Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух - Вадим Рабинович

Апостольская жизнь с ее отказом от осуществления личных устремлений в материальной сфере, выдвинутая в качестве нравственного идеала личной жизни по тексту, естественно коренится в средневековой учености в области Слова, идущего от бога и отозвавшегося в ученике, возвращающегося к нему же: богословие. Университет - совершенно новая обитель этой учености. Новая потому, что это свободная корпорация учителей и учеников, магистров и студентов. (Соборная школа - иное, ибо школьный учитель, как уже сказано, подчинен капитулу; сам же - сверху вниз - учит ученика, над учеником однонаправленный учительский акт.) Университет - еще и относительно автономен: испытания, присуждение степеней учености (бакалавр - магистр доктор) - по крайней мере в сфере первоначальной, содержательной процедуры дело самой университетской корпорации. Но университет еще и самоуправляем, и потому самостоятельно вырабатывать собственные правила и уставы безусловное право университета.

И тогда роль городского епископа (канцлера собора) в некотором смысле факультативна. Во всяком случае, автономия собственно учительско-ученического дела - главного дела, ради которого и существует университетское корпоративное ученое сообщество, гарантируется. Это отмечает, например, Ф. Паульсен, обращая внимание на синонимические эквиваленты понятия университет: "Название universitas обозначает университет как корпорацию; название Studium - как учебное учреждение с универсальной программой; термин Studium privilegiatum, освобожденная школа, подчеркивает те преимущества и льготы, которыми они пользуются". Так в средневековом социуме не только возникает, но и узаконивается особое, санкционированное светской и церковной властью социально необходимое и социально обусловленное свободное, достаточно автономное пространство для ученого цеха - университета, относительно отгороженного от внеученой стихии средних веков. Временное ущемление университетских свобод со стороны властей (неважно каких - светских или церковных) достигает в конечном счете противоположного эффекта: университет снимается с места и направляется в другой город, который становится и остается новым центром университетской учености, даже если беглый этот университет вернется (так, собственно, почти всегда и бывало) на прежнее место. Географическая экспансия учености по городам и весям при ее жесткой социально-идеологической локализации. Этому способствует не только миграция осерчавших магистерско-студенческих корпораций, но и волевые акты ученолюбивых государей XIII-XV веков.

Национально-интернациональный характер корпорации преподавателей и студентов также был закреплен в уставных декларациях университетов. Деление на "нации", представлявшие группы, организованные по национальной принадлежности (французы, норманны, пикардийцы, немцы), со своими управляющими (procuratores), ничуть не мешало интернациональному единству ученого сословия в целом в рамках университетской корпорации. Так сказать, соединение ученых "всех стран". Деление дисциплинарное - на факультеты (теологический, юридический, медицинский, общеобразовательный) - не мешало делению ученого сообщества на нации, ибо предполагало иной принцип раздела принадлежащего всему миру познавательного поля, намеченного для ученого культивирования, - предметно-содержательный принцип. Так, сама организация ученого дела становится едва ли не главным предметом средневековой "науки", существовавшей исключительно для ученого производства, держащегося целиком на честном слове бога.

Учитель-ученик. Двоящаяся, взаимопереходящая пара. И это предусмотрено в университетском уставе, неожиданно ломающем незыблемые каноны сложения иерархических последовательностей. Ректор университета и в самом деле избирался. Больше того. Им мог стать даже студент. Опять-таки: демократический пафос общественных отношений в ученой среде университетской корпорации; но здесь же рядом - статуарно окаменевшие, дотошно разработанные формы-инструкции о том, как прочитать ученую лекцию, как организовать ученый диспут, как провести испытание на ученую степень. Вновь и вновь: знание об умении учить, с одной стороны, и учиться - с другой.

Лекция (lectio - буквально чтение) представляла собою чтение изучаемого текста и пояснение этого текста в форме комментариев к нему или же к отдельным его частям. Студентам теологического факультета читали священное Писание и "Сентенции" ("Sententiarum libri quatuor") Петра Ломбардского (XII век). Эти "Сентенции" и были комментарием христианской доктрины, ставшим основой схоластики. Но со временем дело лектора как бы упрощалось: сочинялись комментарии к этим комментариям, которые потом свелись к так называемым "вопросам" (questiones). Именно они и составили содержание "устной" лекции в более поздние века.

