Призрак - Роберт Харрис

Я запер дверь на два поворота ключа, затем забрался в постель и всю ночь гонялся во сне за Лэнгом по лабиринту омытых дождем дорожек из красного кирпича. Помню, я сел в мини–кеб, и когда водитель повернулся, чтобы спросить меня о месте назначения, у него было печальное лицо Макэры.

На следующее утро аэропорт Хитроу напоминал один из плохих фантастических фильмов о недалеком будущем, где силы безопасности совершают путч и берут власть над государством в свои руки. У терминала стояли два бронетранспортера. Залы патрулировали дюжины коротко стриженных мужчин с пулеметами Рэмбо. Длинные очереди пассажиров вытянулись перед постами досмотра, чтобы пройти процедуру обыска и прощупывания рентгеновскими лучами. Каждый держал в одной руке свою обувь, а в другой — прозрачный пластиковый пакет с патетическими туалетными принадлежностями. Воздушные полеты рекламировались как право на передвижение, но по уровню свободы мы не отличались от лабораторных крыс. Вот как будет проведен второй Холокост, подумал я, переминаясь в носках на бетонном полу, — они просто поманят нас билетами на самолет, и мы сделаем все, что нам скажут.

Пройдя досмотр, я направился через ароматные коридоры дьюти–фри[13] к секции Американских авиалиний. Из всех бесплатных любезностей, доступных в зале ожидания, меня прельстили чашка кофе и спортивные новости утренних газет. Телевизор в углу транслировал спутниковый канал новостей. Его никто не смотрел. Я приготовил себе двойной эспрессо и только начал читать футбольный обзор в одном из таблоидов, как вдруг услышал слова: «Адам Лэнг». Три дня назад, как и каждый человек в этом зале, я не обратил бы на них внимания, но теперь они прозвучали так, словно кто–то назвал мое собственное имя. Я торопливо подошел к экрану и попытался уловить суть сообщения.

Поначалу репортаж казался неважным и напоминал устаревшие новости. Несколько лет назад в Пакистане были арестованы (по словам адвоката, «похищены ЦРУ») четверо британских граждан. Их переправили на секретную военную базу в Восточной Европе, где подвергли жестоким пыткам. Один из пленников скончался при допросе; остальных троих отправили в лагерь Гуантанамо. Стержнем новостного сюжета было известие, что газета «Сандей» получила документ, «просочившийся» из министерства обороны. Он якобы предполагал, что этих людей захватил отряд САС[14]. По прямому указанию Лэнга пленных передали в руки ЦРУ. Далее следовали велеречивые изъявления негодования от известного британского правозащитника и какого–то представителя пакистанского правительства. Фотомонтаж показал Адама Лэнга с цветочной гирляндой на шее во время дружественного визита в Пакистан, когда он был премьер–министром. Помощница Лэнга кратко заявила, что бывший премьер–министр ничего не знал о похищениях людей. Она отказалась от любых комментариев. Британское правительство упорно игнорировало требования адвокатов о расследовании данного преступления. На этих словах сюжет закончился, и программа переключилась на сводку погоды.

Я осмотрел зал ожидания. Никто из пассажиров не проявлял ни интереса, ни признаков возбуждения. Однако по какой–то причине у меня появилось ощущение, что по моему позвоночнику провели пакетиком льда. Я вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер Рика. Я не помнил, вернулся ли он в Америку или нет. Оказалось, что Рик находился в миле от меня и сидел в секции Британских авиалиний, ожидая нью–йоркского рейса.

— Ты видел утренние новости? — спросил я его.

В отличие от меня Рик был помешан на новостных программах.

— Сюжет о Лэнге? Конечно.

— Ты думаешь, в этом есть доля истины?

— Откуда, черт возьми, мне знать? И кого волнует, правда это или ложь? По крайней мере, новый скандал удержит его имя в передовицах газет.

— Как думаешь, я могу расспросить его об этой истории?

— А кто тебе запрещает?

На фоне беседы я услышал, как громкоговоритель в его зале промычал какое–то объявление.

— Мой рейс объявили, — сказал Рик. — Я должен идти.

— Только ответь, перед тем как уйдешь. Я могу принимать без тебя какие–то решения? Мне становится не по себе. Когда в пятницу на меня напали грабители, их действия не имели смысла. Они могли забрать мой бумажник, но стащили только рукопись. И теперь, глядя на эти новости, я подумал: может быть, они предполагали, что в моем пакете находились мемуары Лэнга?

— А как они вообще могли узнать про рукопись? — спросил Рик озадаченно. — Ты едва успел попрощаться с Мэддоксом и Кроллом. Я все еще договаривался о контракте.

— Возможно, кто–то наблюдал за офисом издательства. Затем они проследили мой путь. У меня в руках была желтая пластиковая папка. Что, если она служила особым сигналом?

И тут мне в голову пришла еще одна мысль — настолько тревожная, что я не знал, с чего начать.

— Пока ты на линии… Что тебе известно о Сиднее Кролле?

— О вундеркинде Сиде?

