Мы были суворовцами - Николай Теренченко

Через 22 года, в 1966 году, Виктор Иванович Дронов (выпускник НчСВУ 1952 года, военный режиссер и кинооператор, при встрече с Буденным напомнил ему об этом посещении. Маршалу хорошо запомнился из этого парада эпизод, когда малышка-суворовец споткнулся и упал во время торжественного прохождения. "Штаны у него спустились - он и упал", - с улыбкой вспомнил Буденный.

А тогда, в мартовский туманный день 1944 года, Семен Михайлович написал на радость суворовцам и командирам в книге отзывов: "При посещении мною училища я был восхищен быстрым построением воспитанников по тревоге с соблюдением строевого порядка и формы одежды. Внешний вид, опрятность, выправка и ответы на приветствия заслуживают похвалы. Желаю воспитанникам-суворовцам целиком и полностью использовать для себя широкие возможности, предоставленные Советским Правительством, в деле получения общего образования и воспитания в духе преданности нашей Родине и Коммунистической партии. Желаю воспитанникам успехов и быть достойными офицерами своего Отечества и великих русских полководцев".

Так, в декабре 1943 года, став под свое боевое Красное Знамя, мы, мальчишки, опаленные войной, приобщились к великому воинскому братству. Вручением Знамени был признан статус нашего училища как воинской части.

В те далекие годы, когда я жил и учился под боевым Красным Знаменем Новочеркасского СВУ, я услышал две истории, сходных по своему смыслу и значению, отдаленных друг от друга более семисотлетним слоем времени. Первую историю рассказал нам наш замечательный педагог, преподаватель истории Борис Васильевич Изюмский на одном из своих уроков.

...Орды хана Батыя заливали кровью русскую землю. Сжигали покоренные города, истребляли русичей, не желавших идти в татарскую кабалу. Однажды Батый наблюдал, как орда татарских конников, окружив немногочисленный отряд русских воинов, стала истреблять их. Один за другим падали русичи под ударами татарских сабель в неравном бою, пока не остался один. Совсем еще молодой, ловкий и сильный русский воин искусно защищался, поражая своих врагов. Все же участь его была предрешена, он об этом знал и все же продолжал яростно защищаться. Тогда грозный хан приказал своим воинам: "Этого смельчака не убивать, ко мне его живым! Я хочу посмотреть, из какого материала сердце русича!".

Кто-то из татар ловким ударом кривой сабли отсек руку русского воина вместе с мечом и его приволокли к Батыю. Перед тем, как вырвали из его груди сердце, синеглазый воин, шепча молитву, осенил себя обрубком правой руки. (Эту же историю я прочитал несколько лет назад в великолепном историческом эссе "Память" Владимира Чивилихина, к великому сожалению, уже покойного).

А вот другая история.

Весна 1945 года. Одна из советских дивизий, штурмовавших Берлин, натолкнулась на ожесточенное сопротивление фашистов и не могла продвинуться дальше. Задержка дивизии на этом участке грозила срыву всей операции. И тогда командир дивизии передал боевой приказ полкам: "Боевые Знамена на линию огня! Вперед, в атаку!". И боевые полки в порыве ринулись со своими знаменами вперед с криком "Ура!" Одному из знаменосцев осколком снаряда отрезало правую руку по самый локоть, а в этой руке он держал знамя полка, и оно упало на землю вместе с отрезанной рукой. И тогда знаменосец схватил свою отрезанную руку вместе со знаменем в левую руку, поднял знамя вверх и пошел навстречу пулям, пламени, к своему бессмертию!

Он был простым русским парнем, это я точно знаю, он остался жив и награжден орденом Ленина. Может, он и сейчас жив и находится среди нас, обыкновенный советский человек, с необыкновенной русской душою и сердцем.

Если ты жив, низкий поклон тебе, мой легендарный современник! Уж не прапрапрародич ли ты тому русичу, который молился обрубком правой руки перед лютой смертью на глазах у жаждущего видеть живое русское сердце свирепого завоевателя?

Эту удивительную историю рассказал мне в июле 1946 года в Персияновских лагерях один молоденький старшина, участник штурма Берлина, очевидец этого необыкновенного случая, произошедшего в его дивизии.

Я обращаюсь к читающим эти строки. Дорогие соотечественники! Может быть, кто-либо из вас подскажет, где, в каких изданиях, книгах зафиксирован этот удивительный случай человеческого порыва, гордость духа русича? Может быть, кто-либо из художников нарисовал картину, изображающую легендарного знаменосца в память и назидание потомкам? Так хочется верить, что этот эпизод из Великой Отечественной войны не будет забыт в памяти народной!

8. Первые потери

Вот на каких примерах воспитывались мы, суворовцы, под своим родным Красным Знаменем. И когда умер от менингита наш товарищ, совсем еще мальчик Витя Мышкин, мы провожали его в последний путь всем училищем, через весь город шли с нашим Красным Знаменем в траурном молчании. От той же болезни скончался не доживший полтора года до торжественного выпуска суворовец Тадиашвили. У Тодика (так мы его звали) не было родных, отец и все старшие братья погибли на фронте, мать умерла в войну, других родственников не было. Зато были несколько сот его братьев-суворовцев. Мы сами вырыли ему могилку, и лучшие из нас удостоились чести нести гроб с его телом. Мы покрыли его нашим суворовским стягом и дали трехкратный прощальный салют. На прощальной панихиде в числе немногих выступил офицер-воспитатель Тодика капитан Терсков Серафим Феофилактович. Среди печальной тишины негромко звучал его голос, а из глаз катились слезы.

...Почти сорок лет спустя, в 1989 году, на очередной встрече суворовцев-новочеркасцев на трибуну вышел совсем пожилой мужчина, представился и рассказал, что все эти годы, он, Серафим Феофилктович Терсков, из года в год ухаживал за могилкой рано ушедшего из жизни суворовца Тодиашвили, его питомца По призыву С. Ф. Терскова присутствующие в зале собрали нужную сумму денег на новый обелиск и оградку.

Разве могло быть иначе у питомцев Терскова, Маняка, Бовкуна, Изюмского и многих других наших воспитателей и педагогов, учивших нас из года в год отзывчивости, взаимопомощи, поддержке, уважению к памяти прошлого, верности своему Знамени?

...Так начиналась наша новая жизнь от подъема и до отбоя. Каждый день, окантованный жесткими рамками воинского распорядка дня и дисциплины, приносил что-то новое, захватывающе интересное, и мы жадно, глазами, ушами, всей душой впитывали каждый день нашего бытия.

Воинская дисциплина ни в коей мере не подавляла в нас все то, что присуще каждому ребенку-неумную тягу к движению, неугомонность, неистощимую любознательность. Стоило офицеру-воспитателю скомандовать: "Рота, вольно, разойтись!" - как только что стоящий по струнке, подтянутый, красивый строй маленьких солдатиков превращался в галдящую, клокочущую ораву сорванцов, с которой наши офицеры и старшины справлялись с трудом.