Головоломка - Эд Макбейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну уж нет, пусть у тебя об этом голова болит, — сказал Вейнберг. — Я буду считать расходы только с этой минуты, но не рассчитывай, что я буду платить по твоим старым счетам.
— О'кей, забудем про эти две тысячи. Ну так как, договорились?
— Договорились, — сказал Вейнберг и протянул руку. Браун пожал ее. — Давай-ка глянем на твою часть фото.
— Не считай меня дурачком, — покачал головой Браун. — Ты ведь не думаешь, что она и в самом деле у меня при себе?
— Попробовать никогда не вредно, — ухмыляясь сказал Вейнберг. — Встретимся сегодня вечером. Тогда и выложим все на стол.
— Где?
— У меня.
— Это где?
— Саут Кирби, 220. Квартира 36.
— Когда?
— Одиннадцать вечера тебя устроит?
— Я приду, — сказал Браун.
Дом 220 по Саут Кирби находился в трущобе, сравнимой разве что с выгребной ямой. Артур Браун хорошо знал подобные трущобы. Переполненные мусорные баки прямо на тротуарах — тоже знакомая картина. И крыльцо его не удивило — потрескавшиеся цементные ступени, на которых белой краской выведено “НА ЛЕСТНИЦЕ НЕ СИДЕТЬ”, ржавые перила из кованого железа, во входной двери выбиты стекла. Замки на почтовых ящиках в вестибюле, куда обычно опускают чеки на пособие по безработице, сломаны. Свет не горел, и только единственная лампочка слабо освещала площадку первого этажа. Коридор пропах запахами кухни, пота и человеческих испражнений. Это зловоние, окутывавшее Брауна, пока он карабкался на третий этаж, напомнило ему о детстве. Он вспомнил себя, маленького, лежащего в постели и прислушивающегося к звукам, доносившимся с кухни, где ночью хозяйничали крысы. В той же комнате спят его родители, сестра шепчет в темноте с соседней кровати: “Они опять здесь, Арти?”, а он кивает с широко открытыми глазами и уверенно говорит:
— Они уйдут, Пенни.
Однажды ночью Пенни спросила:
— Арти, а если они не уйдут?
Он не знал, что ответить. Ясно представил себе, как утром заходит на кухню и видит, что комната кишит длиннохвостыми крысами, с острых клыков которых стекает кровь.
Даже сейчас его передернуло от этой мысли. “Арти, а что если они не уйдут?”.
Когда Пенни было семнадцать лет, она умерла от сверхдозы героина, впрыснутого ей в подвале другой девчонкой, которая, как и она, была новенькой в уличной шайке под названием “Принцы-воители”. Он вспомнил, как кто-то из ребят написал название шайки четырехфутовыми буквами на кирпичной стене — “ПРИНЦЫ-ВАИТЕЛИ”.
Поднявшись на темную площадку третьего этажа, Браун постучал в дверь квартиры 36 и услышал, как Вейнберг отозвался из-за двери:
— Да, кто там?
— Это я, — ответил он. — Стокс.
— Открыто, входи, — сказал Вейнберг.
Открыв дверь, Браун увидел коридор, ведущий на кухню, но самого Вейнберга не было. Только сейчас он сообразил, что голос Вейнберга прозвучал где-то совсем рядом с дверью, и это его насторожило. Он повернул вправо, вскинул руку для защиты от удара, но опоздал буквально на секунду. Что-то тяжелое ударило его по голове чуть пониже виска. Почти оглушенный, он упал на бок, попытался встать на колени, поднял голову и увидел прямо перед собой дуло револьвера 38-го калибра.
— Привет, Стокс, — сказал Вейнберг и ухмыльнулся. — Руки на пол, не двигаться или заработаешь пулю. Вот так-то.
Он осторожно обошел Брауна, сунул руку к нему под пиджак и вытащил его револьвер из наплечной кобуры.
— Надеюсь, у тебя есть на него разрешение? — с усмешкой спросил он, засовывая револьвер за пояс. — А теперь вставай!
— Что ты задумал? — спросил Браун.
— Я задумал получить то, что мне нужно, без всяких дурацких сделок.
— А когда получишь? Что тогда?
— Тогда я займусь разными интересными делами. Но уже без тебя.
— Тогда тебе лучше двигать отсюда подальше, и чем скорее, тем лучше, — сказал Браун. — Я уверен на все сто, что найду тебя.
— Нет. Мертвец никого не сможет найти.
— Ты собираешься пристрелить меня в своей собственной квартире? Кому ты это говоришь?
— А это не моя квартира, — усмехнулся Вейнберг.
— Я проверил адрес в... — начал Браун и осекся, потому что чуть было не сказал: “В Бюро идентификации”.
— Да, где?
— В телефонной книге. Не пытайся меня надуть, Вейнберг. Это твоя нора.
— Была, только была! Я переехал два месяца назад, оставив тот же телефон.
— Тогда как же ты сюда залез сегодня?
