Олигофрен - Гали Манаб

В штабе по обустройству абитуриентов на время вступительных испытаний нам предложили комнату в том же здании, по сходной цене, в два раза меньшей, чем в гостинице. Мама без колебаний сразу же согласилась. Она считала, что обстановка в университете будет предрасполагать меня к подготовке к экзаменам.

– В воздухе витает дух студенчества, – сказала она, – тебе здесь легче будет настроиться и сосредоточиться.

И устроились мы в святая святых, в самом ГЗ, в зоне «В», в комнате № 921. Поднимаясь на скоростном лифте, ощутив легкое головокружение, восторгаясь, я опять себя поймала на мысли, что я обязана оправдать доверие родителей и поступить в университет и что для меня такая вот шикарная обстановка должна стать чем-то само собой разумеющимся, в порядке обыденных вещей. Это было особое чувство. Не знаю, возможно, каждая провинциальная девчонка испытывает такие чувства, оказавшись в такой обстановке, – чувство растерянности, потерянности и в то же время чувство гордости за свою участь, и чувство огромной, немного даже путающей ответственности.

На этаже администратор, женщина пожилого возраста, выдавая нам ключи от комнаты, вежливо улыбнулась и сказала совсем по доброму:

– В добрый путь. Поступать приехали? Издалека?

– Из Казахстана.

– У нас много ребят из Казахстана. Они все такие умные. А эту комнату занимают аспиранты, но, пока они на каникулах. Идите, располагайтесь. Если что вам нужно будет, можете подходить ко мне, я вам все объясню, – любезно сообщила нам администраторша.

Блок, как его называли студенты, состоял из маленькой прихожей с тремя дверьми. Одна дверь вела в большую комнату, которую заняли мы с мамой, вторая дверь вела в другую, поменьше площадью комнату, а третья дверь вела в совмещенный санузел, с приспособлением по нужде и с душевой кабинкой, без ванны. Комнаты по отдельности закрывались на ключ, а санузел оставался всегда открытым для общего пользования жильцов двух комнат. Нас условия блока вполне устроили.

Ближе к вечеру мы поехали в гостиницу. Сауле с мамой были уже в номере. Они так же, как и мы, испытывали пугающее впечатление от увиденного в медакадемии.

– Представляешь, какой огромный конкурс в этот вуз, – делилась впечатлением Саулешкина мама с моей, – да это просто немыслимо. Там даже на платное отделение большой конкурс. Я в шоке от всего этого.

На Саулешкину маму больно было смотреть, она была в такой растерянности и разговаривала с трудом, давясь комком, подкатывающим к горлу при каждом слове.

– Саулешка, доченька, это глупо, бессмысленно подвергать себя таким испытаниям, – начала она уговаривать дочь при нас, – поехали обратно домой, пока не поздно. В Астане такой же вуз, ничем не хуже, там тоже готовят врачей. Я сама его окончила, и ничего, слава богу, уже сто лет работаю себе в удовольствие. Тем более тебе там помогут поступить, там все свои, там-то уж хоть какая-то надежда есть, что поступишь.

Но Сауле была непреклонна в своем решении.

– Мама, ну что ты расстраиваешься раньше времени? Ведь ничего еще не известно. Дай мне шанс хоть попробовать свои силы. Ну, даже если и не поступлю, это что, мировая катастрофа. А потом, сама ведь всю жизнь учила, что нельзя заранее программировать себя на негатив. Сама говорила, чтобы я исключила из своего лексикона слово «если». Давай заменим фразу «если не поступлю» на «когда я поступлю» и будем надеяться на лучшее.

Мать сидела молча, по всему ее виду было видно, что она против всего происходящего всеми фибрами души. Похоже, она вела борьбу с конфликтом, который разгорался внутри нее.

– Господи, зачем же я пошла на эту авантюру, – проговорила она, обращаясь к моей маме, ища поддержки с ее стороны, – зачем только я поддалась на ее уговоры поехать Москву покорять. Мне здесь все не нравится. Здесь все чужое, неродное. Жизнь другая, народ другой, деньги другие, даже язык и тот чужой. Я в полной растерянности, будто я выпала из жизни. Я теперь ни в чем не уверена, как никогда. Я не уверена не только в ее успехе, я неуверенна даже в себе, в каждом своем шаге.

Видя ее такое состояние, моя мама, обращаясь к нам сказала:

– Девочки, идите пока в наш номер, дайте нам поговорить.

Мы с Сауле молча вышли из номера. Сауле была расстроена, но спокойна. Меня поразила ее уверенность.

– Ну, как тебе Москва? – улыбаясь, спросила она.

– Супер, – ответила я восторженно.

– Вот и я о том же, – подмигнув заговорщицки, сказала она.

– Как я понимаю чеховских сестер! «… в Москву, в Москву!» – улавливаешь мысль?

