Девушка с планеты Эффа - Николай Томан

— Вне всяких сомнений, Шэрэль! Разумные существа немыслимы без хорошо развитого языка. А язык обитателей Эффы безусловно достиг высокого развития. В этом убеждает меня состояние их техники. А если это так, то их язык, так же как и наш, имеет свою морфологию, синтаксис и фонетику.

— Но как же все-таки электронные машины кибернетиков разберутся во всем этом?

— Не беспокойтесь, Шэрэль, разберутся, — улыбается Рэшэд. — В кибернетике, как вам должно быть известно, информация играет одну из главных, а может быть, даже центральную роль. Во всяком случае, изучение законов передачи и преобразования этой информации составляет основу кибернетики. А для осуществления передачи и последующего преобразования информации необходимо, чтобы она была представлена в виде определенной последовательности знаков.

— То есть в виде кода?

Одобрительно кивнув, Рэшэд продолжает:

— Любой неизвестный язык в этой связи является своеобразным кодом. А декодирование его есть не что иное, как перевод с этого неизвестного языка на известный, то есть на наш. Следовательно, язык девушки с Эффы для кибернетиков всего лишь какой-то пока неизвестный им код. А как обращаться с кодами — они лучше нас с вами знают. Если же вы восстановите несколько или хотя бы одну фразу из фонограммы нашей девушки, это очень облегчит их задачу.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сегодня я опять в лаборатории раньше всех. Мне удалось наконец раздобыть старые записывающие и воспроизводящие магнитные головки, которыми пользовались в те годы, когда беспилотная ракета была запущена в сторону Желтой звезды. Имеется теперь и химический анализ кусочка магнитной ленты, на которой записан голос девушки с Эффы. Оказывается, лента покрыта слоем ферромагнитного порошка, имеющего немагнитную основу. Значит, его игольчатые частицы обладают различными свойствами вдоль оси и в поперечном направлении. Попав в зону мощных космических излучений, они частично разориентировались и порождают теперь тот шум, который заглушает полезные сигналы. Но я с каждым днем все более совершенствую свою аппаратуру, и у меня появляется некоторая надежда на успех.

Приходит в свой павильон и Рэшэд. Он не один. Вместе с ним мой брат Хоррэл. Они так увлечены разговором, что не замечают меня, а я хорошо их слышу сквозь неплотно прикрытую дверь.

— Если масса Эффы в триста с лишним тысяч раз меньше массы Желтой звезды, когда, по-твоему, могла избавиться Эффа от своей первичной атмосферы? — спрашивает Рэшэд.

— Для этого следует прежде уточнить возраст Эффы, — замечает Хоррэл. Я хорошо знаю манеру своего брата — непременно все уточнять. От него Рэшэд не так-то скоро добьется нужного ответа.

Но Рэшэд и сам не хуже Хоррэла знает то, что ему нужно.

— Возраст Эффы, — уверенно говорит он, — как и самой Желтой звезды и всей ее планетной системы, никак не менее пяти-шести миллиардов лет.

— Да, пожалуй, — соглашается мой брат.

— В первые три-четыре миллиарда лет, — развивает свою мысль Рэшэд, — условий для возникновения жизни на Эффе, конечно, не было. За это время Желтая звезда, имевшая первоначально гораздо большую массу, постепенно потеряла значительную часть ее вследствие более мощного, чем сейчас, корпускулярного излучения. Это дало ей возможность прийти в устойчивое состояние. Ты не возражаешь против такого предположения?

— Картина, нарисованная тобой, более или менее верна, снова соглашается Хоррэл. — Во всяком случае, судя по всему. Желтая звезда за последние миллиард-полтора миллиарда лет почти не изменяла своего состояния.

— Ну, а что же за это время происходит с Эффой? — продолжает Рэшэд, и я представляю себе, как он неторопливо прохаживается вокруг Хоррэла, сидящего по давней своей привычке верхом на каком-нибудь стуле. — А происходит с ней, видимо, вот что. Эффа за это время постепенно теряет свою первоначальную атмосферу с излишком водорода и других первичных газов. Потом на поверхности ее начинается миграция зольных элементов. Образовываются сложные органические вещества, и осуществляется длительный процесс естественного отбора их до тех пор, пока не возникают аминокислоты — отдельные звенья той цепи, которая лежит в основе белковой молекулы.

— О, я вижу, ты неплохо осведомлен в вопросах биохимии? смеется мой брат. — И когда же, по-твоему, могла возникнуть жизнь на Эффе?

— Не менее миллиарда-полутора миллиардов лет назад.

— Тогда жизнь там должна достичь значительно большего совершенства, чем у нас, — замечает Хоррэл, и в голосе его слышится явное сомнение.

— Она и достигла там несомненного совершенства, — убежденно заявляет Рэшэд. — Отрывок телевизионной передачи лучшее тому доказательство. Я вижу, однако, что ты все еще сомневаешься.

— Честно тебе признаться — да.

— Но почему?

— Да потому, что не верю я в более высокое развитие обитателей Эффы. Если бы это было так, они непременно чем-нибудь дали бы о себе знать.

— А разве из того, что жизнь на Эффе существует дольше, чем на нашей Джумме, следует, что она достигла там большего развития, чем у нас? — спрашивает Рэшэд.

— Но ведь ты только что сам согласился со мной…

— Я согласился с тобой лишь в том, что жизнь на Эффе достигла высокого совершенства. Но из этого вовсе не следует, что она там выше, чем у нас.

— А по какой же причине жизнь, возникшая на Эффе раньше, чем у нас, могла отстать от нас в своем развитии?

— А по той, что развитие жизни и особенно общества разумных существ идет не по восходящей прямой, а по более замысловатой линии. У них все могло оказаться гораздо сложнее, чем у нас.

— Не понимаю я этого, — все еще не соглашается с Рэшэдом Хоррэл.

Я-то знаю, каким он может быть упрямым иногда…

— Ну что ж, — спокойно замечает Рэшэд, — я ведь и не требую от тебя слепой веры. Будем, значит, искать более веских доказательств, чем те, которыми располагаем в настоящее время.

— А в этом я охотно помогу тебе! — оживляется Хоррэл, и я слышу звук их энергичного рукопожатия.

— Как обстоит дело с твоим новым телескопом? — спрашивает Рэшэд.

— Со дня на день вступит в строй. Принято решение смонтировать его на десять дней раньше намеченного срока.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Вчера весь день прошел в напряженной работе, а сегодня я опять раньше всех в лаборатории. Но нет, ошибаюсь, кажется, за дверью Рэшэда раздаются чьи-то шаги. Прислушиваюсь, стараясь угадать, кто там. Но дверь распахивается, и я вижу Рэшэда.

— Здравствуйте, Шэрэль! Опять вы раньше всех. Ну как, получается у вас что-нибудь?