— Здешний сторож — пьянчуга. Бутылка “Тэндерберда”, и он закроет глаза на все.
— А как быть с тем, кто живет здесь сейчас?
— Он работает ночным охранником. С десяти вечера до шести утра он на работе. Есть еще вопросы?
— Есть, — сказал Браун. — Почему ты так уверен, что я занимаюсь этим делом в одиночку?
— А какая разница?
— Я скажу тебе, какая разница. Конечно, ты можешь отобрать у меня свою картинку, она у меня с собой. Но если у меня есть партнер, или два партнера, или дюжина, то можно поспорить на что угодно, что у них у всех есть копии. Что тогда получается? Я мертв, ты получил мою картинку, но и у них она есть! Так что ты возвращаешься к самому началу.
— Если только у тебя и в самом деле есть дружки!
— Правильно. Если они у меня есть, то они знают, кто ты такой, приятель, поверь мне. И если ты нажмешь на курок, тебе придется сматываться отсюда. И побыстрее.
— Ты же сказал, что больше никто об этом не знает!
— Конечно, ты мне сказал, что у нас уговор.
— Может, ты и на этот раз врешь!
— А может и нет. Ты готов это проверить? Ты отдаешь себе отчет, на какие неприятности ты напрашиваешься? Не только со стороны полиции — ведь убийство, знаешь ли, до сих пор незаконно. Но также...
— Полиция меня не волнует. Они начнут искать парня, который здесь живет.
— Если только один из моих дружков не шепнет им, что мы с тобой сегодня здесь встречаемся.
— Звучит очень неплохо, Стокс. Если у тебя и в самом деле есть компаньоны. В противном случае, вся твоя болтовня не стоит и цента.
— Тогда посмотрим на это с другой стороны. Ты убиваешь меня и получаешь мою часть фото, все это так. Но ты не получишь имени владельца еще одной части. Оно здесь, Вейнберг, — он постучал пальцем себя по виску.
— Об этом я не подумал, — сказал Вейнберг.
— Подумай об этом сейчас, — сказал Браун. — Даю тебе пять минут.
— Ты даешь мне пять минут? — рассмеялся Вейнберг. — У меня в руках револьвер, и ты даешь мне пять минут?
— Всегда играй по правилам так, как ты их понимаешь, — любил говорить мой папаша, — сказал Браун и улыбнулся.
— А в твоего папашу выпускали когда-нибудь пулю из револьвера 38-го калибра?
— Нет, но однажды стукнули бейсбольной битой, — сказал Браун.
— В конце концов, может быть, ты будешь неплохим партнером, — Вейнберг снова рассмеялся.
— Так что ты решил?
— Еще не знаю.
— Спрячь револьвер и верни мой, и мы снова будем на равных. Давай прекратим дурить друг друга и займемся этим проклятым делом.
— Откуда мне знать, что ты не пытаешься меня надуть?
— А может, у тебя, как и у меня, есть компаньоны?
— Играй по правилам так, как ты их понимаешь, — повторил Вейнберг и ухмыльнулся.
— Так да или нет?
— Конечно, — сказал Вейнберг. Он вытащил из-за пояса револьвер Брауна и протянул его дулом вперед. Браун сразу же спрятал его в кобуру. После минутного колебания и Вейнберг сунул свой револьвер в кобуру на правом бедре.
— О'кей, — сказал он. — Снова пожмем друг другу руки?
— Согласен, — сказал Браун.
Они обменялись рукопожатиями.
— Ну что же, давай глянем на твою часть фото, — предложил Вейнберг.
— Давай глянем и на твою.
— У нас с тобой прямо-таки “Общество Честности и Взаимного Доверия”, о'кей, сделаем это одновременно.
Оба одновременно вытащили бумажники, одновременно достали из целлофановых отделений фрагменты глянцевой фотографии. Тот, которой выложил на стол Браун, был найден им и Кареллой в торшере Эрбаха. Фрагмент, который Вейнберг положил рядом, был еще одной угловой частью фотографии и не походил ни на один из тех фрагментов, которые имелись в распоряжении полиции.
Вейнберг начал передвигать их по поверхности стола. На его лице появилась улыбка.
— Мы будем хорошими партнерами! Посмотри, они совпадают!
Браун посмотрел и тоже улыбнулся. Линии разреза фрагментов совпадали точь-в-точь. Он улыбался еще и потому, что его “достойному” новому партнеру было неизвестно, что еще два фрагмента находятся в верхнем ящике его стола в участке. Всего получалось четыре фрагмента, а то, что эти два совпадали, могло дать ценное что-то, кто знает? Так что Браун и Вейнберг улыбались и были довольны друг другом.
— Теперь имена, — сказал Вейнберг масляным голосом.
— Юджин Эдвард Эрбах, — улыбаясь сказал Браун.
— Джеральдина Фергюсон, — улыбнулся в ответ Вейнберг.
— Эрбах мертв, — сказал Браун, и улыбка исчезла с лица Вейнберга.