Взгляд со стороны - Андрей Столяров

Конкин бросил в ведро очередную картошину, и картошина эта почему-то всплыла, закачавшись среди шелухи, которую туда по ошибке ссыпал Витюня, но вылавливать шелуху Конкин не стал,-- он вдруг с ужасающей, коверкающей сознание ясностью понял, что, конечно, отсидеться на даче ему не дадут. С чего это он решил, что ему дадут отсидеться? Идет война. Идет скрытая беспощадная война на истребление. Конвенция разорвана. Цель войны -- абсолютная победа одной из сторон. А победят в этой войне, конечно, "люмпены". Просто потому, что "люмпены". Просто потому, что "люмпены" - всегда побеждают. И к тому же они пользуются явной поддержкой государственных органов. Наверху у нас кто? Наверху у нас те же самые "люмпены". И ничто не мешает им объединять усилия. "Люмпены"-политики и "люмпены"-исполнители. Речь идет прежде всего о борьбе за власть. С какой стати они будут оставлять в живых нейтрального наблюдателя? Наблюдатель -- это для них источник опасности. Потому что наблюдатель видит реально существующий мир. А отсюда - полшага до оппозиции и сопротивления. Разумеется, они не оставят его в живых. Бесполезно надеяться - это пустые иллюзии...

Ясность понимания была настолько сильной, что от очевидной жестокости ее, или, может быть, от гнилостного прелого запаха намокших очисток, Конкина замутило и он не сразу услышал Таисию, которая, бесшумно возникнув за спиной, ядовито, но с легким удовлетворением произнесла:

- Ну вот, я вас предупреждала. Ты хотел объясняться? Теперь - объясняйся...

И, судя по звуку шагов, направилась к дому. Витюня тоже благоразумно исчез.

Поэтому, когда Конкин, подняв отяжелевшую голову, торопливо сглотнул, борясь с тошнотой, то он увидел, что остался один на один с коренастым, лохматым, по внешности чрезвычайно веселым человеком, одетым в тельняшку и брезентовые штаны, сквозь карманы которых обрисовывались две поллитровки. Глаза у человека были навыкате, а под несколько отекшей бульбой синюшного носа топорщились обрубленные кошачьи усы. Словно у злодея из фильма для малышей.

Это был сосед.

- Дык, это самое, - увесисто сказал он. - Это я, значит, по такому вопросу. По вопросу, значит, что оно на меня дымит.. Это самое, значит, чтобы оно на меня не дымило...Распрямляя грудь, он очень шумно втянул воздух носом, а затем, не выдыхая, икнул, как бы усвоив его целиком. Тем не менее, распространился запах водочного перегара. А сосед заключил. - Это самое, значит,-- по обоюдной договоренности...

Он имел в виду дым от костра, который тянулся в сторону его участка. Жалоба была уже не первой, Конкин знал, как вести себя в этих случаях, но едва он, вымученно улыбаясь, попытался подняться навстречу усатой, недоуменно-обиженной физиономии, как она вдруг качнулась, заваливаясь набок, мелькнуло синее небо, угол крыши с кирпичной трубой ноги Конкина неожиданно подогнулись, и он со всего размаху шлепнулся обратно, чуть не промахнувшись мимо широкого березового чурбана.

Наверное, он даже на какое-то время потерял сознание, потому что, очнувшись, увидел, что сосед, как-то странно, сбросив привычную маску веселья, необычно нахмурившись и даже подвернув от напряжения губы, одной рукой придерживает его на чурбане, а другой подносит взявшийся неизвестно откуда граненый стакан, на две трети наполненный прозрачной жидкостью:

- На вот, выпей... Выпей, говорю, легче будет...

По запаху было ясно, что в стакане - водка.

- Я не пью, - разлепив вязкие губы, с трудом объяснил Конкин.

Однако сосед силой отвел его протестующую ладонь и, будто клещами, стиснул все тело:

- Пей! Не надо мне ничего доказывать! Я же биохимик, я знаю, что делаю...

Та его рука, что поддерживала Конкина на чурбане, быстро переместилась и оттянула волосы, запрокинув лицо, а другая прижала стакан к зубам. Конкин не мог противиться: водка сама собой потекла в горло, от спиртового жгучего вкуса он было задохнулся, но сейчас же вслед за водкой в горло полилась колодезная вода и вдруг стало значительно легче. Точно лопнула пленка дурноты, обволакивающая его. Хлынул упоительный воздух и туманное свежее солнце, как будто спрыснуло бодрость в артерии.

Конкин откинулся.

- Так это вы - Аптекарь? - ошеломленно спросил он.- Вот не ожидал. А я слышал, что вас убили...

- От кого слышали? - сразу же спросил Аптекарь.

- Леон говорил...

- А сам он жив?

- Не знаю, не уверен...

Тогда Аптекарь отпустил Конкина и, нащупав позади себя второй чурбан, привалился к нему, усаживаясь прямо на землю, посмотрел, сколько остается в бутылке - там еще было на два пальца -- закрутил этот остаток винтом и одним глотком хряпнул прямо из горлышка - не закусывая, только на секунду задержал дыхание.

- Вот так, - чуть осипшим голосом сказал он. - Рекомендую на будущее. По сто пятьдесят грамм ежедневно, и вы - в нирване. Химиотерапия. Вероятно, многие это подспудно чувствуют...

- А у нас есть будущее?-- спросил Конкин.

Аптекарь пожал плечами.

- Трудно сказать... С одной стороны, если вы все время в нирване, то особой опасности ни для кого не представляете, с другой стороны - память о реальном мире все-таки сохраняется. Я думаю, все будет зависеть от конкретного расклада сил. На их месте я бы на нас просто плюнул. Что мы, в конце концов, решаем? Слизняки. Мир таков, каким мы хотим его видеть. Неизвестно еще, кто здесь по-настоящему прав. Может быть, как раз они - неизлечимо больные. И не забывайте: три раза по сто пятьдесят. Вот увидите, уже через месяц все это нормализуется. Я ведь знаю, я пробовал на себе.

Ужасно закряхтев, Аптекарь поднялся, оглядевшись вокруг, сунул пустую бутылку в кусты и довольно вяло помахал рукой на прощание.

- Пойду, пожалуй, - сообщил он. - Крыша за зиму подгнила, надо ремонтировать. Извините, что беспокоил насчет костра, но, вы знаете, астма, просто замучила, выворачивает от дыма, я даже не курю...

Еще раз помахав на прощанье, он, по-видимому уже возвращаясь в образ, лихим движением подтянул штаны, шмыгнул, цыкнул и, переваливаясь, направился к боковой калитке. Левой рукой - отмахивал, а правой - придерживал поллитровку в кармане. Ни дать ни взять - классический люмпен. Черные смоляные пятна красовались на сгибах колен.

Появилась Таисия и сразу же спросила:

- Ну как?

- Все в порядке, - ответил Конкин.

Он действительно успокоился. Да и о чем было волноваться? - разливалось кругом сумасшедшее щебетание птиц, чуть покачивались сережки на черных березах, в небе плыли красивые блистающие облака, подсыхали низины и молоденькая просвечивающая трава обметала пригорки. Настроение было отличное. Подбежал Витюня и, схватив за рукав, требовательно поинтересовался, когда они пойдут в лес. Договаривались же, что - пойдут.