Сердце Проклятого - Ян Валетов

Остия — не Рим, это в Риме можно нанять кого угодно и на какую угодно работу. В Остию приезжали отдыхать, расслабиться, подышать морским воздухом, напоенным ароматом трав и хвои, привозя всех слуг с собою из столицы. Пилату же въезд в Рим был заказан, приходилось обходиться тем, что попадалось под руку. И если кухарка, садовник и слуги, присматривающие за домом, были остийцами и жили здесь, то прежний секретарь мало того, что был римлянином и жил в столице, так и того хуже — взял и скончался за полгода до возвращения хозяина.

Справа от бассейна, там, где густые заросли плюща оплетали легкий каркас перголы[8], бросая густую тень на изразцовый пол, был установлен стол — массивная доска из ливанского кедра покоилась на двух мраморных тумбах. На светлой поверхности столешницы стоял письменный прибор, серебряный с золотом, работы римского ремесленника, рядом находилась стопка пергаментов, кувшин с вином, высокий серебряный сосуд с водой, несколько кубков для питья и блюдо с фруктами.

Секретарь при приближении хозяина встал и ожидал приказа, стоя чуть в стороне от стола — невысокий, широкий в плечах, но не приземистый, с шапкой густых черных волос, перехваченных через лоб лентой по греческому обычаю, и гладко бритым, суровым лицом. Такое лицо более соответствовало бы не книжнику, а воину, но воинов много и их легко заменить, а вот найти хорошего секретаря, как убедился Пилат, намного сложнее, чем обычного храбреца-легионера. Хорошие помощники встречаются так же редко, как герои.

Пилат кивнул греку, сел в удобное кресло, крякнувшее под его весом — годы жизни в провинции быстро добавили ему жирка, хотя прокуратор по-прежнему оставался крепок и не потерял навыки всадника, проводившего в седле несколько суток без отдыха. Сел и жестом показал, чтобы его помощник занял свое место. Секретарь повиновался, расположившись в двух шагах от Пилата, за торцом стола.

Грек молчал, ожидая приказов.

Это было здорово, Пилат Понтийский ценил тех, кто умел открывать рот только по делу.

Надо будет прибавить ему жалования.

Прокуратор налил себе вина, разбавил водой и, отпив глоток, откинулся на мягкую матерчатую спинку сидения.

— Ты готов, Ксантипп? — спросил он чуть сипловато и откашлялся, чтобы прочистить горло.

Секретарь кивнул, взял в руки стило и открыл письменный прибор.

— Я разбирал ваши документы, — начал он, — датированные апрелем 783 года. Отчет о событиях в Ершалаиме, случившихся на иудейский праздник Песах…

Израиль. Шоссе 90

Наши дни

Адам ждал этого момента.

Он был уверен, что человек с РПГ выстрелит.

Только безумец мог надеяться, что F-35i можно сбить из гранатомета.

Только безумец или чудовищно самоуверенный пилот стал бы проверять, можно ли это сделать.

Оба участника этой дуэли были достаточно безумны.

Адам не видел момента выстрела, он его почувствовал. Можно было дать десять из десяти за то, что его противник будет наводить прицел на фонарь кабины — так сделал бы любой, кто считает колпак из бронестекла самым уязвимым местом, плюс ко всему, истребитель висел перед стрелком с дифферентом на нос, создавая у того иллюзию прицеливания в центр силуэта.

«Молния», даже в режиме зависания, слушалась рулей ничуть не хуже гоночного болида «Формулы 1». Адам слегка качнул штурвалом и добавил тяги на «вентилятор», а самолет уже прыгнул вверх, одновременно поднимая изогнутый клюв носового обтекателя за доли секунды то того, как реактивная граната пролетела в том месте, где только что отблескивал на солнце фонарь пилотской кабины.

Потом нос опустился и огромный «москит» плавно занял прежнюю позицию.

Герц посмотрел на человека, который только что развязал ему руки, и укоризненно покачал головой.

Связанная с его шлемом невидимыми электронными нервами пушка, торчащая из контейнера в подбрюшье F-35i, повела стволами из стороны в сторону.

Кларенс стоял столбом, все еще не в силах поверить, что промазал.

Истребитель качнул пушкой, и канадец, отшвырнув в сторону пустую трубу гранатомета, повернулся и побежал. Бежал он быстро, словно не бился об асфальт при падении и не его кровь покрывала черный панцирь бронежилета алыми разводами.

Самолет неторопливо сошел с места и двинулся вслед за бегущим.

Вот он навис над Кларенсом, вот внезапно изменил угол тангажа на положительный и… Из сопла вырвался дрожащий раскаленный язык, истребитель рванулся в небо столь стремительно, словно не носил имя «Молнии», а действительно был ею.

Со стороны казалось, что бегущий человек просто исчез в выхлопе, но если присмотреться, то можно было разглядеть на асфальте некоторую неровность. Это были остатки кевларового бронежилета.

Вальтер опустил бинокль и посмотрел на Мориса, даже не пытаясь скрыть довольную ухмылку.

— Похоже, мой французский друг, что в этом мире нет совершенства. Сейчас птичка упорхнет и состоится наш выход, в котором у меня снова главная роль. Что-то ты не рад, Морис, а ведь я — твой последний шанс. Или у вас за кулисами припасен еще один легион?

Морис молча смотрел перед собой. Спорить не имело смысла. Ревевший над горами самолет только что вбил на метр в асфальт тех, на кого француз делал главную ставку. Шульце прав: он — последняя надежда на успех миссии. Другой нет. И времени нет. Ничего нет.

Истребитель качнул крыльями, словно прощаясь с кем-то, и, вспоров небо, ушел в сторону Негева на «дозвуке».

— Ястреб-один, Ястреб-один, — раздалось в наушниках Адама. — Ответьте Гнезду!

— Гнездо, я — Ястреб! На связи!

— Адам, что там у тебя стряслось? На полицейской волне говорят о каком-то самолете, атаковавшем автобусы охранной фирмы на Девяностой. Докладывают о стрельбе из автоматического оружия… Доложите обстановку, Ястреб-один.

— Обстановка нормальная, — сказал Герц, улыбаясь. Врать не имело смысла — заинтересованные лица всегда могут просмотреть видеорегистратор. — Выполнил тренировочный полет на сверхнизких высотах, отработал уклонение от ракет противника и набор высоты на максимальной тяге. Ничего особенного не видел. Какая стрельба, Гнездо? У меня полный боезапас…

Смеркалось.

Вдалеке завыли сирены полицейских машин, но на шоссе — что спереди, что сзади — был такой завал, что работы полиции должно было хватить минимум до утра.

— Нет, — сказал Морис. — Другого легиона у меня нет…

Он молчал, пока джип набирал скорость, а потом спросил: