Три жизни Томоми Ишикава - Бенджамин Констэбл

Глава 4

Томоми Ишикава мертва

«– Ты похожа на настоящую леди, – сказал я, присаживаясь за стол, где женщина пила красное вино и что-то писала на разрозненных листках бумаги. Почти наверняка это была Томоми Ишикава, но я все-таки немного сомневался.

– А, привет, – произнесла она, подаваясь вперед, чтобы поцеловать меня в щеку. – Я и есть настоящая леди.

Несомненно, это была Томоми Ишикава.

– А вот и нет, – не согласился я, и мы оба рассмеялась. – Но ты разоделась и накрасилась, я тебя даже не узнал.

– Я люблю перемены, – небрежно сказала она, но я не успокоился.

– Но обычно ты не любишь наряжаться. Что случилось?

– Я устала быть собой, – призналась она, и я ощутил торжество при мысли о том, что вытянул из Бабочки правду. – Я хочу изменить имидж.

– Допустим. Но мне нравилось, какой ты была до сих пор, – произнес я. – Конечно, сейчас тоже нравишься (хотя я еще не знаю, какой ты стала, но не сомневаюсь, что очень милой). Я просто хочу сказать, что ты, на мой взгляд, и раньше была ничего. Я буду скучать по твоему прежнему имиджу.

Она молча смотрела на меня, и я увидел, что ее глаза полны слез. Я повернулся, чтобы привлечь внимание человека, известного под ласковым прозвищем Наш Официант, и заказал пива.

– Не понимаю, – сказал я. – С какой стати тебе меняться?

Она вздохнула.

– Когда я смотрю на свою жизнь, на все, что произошло, то мечтаю, чтобы этого не было. Я не сделала ничего, чем можно гордиться. Я хочу начать сначала, с чистого листа, и стать совсем другой».

В понедельник, 19 марта 2007 года, я бросил Томоми Ишикава. Опустевшая квартира была безжалостным оскорблением нашей дружбы, не звонком, который будит спящего, не пощечиной. Меня свалили наземь и избили, а потом заставили смотреть, как что-то очень простое и ценное вырывают из-под моей защиты. Томоми Ишикава уничтожила нечто принадлежавшее мне, и я мог отомстить единственным способом: забыть ее и жить дальше. Во вторник, 20 марта, я встал и пошел на работу. Я не думал об остановившихся часах и прочих загадках, не ломал голову над местонахождением тела Томоми Ишикава и над тем, как она покончила с собой. Точка.

Забавно, что много усилий не понадобилось. Днем я работал, вечера проводил с друзьями и, как правило, возвращался домой пьяным. Весна пришла и прошла, парижане отправились в отпуск к побережью. Моя контора закрылась на месяц, и я оказался один, трезвым и без всяких дел.

По утрам я чувствовал себя гораздо лучше. Я готовил что-нибудь вкусное, днем читал книги, лежа в струе теплого воздуха, лившейся из открытого окна. То и дело заглядывал Кот. Он дремал на солнце, и я, как он, стал засыпать всякий раз, когда чувствовал к тому склонность. Если я и убегал от чего-то, то наконец нагнал самого себя и начал подозревать, что вполне счастлив.

Однажды в августе у меня сломался компьютер. Я включил его, но экран был синим, и никак не удавалось его оживить. Не самая большая беда. Я нечасто пользовался компьютером, и все важное хранилось на внешнем жестком диске, но, разумеется, как только компьютер сломался, он мне понадобился. Я мог бы отдать его в починку, но он давно устарел, клавиши залипали, и кулер шумел. Деньги на новый были. Но блестящий лэптоп Томоми Ишикава стоял, прислоненный к книжному шкафу, и собирал пыль. Я подумал, что пришел его час. Наконец я решился впустить в свою жизнь воспоминания о Бабочке.

Я поднял крышку и включил компьютер. Создал новую папку для своих документов, открыл новый файл и позволил пальцам вспоминать самим…

«– Ну, так чего бы ты хотела в новой жизни? – спросил я.

– Денег, – ответила Томоми Ишикава.

Я был разочарован, но сделал вид, что одобряю.

– И у тебя уже есть безошибочный план, как их заработать?

– Нет. Для начала, я просто решила получше одеться и привести в порядок волосы и ногти – глядишь, наличные и заведутся.

– То есть, типа, стать проституткой?

– Нет. Но деньги притягивают деньги, так что, наверное, надо вести себя так, как будто они у тебя есть, чтобы они и правда появились.

– Понятно, – сказал я. – Но, наверное, стоит завести план Б, который предполагал бы какие-то активные действия.

– Например?

– Э… ограбить банк.

Бабочка рассмеялась; шутка явно не показалась ей смешной, но все-таки она хотела быть вежливой.