– Еще бы.

– Я во что бы то ни стало останусь в Москве, – уверенным тоном сказала она. Это было не просто утверждение, это было решение.

– А если…

– Никаких «если». Ты-то не нуди, как моя мама, не порть мое эйфорическое впечатление, полученное от Москвы. Я ее такой и представляла. Она кипит, она горит, она пульсирует полной силой. Здесь жизнь бьет ключом, не то что в нашем родном, богом забытом ауле. Представляешь, как мы тут заживем. Мы будем столичными штучками – гордые, недоступные, образованные.

Импульсивно я заразилась ее оптимистичным настроением, и мы взахлеб, перебивая друг друга, стали делиться переполняющими нас впечатлениями. Меня Саулешка поражала своим энтузиазмом. И вообще, она оказалась совсем другой, чем в школе. В школе ее интересовала только учеба. Некоторые ее считали «тихой зубрилой», невзрачной на вид, не интересующейся ничем, кроме учебы. Целеустремленной она была всегда, но тут в ней что-то новое появилось. У меня появилось чувство, будто ее всю жизнь родители держали в ежовых рукавицах. Ну, еще бы, она же дочь директора школы, ей надо было всегда оставаться примером для подражания для всех остальных. Марку держать. А тут она словно вырвалась из золотой клетки. Она оказалась раскованной, уверенной в себе личностью, у которой не бывает проблем, у которой все решаемо. Я для себя ее открыла с другой стороной. В ней сочеталось несочетаемое – хулиганский нрав, авантюризм, и в то же время она оставалась умной, благовоспитанной девочкой. Кому б рассказать, что наша отличница, у которой за поведение безусловно стояла оценка «отлично», гордость нашей школы, на которую школа возлагала большие надежды окажется такой хулиганкой.

– Даже если и не поступлю, – заявила она, – я ни за что не вернусь домой. Я пойду работать. Какие наши годы, подруга! Подумаешь, годом раньше, годом позже, поступлю, в конце концов.

– А ты думаешь, родители тебе разрешат работать здесь?

– Разрешат, никуда не денутся. Я уже взрослая, мне скоро будет 18 лет. У меня своя жизнь. И как мне ее прожить буду решать я сама.

Я сидела, смотрела на нее и не узнавала. Она поражала мое воображение буквально с каждой фразой. А она опять, заговорщицки подмигнув мне, выдала:

– Не дрейфь, подруга, прорвемся.

– Откуда ты набралась таких выражений, что-то я тебя не узнаю, – сказала я удивленная.

– Это богатый, могучий, подруга, не все же время говорить на культурном казахском. – И тут она скорчила рожу и сонорным произношением, гнусаво заговорила по-казахски, – воспитанной девочке не подобает себя так вести.

Это она процитировала нашу классную руководительницу, биологичку. И мы обе расхохотались.

– Ладно, засиделись мы у вас, пойдем посмотрим, как там наши старушенции.

– Это моей маме почти 50, а твоя-то молодая еще.

– Все равно они для нас уже старушки.

– И мы такие будем когда-нибудь.

– Ну ты и философ. Конечно, будем, куда же мы денемся, но до этого еще очень и очень далеко.

Когда мы вернулись к ним в номер, наши мамы спокойно сидели, чаевничали, соблюдая весь ритуал казахского чаепития. Саулешкина мама на правах хозяйки номера разливала чай в пиалушки маленькими дозами, т. е. с величайшим уважением к гостье. По правилам чайного ритуала у казахов чай разливается маленькими дозами, на пару глотков. Это чтоб чай не успевал остыть, во-первых, а, во-вторых, и самых главных, чтобы была возможность подчеркнуть уважение к гостю многократным наливанием чая, т. е. проявлением повышенного внимания к нему. Таким образом подчеркивая особое расположение своим столь частым вниманием. А если, не дай бог, хозяйка или тот человек, который разливает чай, нальет гостю чаю больше половины пиалы, то это будет означать неуважение, проявленное относительно гостя.

Обычно процесс разливания чая гостям возлагается на невестку дома. Это своего рода тест – проверка невестки, какая она хозяйка, насколько она внимательна к гостю или к гостям. Это очень сложный процесс, особенно, когда много гостей. Хорошая хозяйка должна наливать понемногу чая и должна успевать всех гостей обслужить вовремя. Не дай бог, какой-нибудь гость засидится с пустой пиалой в ожидании очереди, пока его обслужат, это будет означать, что хозяйка неорганизованна, т. е. плохая хозяйка. Этому процессу молодые невестки обязательно обучаются свекровью, чтобы не ударить лицом в грязь при приеме многочисленных гостей и не опозорить дом. За этим процессом тщательно следят все участники чайного стола, тем самым устраивая экзамен хозяйке дома. А затем, после приема, гостями этот процесс еще и обсуждается.