Земля ягуара - Кирилл Кириллов

– Да, батю… государь. – Князь дернул кадыком, разгоняя ком, образовавшийся в глотке от пороховой гари. – Если поставить там сильную крепость и завязать с тамошними жителями торговые связи, то мы сможем влиять на гишпанского короля Карла, который из европейских монархов сейчас самый сильный. Новый Свет – это пряности, овощи невиданные, звери разные, меха чудные. А золота, говорят, там залежи. Самородки с голову барана. Его можно либо намыть в реке, либо у местных сменять. Я когда письмо от своего человека читал, временами думал, что с ним горячка приключилась, однако прислал он с письмом несколько предметов…

– Мягко стелешь, князь, да не жестко ли спать будет? То, что Вилья в почете и может склонить весы нам на пользу, это понятно, но как его заставить? На него и дома-то управы не было, а теперь он вообще за окияном и плевать на все хотел. Сыном пригрозить? Опять же как? Сказать ему, что сын у нас, так он и не поверит. Прислать ухо в туеске? Да мало ли чьи уши можно в туесок кинуть. А если сына к нему направить как доказательство, так он кровиночку свою просто отобьет.

– Так, да не совсем. – Князь снова улыбнулся недоброй улыбкой. – Сразу после взятия Смоленска ворвались мои молодцы на подворье одно монастырское. Стали девок из келий тягать…

– Монашек, что ли? – нахмурился царь. – Нехорошо.

– Война, – просто ответил князь. – Так вот одна из них ратнику ложку тонким концом в глаз воткнула, второго приголубила по лбу дубьем так, что до сих пор под себя ходит, у третьего вырвала из рук тесак и как начала им махать – насилу отобрали. А когда стали пытать, кто да откуда, сталось, что по-нашенски она ни в зуб ногой. Все на непонятном языке талдычит. Хотели ее прямо там кончить, да сыскался, к счастью, человечек разумный. Он ратникам объяснил, что не надо бабу трогать, и донес кому надо. А я на следующий день там был. Оказалось, что это жена нашего дона.

– И теперь можно… – воскликнул государь.

– Да, – совсем невежливо перебил его князь. – Теперь можно спокойно отсылать сына к отцу, вручив ему какой-нибудь материнский медальон или локон. И вот он у нас где! – Он поднял костистый кулак с куцым мизинцем, покрытый жестким черным волосом, к самому носу царя, потом вздрогнул и спрятал его за спину.

– Ну, хитер, – не заметил оскорбительного жеста государь. – Ай хитер, старый лис. Только вот я так и не понял… – князь вопросительно выгнул бровь. – Кто ж умыкнул жену нашего дона и упрятал ее монастырь?

– Ну, упрятали, понятно, смоленские бояре, – начал князь. – А вот кто за этим стоит – пока тайна для нас. Я мыслю, это либо Сигизмунд, новый ливонский царь, который по молодости не понимает, куда голову сует и чем для него это может обернуться, либо…

– Либо?

Князь погрустнел.

– Временами мне видится за этими, и не только этими, событиями то свейский золотой крест на синем поле, то когтистая лапа британского льва.

– Швед – понятно, но англам да саксам-то какая корысть в этих делах?

– Они гишпанского флота боятся, да и нам подлянку с радостью сделают. Спросят, почему, мол, в русских лесах пропала семья одного из виднейших царедворцев? Войну нам Карл Пятый не объявит, конечно, но начать давить на юге через генуэзцев или крымского хана – это запросто. Пока мы с ним разбираемся оружием, друг другу грозим и подметные письма пересылаем, Генрих британский будет спокойно обделывать свои дела. Британия того и гляди выпрет в окиян, как опара из кадушки. Ужо поплачут все, кто плавает там без достаточного числа пушек.

– Считаешь?

– Докладывают. Верный человек узнал, что строят на островах многопалубные корабли. Орудий на каждом – от одной дюжины до трех. Такими силами они испанские галеоны, что золото в Старый Свет повезут, как орехи начнут колоть.

– Везде-то у тебя верные люди, князь.

– На том стоим, государь.

– Ох, не нравится мне это. Все – французы, британцы, испанцы – за морем земли себе завоевывают, растут, а мы со своими договориться не можем. Тверь, Устюг, Новгород, Псков… Все независимость свою отстаивают, хотят вечем вопросы решать, монету свою чеканить. А как беда, так гонцов шлют к стенам белокаменным. Царь-батюшка, опора и надежа, челом бьем! Не выдай! Не дай съесть лютому ворогу! И жалко, и по харям их квасным навалять хочется до хруста в деснице.

– Брось, государь. Это вопрос решенный, тут только время потребно. Через сто лет об этих городах и о мелочи всякой европейской, норовящей Русь на куски порвать, и памяти не останется. А княжество великое московское, царство русское в веках стоять будет.

– И то верно, – улыбнулся государь. – Ладно, мне в кремль пора. Дела. А ты, княже, считай, что на это дело мое согласие получил.

Царь развернулся и, опираясь на резной посох, отправился к свите, стоящей поодаль.

«Ох, устал Василий, совсем стариком сделался, – подумал князь. – А ведь ему еще и тридцати нет. Да легко ли такую страну, такой крест на себе нести, добиваться единовластия, упразднять уделы, подводить вольнодумных князей под единый закон. Аукнется ему это черной немочью. Ох аукнется. Впрочем, не стоит печалиться о том, что еще не случилось».

Князь еще раз взглянул вслед царю и неторопливо побрел к приземистым постройкам, стоящим в сотне шагов. Проходя мимо полянки, где один из его орлов показывал молодняку, как надо работать с засапожным ножом, он приостановился, невольно залюбовавшись. В одном длинном плавном движении воин умудрялся подкатиться под выставленное копье, выдернуть из-за голенища клинок, вспороть чучело через пуп так, что солома летела во все стороны, и выйти в боевую стойку за спиной предполагаемо-умирающего противника. Попытки молодых повторить такое заканчивались в лучшем случае ударом головой в столб, на котором висел мешок, в худшем – резаными пальцами.

Чуть поодаль одинокий стрелок тренировался с большим генуэзским арбалетом. Крепкой рукой с посеченными тетивой пальцами он растягивал воловьи жилы, накидывая их на собачку спускового крючка, накладывал короткую толстую стрелу, вскидывал и отправлял болт точно в центр кольца, свернутого из соломенного жгута. На все про все у него уходили считанные секунды.

Парни с гиканьем и веселым матерком учились брать приступом крепостную стену высотой локтей в двадцать. Они бросали крюки, приставляли лестницы, уворачивались от небольших мешков с песком, сбрасываемых на них сверху дюжими молодцами, изображавшими защитников. Две попытки провалились с треском, в третий раз один удалец таки сумел, раскачавшись на веревке как заморская обезьяна, проскочить за зубцы. Защитники скрутили его и на раз-два-три выбросили обратно. Грохнув костями, он покатился по земле, снова вскочил на ноги и бросился на лестницу. Князь повнимательнее пригляделся к парню, запоминая ретивого бойца.