Время жить. Трилогия (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не особенно баловало своим вниманием Билона и местное высшее общество. Король, растративший на церемонию коронации сумму, в несколько раз превышающую годовой бюджет страны, и вынашивающий несколько не менее грандиозных замыслов, столкнулся с мощной аристократической оппозицией, придерживающейся традиций и не одобряющей появление иностранцев откуда-то из-за океана на священной земле древнего Зерманда. Знать была сильна, и король покорился: перестал ежедневно пользоваться своими автомобилями, поставил на прикол катер, повелел законсервировать в ангаре королевский самолет, на котором, впрочем все равно некуда было летать, со вздохом приказал убрать из покоев магнитофон с любимыми записями, аннулировал несколько крупных контрактов и сократил до минимума, как и приличествовало монарху, контакты с иностранцами. В итоге за без малого полтора года, проведенные в Зерманде, Билону так больше и не удалось получить ни одной королевской аудиенции.
На родовые празднества чужих обычно не приглашали, а пиры у менее изоляционистски настроенных вельмож, на которых удалось побывать Билону, особого впечатления не произвели. Его раздражали и необходимость выпивать огромное количество тепловатого местного пойла, заедая его не меньшим количеством странных на вкус яств, и однообразная и слишком громкая музыка, и светские беседы с хозяевами, в трезвом состоянии знающими около сотни баргандских слов, а в подпитии произносящими получасовые речи на чистом родном языке.
Материалы Билона, регулярно отсылаемые в Гордану, ужимались до небольших статеек, в лучшем случае, с парой фотографий, появляющихся раз в месяц на одной из внутренних полос, а в довершении всего все надежды Билона, связанные с местными девушками, оказались абсолютно бесперспективными. Зермандские девушки, как выяснилось, все поголовно были воспитаны в строго традиционалистском духе, и ни одна из них за все полтора года так и не решилась заговорить с Билоном. Попытка же затеять флирт с незнакомой девушкой, когда она сама того не желает, считалась верхом неприличия и могла дорого обойтись невеже.
Жизнь была тяжела и беспросветна. Билон в последнее время потерял вкус даже к пополнению своей коллекции – его номер и так уже был заставлен всевозможными бронзовыми чашами, светильниками, кинжалами, статуэтками хранителей очага и прочими мелочами. Даже несмотря на очень благоприятное соотношение горданской валюты и местной денежной единицы, всего, что нравилось Билону, купить было просто невозможно. К тому же тогда проблема перевозки всех этих экспонатов, и без того уже непростая, осложнилась бы неимоверно.
Но жить как-то все-таки было надо. И Билон за эти полтора года успел немного овладеть весьма сложным зермандским языком, близко познакомился с немногочисленной группой местной интеллигенции, сделал этой весной несколько вылазок в пустыню на своем потрепанном вездеходике, часто общаясь со специалистами "Ренгера", получил кое-какие познания в геологии и минералогии, а также исписал пять толстых блокнотов, намереваясь по возвращении домой издать книгу о своем пребывании в Зерманде. Впрочем, в возвращение Майдер Билон уже почти не верил.
В дверь постучали.
– Кто? – мрачно спросил Билон, приподнимаясь на локте.
– Да все те же, – послышался веселый голос из-за двери. – Открывай, дело есть.
Билон медленно сполз с кровати, прошлепал босыми ногами по горячему полу и, щелкнув замком, пропустил в номер своего единственного постоянного соседа по отелю (в котором и в лучшие времена редко жило больше пяти человек одновременно) – представителя корпорации "Ренгер" в Дурдукеу, весельчака, оптимиста и выпивоху Вилама Сентера.
– Салют, Майди, – прямо с порога загромыхал своим басом Сентер. – Ты меня должен выручить.
– Да? – осведомился Билон. – У тебя опять кончилась выпивка? Что-то больно быстро. Угадал?
– Почти, – засмеялся Сентер. – Но ты обо мне слишком плохо думаешь. Все проще и трагичней. У меня окончательно сдох холодильник. Все теплое, сволочь!
– Ладно, – проворчал Билон. – Так и быть, грабь мой.