– Ограбление банка – самое оно, чтобы начать новую жизнь. Если не получится все провернуть как следует (а если за дело возьмемся мы, то обязательно облажаемся), полиция объявит тебя в розыск, поэтому придется отказаться от старой жизни. Никаких возвращений в привычные места или контактов с прежними друзьями.

– Звучит неплохо, – отозвалась она без всякого энтузиазма.

– Проблема в том, что в результате тебе придется общаться исключительно со мной.

– Кто сказал, что ты – не часть прошлого, от которого я стараюсь отделаться?

Я замер. Я и не думал, что могу быть частью чьих-то проблем. Если так, с какой стати она предложила встретиться? По-моему, это грубо.

– Иди ты…

– Извини, – сказала Бабочка.

– Никто тебя не заставлял. У меня есть другие дела, кроме как сидеть и слушать, что тебе со мной плохо.

– Правда, извини. Я не это имела в виду. Но мне тревожно. Ты – единственный, с кем я могу поговорить. Я просто неправильно начала.

– Ладно, – произнес я.

– Сама я бы не стала грабить банк, – продолжала она, – но с тобой было бы весело, – теперь Бабочка отказывалась от собственных слов. – А что бы ты сделал со своей долей?

Я подумал, что больше не хочу подыгрывать.

– Купил бы яхту.

Это походило на игру в ассоциации. Ты не думаешь об ответе, а просто говоришь, что взбредет в голову.

– И вел бы роскошную жизнь на Ривьере?

– Нет, стал бы пиратом.

– О, ты носил бы повязку на глазу и треуголку!

– Не говори глупостей. Что за маскарад. Я стал бы посмешищем для всех пиратов. На дворе двадцать первый век.

– Ты прав, – сказала она. – Но я просто представила, как ты выглядел бы в соответствующем костюме. Погоди-погоди…

– Что?

– У тебя будет множество женщин всех национальностей.

– Штук тридцать?

– Как минимум! По женщине в каждом порту, и еще интрижки с бойкими девчонками на яхтах, которые ты разграбишь. Их покорят твои подлые пиратские ухватки и дурные манеры.

– У меня дурные манеры?

– Не сомневаюсь, ты им научишься.

Я не удержал улыбку.

– Извини. Наверное, я порой бываю недогадлив.

– Что?

– Ну, я сказал, что ты похожа на леди.

– Бен Констэбл, ты – моя большая проблема, потому что я могу многое тебе рассказать и вроде как сама подливаю масла в огонь. Иногда лучше не обращать внимания и говорить в ответ всякие глупости, например про ограбление банков. Я не против. Мой бред нужно пресекать, а не поддерживать.

– С твоим бредом нужно разобраться. Наверное, беда в том, что ты неудачно выбираешь время.

– Я бы очень хотела однажды рассказать все, но…

– Но тогда придется меня убить?

– Тогда придется что-то отдать.

– Может быть, вместо этого мы спланируем ограбление банка? Например, выроем туннель.

– Эй, в Париже полно туннелей, – произнесла Бабочка. – Наверняка должен быть один готовый, который нам подойдет».

Я перестал писать, встал, потянулся и заглянул в холодильник в поисках еды. Жуя сырую морковь, я сел и начал рыться в компьютере. Папка под названием «Мои мертвые» влекла меня, как большой черный магнит. Я открыл папку под названием «Незнакомец». Внутри лежал единственный файл, датированный 09.11.2001. Я дважды щелкнул по нему.

Это секрет. Нельзя узнать его просто так. Всему свое время. Сначала следуй подсказкам, тогда получишь сокровище.

Я вернулся в папку «Мой Париж» и открыл файл под названием «Время для всего». Речь шла о скульптуре в Сен-Лазар, сделанной из остановившихся часов. Я знал эту скульптуру, уже видел ее раньше. Я вытащил конверт с загадкой, полученный в магазине зонтов. Про скульптуру я уже думал, но квартира Бабочки казалась более вероятным местом для тайника, и я решил, что скульптура тут ни при чем. Теперь я понял, что там для меня что-то спрятано.

Я вышел из-под стеклянного купола метро и оказался на Римской площади. Жалюзи в арках, ведущих на станцию, были уже наполовину опущены, и я догадался, что она вот-вот закроется на ночь. Я миновал скульптуру из чемоданов и, выйдя на Гаврскую площадь, увидел то, что искал – башню примерно четырех метров в высоту, похожую на палец, указывающий ввысь, и сложенную из ста однообразных циферблатов, с застывшими в разном положении стрелками. Наверное, они озадачивали пассажиров и проезжавших мимо водителей. На светофоре периодически останавливались машины – и катили дальше, когда загорался зеленый свет. Я сидел на скамье и смотрел на часы, не зная, чего жду. И тут появился Кот.