Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На ступенях я расположилась возле объемных бронзовых кафедральных дверей Гиберти и стала ждать Саро. Литые рельефные фигуры из Ветхого Завета позади меня казались еще более стоическими и вечными, когда снег касался их застывших форм. Я смотрела, как снег падает дальше и тает, приземляясь на мои поцарапанные ботинки, а холод мраморных ступеней, на которых я стояла, проникал в мои ступни. Я чувствовала себя босой. Часы пробили одиннадцать. Мое свидание задерживалось.
К четверти двенадцатого мои шапка и пальто промокли насквозь. Конечно, я восприняла время нашей встречи буквально. Неужели Италия ничему меня не научила? Пунктуальность была понятием относительно важным, а время – всегда приблизительным. Я заглянула в свою сумку в надежде на то, что там будет что-нибудь съедобное. Потом посмотрела на людей на противоположной стороне площади, сидящих в барах, потягивающих капучино и эспрессо. Я начала задумываться, не закончится ли это свидание так же, как предыдущие, далекие от идеала романы, которые у меня были с тех пор, как я приехала в Италию несколько месяцев назад. От одной только этой мысли мне захотелось сесть на велосипед и вернуться в свою крошечную новую квартирку на Пьяцца дель Кармине.
Двадцать минут – это больше, чем я могла выдержать на холоде независимо от того, насколько живописно вокруг. В тот день у меня не было занятий, но здравый смысл у меня был. И последнее, что я хотела, – это подхватить пневмонию, ожидая того, кто, очевидно, не придет. Я поплотнее запахнула пальто и отчаянно попыталась вспомнить, куда засунула перчатки, которые мне прислала бабушка из Восточного Техаса. Поднеся кончики пальцев ко рту, я погрела их своим дыханием. Затем, перешагивая по две ступеньки сразу, стала спускаться по лестнице обратно к своему велосипеду. Что за парень – сначала дарит тебе велосипед, а потом динамит первое свидание?
Смахивая снег с ресниц и гадая, что вообще такого могло произойти, я покрутила педали обратно через Арно к себе домой.
Час спустя я выглянула в окно квартиры, находившейся на верхнем этаже здания на Пьяцца дель Кармине. Было уже слишком поздно для завтрака – единственного вида еды, которую мы держали дома, а для того чтобы отправиться обедать, я была слишком взволнована. Мне хотелось дождаться звонка Саро. Я знала, что он позвонит. Я бы поклялась в этом своей жизнью. Я чувствовала, что знаю его. На самом деле я не знала его толком, но я знала его сердце. Определенно должно было случиться что-то серьезное, чтобы он не пришел.
Затем я услышала звонок. И рванула на бешеной скорости, заскользив по мраморному полу, рискуя свернуть себе шею, чтобы первой взять трубку общего телефона, висевшего на колонне в центре гостиной.
– Mi dispiace[15]. Прости. Прости меня. – Голос Саро был торопливым и настойчивым.
– Что случилось?
Молчание.
– Я проспал. – И следом со скоростью выстрела: – Прошлой ночью в ресторане был Роберт Плант. Я готовил ужин для него и его группы после выступления. Они сидели до двух часов ночи. Я вернулся домой в три. Мне так жаль. Ты бы хотела снова встретиться со мной в центре? Мы все еще можем пообедать, нет?
– Через полтора часа у меня занятия, так что не думаю, – соврала я. Я не была точно уверена, почему, разве что меня не привлекала идея вернуться на холод. Может быть, я хотела, чтобы он пришел ко мне.
– Я отвезу тебя на учебу, а потом подожду.
– Это необязательно. – Теперь я уже сожалела о своем вранье. Не слишком ли жестко я обращалась с этим парнем?
– Тогда приходи вечером в ресторан. Я приготовлю тебе ужин. – Прежде чем я смогла ответить, его голос сломался от искренности. – Пожалуйста, приходи. Возьми с собой друзей, если хочешь. Это будет для меня удовольствием. – Он немного помолчал. – Я думаю, вместе мы могли бы быть чем-то замечательным.
Никто раньше мне не говорил ничего подобного. Эти два слова, «что-то замечательное», поразили меня током, словно молния. Он так легко и без усилий вызвал в моем воображении видение о нас и о чем-то замечательном, что внезапно оно показалось таким же правильным, как масло, намазанное на хлеб. Я была ошеломлена его храбростью, его уверенностью. Он приглашал меня в мечту о моем собственном будущем, которую я даже не знала до этого момента. Но как только слова были сказаны, я поняла, что пути назад нет. Да, конечно, я хотела чего-то большого, и, может быть, с ним у меня это было бы.
– Va bene, – ответила я, тайком восторгаясь, что моя судьба с ее величием может начаться с хорошей трапезы.
«Acqua al 2» была преполнена тем вечером, люди толпились у входа, храбрясь на холоде и надеясь получить столик. Я ждала у края толпы, высматривая двух своих подруг, приехавших по обмену, – Каролину и Линдси. Я последовала предложению Саро и позвала их с собой – отчасти потому, что не хотела ужинать в одиночестве, а отчасти потому, что мне было любопытно узнать их мнение о Саро.
Линдси, долговязая спортсменка из Милуоки, занимающаяся лакроссом, с копной рыжих непослушных кудряшек, которые она называла «ирландские афро», приехала первой.
– Que pasa, chica?[16] – ее итальянский был порывистым и заикающимся, поэтому у нее была привычка пользоваться другим своим стандартным иностранным – испанским, чтобы облегчить себе жизнь. Он звучал точно так же испорченно и безнадежно по-английски, но ее, казалось, устраивал сам факт, что она разговаривает на иностранном языке. – Каролина, по вcей видимости, опоздает – она идет пешком с противоположной стороны садов Боболи. Ты же знаешь, она боится ездить вечером на автобусе.
Конечно, как я могла забыть? Каролина была религиозной, из общины Южных Методистов, и молилась всякий раз, переступая порог общественного транспорта Италии. Она рассказывала это на своем иностранном все три часа с той же скоростью, с какой мы плыли на пароме с материка до Стромболи. Конечно же, она опоздает.
– Идем, – сказала я, повернувшись в сторону света, исходившего от ресторана.
Оказавшись в узком холле, я сразу направилась к хостес. Саро сказал мне обратиться к ней, к Люсии.
– Mi scusi.
Она подняла вверх глаза, взглянула на меня и моментально выпрыгнула из-за стойки в конце десертного бара. Улыбка на ее лице напоминала ухмылку довольного