– Это дело, – обрадовался Сентер, раскрывая холодильник и засовывая две бутылки в карман своих шортов. – И не раскисай, дружище. Не забудь, вечером надо будет заняться спасением чужой жизни. Идешь к послу?
– Конечно, как не пойти? Он ведь без нас совсем пропадет. Сопьется.
– Еще бы. Совсем беднягу достало. Вчера говорит мне, мол, до сих пор не могу понять, кому я в МИДе дорогу перешел? Плевать я, мол, хотел, что здесь я чрезвычайный и полномочный. Только и мечтаю, говорит, пусть, секретарем, пусть атташе, лишь бы где-нибудь в цивилизованной стране.
– Вот-вот, – невесело согласился Билон. – Я его очень хорошо понимаю.
– Ничего, Майди, главное – не вешать нос. Подумай, разве жизнь не прекрасна? А то что-то ты в последнее время кислый. И меня поддерживаешь плохо.
– Да сколько можно? Я здесь сам скоро алкоголиком сделаюсь! Нет, если вернусь домой, ни к чему крепче сока и не притронусь.
– Все правильно. Но сегодня ты мне поможешь. Да, кстати, к тебе скоро гости должны пожаловать. Мне сегодня Собеско с Эргемаром сообщили. Говорят, везут для тебя что-то интересное. Ну, бывай.
Еще раз улыбнувшись на прощание, Сентер захлопнул за собой дверь. Билон благодарно посмотрел ему вслед, чувствуя, что и его настроение немного повысилось.
Вилам Сентер был настоящей душой общества в маленькой горданской колонии в Дурдукеу. Он занимался различными вопросами снабжения геологоразведочных групп, постоянно решал какие-то сложные проблемы, регулярно общался с местными чиновниками, как правило, младшими сыновьями из знатных родов, умеющими только перекладывать ответственность с друг на друга, но, тем не менее, никогда не терял хорошего настроения. Он, да еще упомянутые Сентером Кен Собеско и Драйден Эргемар – пилоты, на своем вертолете доставляющие припасы геологам, были лучшими друзьями Билона.
Вздохнув, Билон поднял с пола недельной давности газету, пришедшую с позавчерашней почтой. Читать не хотелось. Домашние, горданские новости вызывали острую тоску по родине, а с международной информацией Билон уже ознакомился.
Международная информация тоже не радовала. Время было тревожным, и в мире чувствовалось заметное напряжение.
Прошло девятнадцать лет, как закончилась последняя большая война, и уже выросло новое поколение, готовое сложить свои головы в очередной бойне. Победители в войне – державы западного Приморья Вилканд, Валез и Гранида – никак не могли разделить зоны влияния в бывших Баргандских колониях в Заморье, соперничая как друг с другом, так и с новым претендентом на лидерство в регионе – крупнейшим государством Заморья, активной и быстро развивающейся республикой Керц-Ча, владеющей обширными землями на крайнем юге. Готовилась включиться в этот спор и Гордана, уже распространившая свое влияние на добрую половину Западного континента и в последние годы резко активизировавшая свою внешнюю политику на Восточном.
Пахло войной и на севере Заморья. Занимавшая ранее эту территорию когда-то сильная и могущественная империя Картагонар, потерпев поражение в последней войне, распалась на несколько небольших государств, крупнейшие их которых – Картай и Шуан – никак не могли определиться с границами и постоянно устраивали между собой мелкие пограничные конфликты.
И уж, конечно, неспокойно было и в Барганде, крупнейшей стране Приморья, из-за чьего наследства и грозила сейчас начаться новая схватка. Также оказавшись девятнадцать лет назад среди побежденных, Барганд, лишившись статуса сверхдержавы и потеряв все свои колонии, так и не смог достичь политической стабильности. Правительства сменяли друг друга с калейдоскопичной быстротой, экономика никак не могла выйти из затянувшегося спада, и все громче заявляли о себе реваншистские группировки, требующие реставрации монархии и изменения сложившегося после войны соотношения сил. Хрупкую и непрочную демократию в Барганде спасала пока только разобщенность реваншистов, которые никак не могли договориться между собой и выдвинуть из своей среды настоящего вождя, способного захватить власть и сплотить нацию для новой схватки.