Регламентировался также ход обучения вплоть до обретения искомой ученой степени. До пятнадцати лет будущий соискатель учился латинскому языку, чтению, пению и счету в монастырской или городской школе. По окончании школы он - ученик университетского магистра общеобразовательного факультета, то есть семи свободных искусств (facultas artium или artes liberales). Это длится два года. Его учат Аристотелевой логике и физике, вовлекают в диспуты, а потом испытывают на степень бакалавра (baccalaurius artium). Еще два года слушаний: лекции по метафизике, психологии, этике и политике (опять-таки по сочинениям Аристотеля). Изучает математику и космологию. Начинает учительствовать: он - помощник магистра, ведущего диспут, и выступает в качестве отвечающего (respondens). Итог: испытание на степень лиценциата. Первая лекция в этом звании - и он уже магистр искусств (magister artium). Еще два года он учит студентов, но учится и сам. Двадцать один год - начало магистерской карьеры, а за плечами шесть лет университетской науки. Параллельно с обязательным двухгодичным магистерством можно начать слушать курс какого-нибудь высшего факультета - юридического, медицинского, теологического. Но там свой порядок испытаний, свой возрастной ценз. Испытанный по всем правилам получает степень магистра права, медицины или теологии. Но чтобы учить теологии, нужно, чтобы учителю было 34 года и чтобы этому предшествовало восемь лет обучения. Возрастной ценз 34 года это норма, потому что с теологами дело обстояло особо. Только одних бакалавров было три вида: бакалавр Библии (baccalaurius biblicus), бакалавр сентенции (baccalaurius sententiarius) и полный бакалавр (baccalaurius formatus). Затем следовало испросить разрешения канцлера университета начать учить студентов теологии. Соискатель читает свою первую лекцию (principium), a прочитав, становится магистром теологии. Магистр, получивший кафедру, становится полным профессором (magister regens).

Как видим, все университетское и, как бы сказали сейчас, аспирантско-докторантское время потрачено на овладение мастерством учить, в ходе которого из ученика сделан, выпестован учитель, способный уча учиться docende discere. Раздельно, конечно: учить и учиться. Учить Смыслу и учиться Смыслу же. Это и есть доминанта интеллектуального - ученого - средневековья.

Жизнь школяра вне лекции или диспута - тоже учение, но учение особое. Инструкции столь же незыблемы, столь же пунктуально расписаны: бурсакам воспрещается приводить в коллегию ad commodium suum meretricem или actum venereum ibi exercere; бросать камнем, чашей и прочим. Этот запрет тоже расписан: поднять руку, чтобы бросить; бросить, но не попасть; попасть. Соответственно этому - и градация ответственности, мера вины, степень наказания. Чем не круги Дантова ада? Круги и рвы, но только пока в этой земной - жизни. Правда, обходные пути выискивали и здесь.

Университетский куррикулюм пародийно спроецирован на частную жизнь студента. Своеобразное опредмечивание чисто словесных штудий. Наука жить как бы пародирует науку учиться. Учиться жить. Но эта наука куда больней и горше. Смешно только со стороны.

(Можно подумать, что учение - сплошь мучение, а маргинальная жизнь вне стен бурсы и есть подлинная жизнь. Конечно же, нет! Ученая жизнь едина. Жизнь в ученом слове - наиполнейшая жизнь учено-учимого школяра, может быть, только чуть нагляднее выявляющая себя в "этнографических" реалиях жизни околоаудиторной. И только.)

Обряд снятия рогов (depositio cornuum) - внеофициальное посвящение в студенты. По-видимому, изобретен этот ритуал французскими школярами в XIV веке. Священный завет академической жизни в университетской Европе. Сначала - во Франции, позже - в Германии. Лютер потом сочинит гимн на латинском языке в честь снятия рогов. Сценарий обряда такой. Новичок до университета - вольный дикий зверь с рогами. Его следует от них освободить и таким образом приобщить к университетской жизни обученного студента. Новичок звался Беаном - птенцом (beanus, bec jaune, Gelbschnabel). Филологическая расшифровка этого звания такая: "Beanus Est Animal Nesciens Vitam Studiosorum" - "Беан есть животное, не знающее жизни студентов". Этой жизни надо научить. Вот два бакалавра врываются в комнату новичка. Потягивают носом и чуют Беана, существа нечистого и вонючего. Начинается очищение - на глазах бурсаков и управляющего бурсой. Начинается, так сказать, учебный процесс. Новичка заставляют выполоскать рот мочой, съесть несколько пилюль из дерьма, имитируют вырывание зуба (на сей случай вставляют в рот испытуемому специально припасенный деревянный зуб). А заканчивают пародийно схоластическим испытанием на сообразительность :