Рик поцокал языком в восхищении.

— О, мой друг, это уникум! Он лишает бизнеса таких честных парней, как я. Кролл ворочает делами не за комиссионные, а за твердый гонорар. И ты не найдешь ни одного отставного президента или члена палаты, которому не хотелось бы иметь его в своей команде. А почему ты спрашиваешь о нем?

— Давай представим, что он дал мне рукопись… желая выяснить… ведется ли слежка…

Я выражал свою мысль по мере того, как она развивалась.

— Он хотел, чтобы со стороны казалось, будто я, покидая издательство, уношу с собой рукопись Лэнга.

— Но зачем ему это, черт подери?

— Не знаю. Может, для забавы? Посмотреть, что получится?

— Проверить, не набьют ли тебе морду?

— Ладно, все нормально. Моя догадка звучит дико, но ты все же подумай над ней. Почему издательство страдает такой паранойей по поводу этой рукописи? Даже Квайгли не позволили взглянуть на нее. Почему они боятся выпускать ее из Америки? Возможно, они думают, что кому–то здесь не терпится добраться до чертовых мемуаров Лэнга?

— И что?

— А то, что Кролл использовал меня как наживку — типа привязанной козы. Решил посмотреть, кто погонится за ней… и, возможно, узнать, как далеко они готовы зайти.

Когда эти слова сорвались с моих уст, я понял, что выгляжу со стороны нелепым чудаком.

— Мемуары Лэнга представляют собой ночной горшок, наполненный скучным дерьмом, — сказал Рик. — Единственными людьми, которые хотят утаить этот факт, являются финансисты издательства! Вот почему эта книга под их одеялом.

Почувствовав себя идиотом, я попытался сменить тему, но Рик уже сел на любимого конька и наслаждался своим остроумием.

— Привязанная коза!

Я даже без телефона мог слышать его смех, доносившийся с другого конца аэровокзала.

— Не обижайся на мою прямоту, но согласно твоей теории кто–то должен был знать о прилете Кролла в Лондон — а главное, о том, где он будет в пятницу утром и какие вопросы ему предстоит обсуждать…

— Кончай, Рик. Давай оставим эту тему.

— …Кто–то должен был знать, что Кролл может отдать рукопись новому «призраку»; знать, кто ты такой и когда приедешь на встречу; знать, где ты живешь. Ты ведь говоришь, что они поджидали тебя, верно? Ого! Это точно какая–то шпионская операция! Слишком крутая для газеты. За тобой, наверное, охотились правительственные агенты…

— Забудь об этой ерунде! — крикнул я, обрывая его насмешки. — Тебе лучше поспешить, а то ты опоздаешь на рейс.

— Да, ты прав. Ладно, счастливо тебе долететь. Поспи немного в самолете. У тебя какой–то странный голос. Созвонимся на следующей неделе. И ни о чем не волнуйся. Пока!

Он отключился. Я стоял, сжимая в руке умолкший телефон. Все верно. Мои домыслы действительно казались глупыми и странными. Я прошел в мужской туалет. Синяк в том месте, где меня ударили в пятницу, созрел, стал черно–фиолетовым и приобрел по краям желтизну, напоминая взорвавшуюся сверхновую звезду в учебнике астрономии.

Вскоре объявили посадку на бостонский рейс, и, когда мы поднялись в воздух, мои нервы успокоились. Я люблю эти краткие моменты, во время которых скучный серый ландшафт исчезает внизу, и лайнер, пробив облака, прорывается к солнечному свету. Как можно грустить на высоте десяти тысяч футов в сиянии яркого солнца, пока другие несчастные люди приклеены к грешной земле? Я взял напиток, посмотрел забавный фильм и подремал немного. Признаюсь честно, все остальное время я бродил по салону бизнес–класса, выпрашивал у пассажиров воскресные газеты и, пропуская спортивные страницы, читал статьи, посвященные Адаму Лэнгу и тем четверым предполагаемым террористам.

В час дня по местному времени международный аэропорт Логан дал нам «добро» на посадку. Когда самолет пролетал над гаванью Бостона, солнце, за которым мы гнались весь день, катилось сбоку от нас по воде, поочередно подсвечивая небоскребы в центре города — гигантские колонны из стекла и стали, переливавшиеся белыми, синими, золотистыми и серебристыми отблесками. «О, чудная Америка, — подумал я. — Даруй мне свой свет, вновь обретенная страна, где книжный рынок в пять раз превосходил по объемам старую Англию!» Заняв очередь и ожидая печать на визе, я едва не напевал гимн о «Звездном знамени». И даже парню из иммиграционного департамента не удалось ослабить мой оптимизм. Этот парень сидел за стеклянной перегородкой и хмурился, глядя на чудака, который пролетел три тысячи миль, чтобы провести один месяц среди зимы на Мартас–Виньярде. Когда же он узнал, что я писатель, его подозрительность достигла верхнего предела и вряд ли увеличилась бы больше, даже если бы на мне был оранжевый комбинезон тюремного заключенного.