даже посредственность в наше время может играть крупную роль и возвышаться до исторического значения. Она ослабляет силу случайностей и позволяет лучше предвидеть даже детали всякого дела.

То, что современный политик совершает механически и по шаблону, пользуясь готовым аппаратом, Ганнибалу приходилось делать творчески, на свой манер, всякий раз с самого начала, черпая силы только из себя. Не обладая механизмом государственным, военным и дипломатическим, Ганнибал основывался только на собственном опыте и гении, на своём знании людей, на вере, что в трудную минуту он сможет найти выход с помощью наличных средств.

Умение Ганнибала находить выход их труднейших положений свидетельствует о гибкости его ума, о страшной силе воли и настойчивости. Он строит всякий новый успех на предыдущем; теряя точку опоры, только что найденную с трудом, он тотчас находит новую среди новой ситуации. Ему много помогало счастье, но лишь потому, что он умел его ловить, умел использовать случай для успеха там, где всякий другой обратил бы его себе на погибель.

Вслед за изменением положений он постоянно меняет тактику и место действия, бросает средства, на которых недавно он, казалось, строил весь расчет».