Мой полицейский - Бетан Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я Джулия Харкорт. Пятый класс.
Когда я не ответила, она улыбнулась и добавила:
– Вы мисс Тейлор, не так ли?
Я кивнула. Она снова улыбнулась, ее аккуратный носик сморщился. Ее кожа была загорелой, и, несмотря на то что на ней были довольно устаревшее зеленое платье без талии и коричневые кожаные туфли на шнуровке, в ее облике было что-то яркое. Возможно, это светлое лицо и еще более яркие губы; в отличие от большинства учителей в школе Святого Луки, Джулия никогда не носила очки. Иногда я задавалась вопросом – возможно, их носят для эффекта, позволяя себе, например, яростно смотреть сквозь стекла или снимать, для того чтобы ткнуть в сторону нарушителя школьных правил. Признаюсь тебе сейчас, Патрик, что в течение моего первого года в школе я даже собиралась инвестировать в одни.
– Подготовительная школа находится в другой части здания, – сказала она. – Вот почему вы не можете найти свое имя ни на одной из этих дверей.
Все еще держа меня за плечо, она добавила:
– Первый день всегда ужасен. Когда я начинала, был полный хаос. Но вы справитесь.
Когда я не ответила, она позволила руке упасть с моего плеча и сказала:
– Сюда. Я покажу вам.
Я на мгновение застыла, наблюдая, как Джулия уходит, размахивая руками, будто прогуливается по Саут-Даунсу[13], а затем последовала за ней.
Патрик, ты чувствовал это в свой первый день в музее? Как будто они хотели нанять кого-то другого, но из-за некой административной ошибки письмо о назначении было отправлено на твой адрес? Это, конечно, сомнительно, но именно так я себя чувствовала. И я также была уверена, что меня вот-вот вырвет. Мне было интересно, как мисс Джулия Харкорт справится с этим: когда взрослая женщина внезапно побледнеет, вспотеет и извергнет свой завтрак на полированную плитку коридора, забрызгав кончики своих аккуратных шнурков.
Однако меня не вырвало. Вместо этого я последовала за мисс Харкорт из начальной школы в подготовительную, у которой был отдельный вход в задней части здания.
Класс, в который она меня привела, был очень светлым, и даже в тот первый день я увидела, что это его качество использовалось недостаточно. Длинные окна были наполовину замаскированы шторами в цветочек. Я не сразу разглядела пыль на шторах, но почувствовала ее запах. Пол был деревянным и не так блестел, как в коридоре. В центре комнаты висела черная доска, на которой все еще можно было увидеть почерк другого учителя: заглавными буквами в верхнем левом углу было выведено «июль 1957 года». Перед доской стояли большой письменный стол и стул, рядом с которым находился водонагреватель, огороженный проволокой. За каждым рядом невысоких детских парт помещались щербатые деревянные стулья. Другими словами, все казалось удручающе обычным, если не обращать внимания на яркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь занавески.
Только когда я вошла внутрь (направленная мисс Харкорт), я увидела особую зону моего нового класса. В углу, за дверью, между задней стенкой буфета и окном, лежали коврик и несколько подушек. Ни в одном из классов, в которые я заходила во время обучения, не было ничего подобного, и, осмелюсь сказать, я сделала шаг назад от неожиданности.
– Ах да, – пробормотала мисс Харкорт. – Я полагаю, что женщина, которая преподавала здесь до вас, – мисс Линч – читала сказки.
Я смотрела на красно-желтый коврик и пухлые, взбитые подушки в тон и представляла мисс Линч, окруженную обожающим ее выводком, когда она по памяти рассказывала «Алису в Стране чудес».
– Мисс Линч была неординарной. Довольно приятной, я думаю, хотя были и недовольные. Может быть, вы предпочтете, чтобы все это убрали? – Она улыбнулась. – Мы можем попросить смотрителя избавиться от этого уголка. В конце концов, слушать они могут и сидя за партами.
Я сглотнула и наконец набрала достаточно воздуха, чтобы заговорить.
– Пусть останется, – сказала я. В пустом классе мой голос прозвучал очень тихо. Я внезапно осознала, что все, чем мне нужно было заполнить пространство, – это мои слова, мой голос; голос, который – я была в этом убеждена в тот момент – я не слишком умела контролировать.
– На ваше усмотрение, – прощебетала Джулия, поворачиваясь на каблуках. – Удачи. Увидимся на перерыве.
Она отсалютовала, закрывая дверь, кончики ее пальцев коснулись прямой челки.
Снаружи зазвучали детские голоса. Я подумала о том, что хочу закрыть все окна, чтобы не слышать эти звуки, но пот на верхней губе помешал мне сделать это в столь теплый день. Я положила сумку на стол. Потом передумала и положила ее на пол. Хрустнула костяшками пальцев, посмотрела на часы. Без пятнадцати девять. Я ходила по комнате, разглядывая стены, пытаясь сфокусироваться хоть на каком-нибудь совете из колледжа. Выучить все их имена как можно быстрее и почаще их использовать – вот все, что приходило мне в голову. Я остановилась у двери и посмотрела на висевшую над ней репродукцию «Благовещения» Леонардо в рамке. Что, подумала я, скажут шестилетние дети? Скорее всего, они будут восхищаться мускулистыми крыльями ангела Гавриила и ломать голову над легкостью лилии, как это делала я. И, как и я, они, вероятно, очень мало понимают, через что должна была пройти Дева Мария.
Дверь под изображением Богородицы открылась, и появился маленький мальчик с черной челкой, похожей на след от ботинка на лбу.
– Могу я войти? – спросил он.
Моим первым побуждением было завоевать его любовь, сказав: «Да, да, пожалуйста, входи», – но я сдержалась. Впустит ли мисс Харкорт мальчика до звонка? Разве это не было нахальством – обратиться ко мне в такой манере? Я осмотрела его с головы до ног, пытаясь угадать его намерения. Черные волосы, похожие на след от ботинка, не сулили ничего хорошего, но его глаза светились и ноги все еще были по другую сторону дверного проема.
– Тебе придется подождать, – ответила я, – пока не прозвенит звонок.
Он посмотрел в пол, и на какое-то ужасное мгновение мне показалось, что он сейчас всхлипнет, но он захлопнул дверь, и я услышала стук его ботинок в коридоре. Я знала, что мне следует вернуть его; крикнуть, чтобы он немедленно прекратил бегать и вернулся сюда, чтобы получить наказание. Но вместо этого я подошла к своему столу и