Удивительная жизнь Эрнесто Че - Жан-Мишель Генассия

Он бродил по комнатам, изучал карточки с записями контрольных наблюдений, мысленно восстанавливал ход работы, анализировал отчеты, искал другие пути, пытался запомнить методики классификации и организации исследований и исправлял собственные ошибки, стараясь не привлекать внимания патрона. Сержан ничего не упускал из виду и руководил сотрудниками доброжелательно, но строго. Каждый руководитель лаборатории отчитывался лично перед ним. Он невероятно легко переходил от текущей работы к проблемам профилактики малярии и вакцинации новорожденных БЦЖ[34], от разработки новой вакцины против бешенства и репеллентов от саранчи к использованию растворимых сульфамидов для лечения трахомы и гранулирующих конъюнктивитов. Память никогда не подводила Сержана, он требовал, чтобы все результаты исследований предоставлялись ему без промедлений. Он был альфой и омегой и пользовался непререкаемым авторитетом: никому и в голову не приходило оспаривать его указания. Когда он хрипловатым голосом формулировал гипотезу, ее начинали разрабатывать немедленно, но, если высказывал сомнение, опыты тут же останавливали без колебаний и сожалений. Сержан уже сорок лет правил институтом как абсолютный монарх.

Йозеф три недели работал над сывороткой против овечьей оспы, часами не отходил от микроскопа, так что едва мог разогнуться, точно следовал протоколу, но ничего не выходило. Вопросы он задавать не решался и продолжал проводить оспенные тесты в установленном порядке.

Однажды утром Сержан застал своего сотрудника спящим на раскладушке в овчарне, где он наблюдал за привитыми животными. Йозефа разбудило блеяние барана, он открыл глаза и увидел Сержана, который внимательно ощупывал животное.

– Похоже, наш подопытный в полном здравии, – с довольным видом заметил директор института.

– Вы так думаете? – осмелился спросить Йозеф.

– То, что ввели этому красавцу, его не убило, вот и хорошо.

Они отправились на кухню, Йозеф взял две большие пиалы, разлил кофе, и они выпили его в полном молчании, потом Сержан спросил:

– Вам нравится то, чем вы занимаетесь, Каплан?

– Конечно, мсье, работа очень интересная. Жаль только, что меня пока не приняли в команду. Видимо, приглядываются…

– Пока не закончится испытательный срок, другие врачи не будут относиться к вам как к равному. Стать членом «конгрегации» не так-то легко. Держите удар и терпите. Вы хорошо устроились?

– Мне нравится пансион, хотя я там только ночую. Мадам Морено хорошо готовит.

– Вы до сих пор обитаете в этом жалком заведении? Сущее безобразие!

Сержан встал и вышел, не сказав больше ни слова.

Во второй половине дня Йозефа посетила мадам Арман и сухим тоном сообщила, что завтра после двенадцати у него назначена встреча с заместителем директора института по хозяйственной части.

– Когда снова захотите пожаловаться, обращайтесь прямо ко мне, – закончила она и удалилась, не дав Йозефу возможности оправдаться.

Алжир, город-загадка. Йозеф никогда не ходил дальше газетного киоска на углу Лионской улицы – «слишком много работы, нет времени для праздных прогулок».

Он не испытывал желания узнавать этот город – предпочитал оставаться чужаком, посторонним.

Йозеф сказал мадам Арман: «Я не хочу переезжать – нет времени всем этим заниматься, и пансион Морено совершенно меня устраивает!» – но она ответила, что каждый врач-стажер имеет право на служебную квартиру и нет никаких причин нарушать заведенный порядок. Йозеф долго ехал на троллейбусе, вышел у Оперы, немного погулял, ошибся направлением и заблудился – улицы ничем не отличались одна от другой, толчея была как в Париже, прохожие торопились по своим делам, так что задать вопрос получилось не сразу.

Деревенский покой его прежнего квартала сменился суматохой и сутолокой: женщины переговаривались через улицу, стоя на балконах, разносчики катили тяжеленные тележки, чудом не сталкиваясь друг с другом, движение было таким плотным, что то и дело возникали пробки. Йозеф вышел к рампе[35] Мажента и обнаружил, что на одном уровне с морем находится только порт. Город Алжир выстроили на главенствующих высотах, он нависал над средиземноморской гладью, как будто хотел обезопасить себя от стихии, его было видно с любого угла любой улицы, им можно было любоваться из любой точки. Мимо Йозефа проехал троллейбус, и он заколебался: ему хорошо в пансионе Морено, к чему менять устоявшуюся жизнь? На улицу Дюмон-Дюрвиль он попал с пятнадцатиминутным опозданием, контора Мореля уже закрылась. На табличке были указаны часы работы – судя по всему, здесь ценили пунктуальность. Йозеф начал спускаться по лестнице и вдруг услышал, как щелкнул замок. Он обернулся и увидел мужчину лет тридцати с сигаретой в зубах, одетого в элегантную жилетку из ткани с рисунком «куриная лапка». Тот встряхнул вьющимися волосами, протянул руку и спросил:

– Мсье Каплан? Долго нас искали?

Ответить Йозеф не успел. Незнакомец вглядывался в его лицо, насупив брови. Он на три долгие секунды задержал его ладонь в своей, потом широко улыбнулся и воскликнул:

– Счастлив с вами познакомиться! Как поживаете?

– Мы встречались?

– Я видел вас в «Балажо» с изумительной женщиной. Вы танцевали танго – не хуже Фреда Астера, все на вас смотрели и были в восторге.

– Вы преувеличиваете.

– Вовсе нет, клянусь всем святым. Думаю, я не первый говорю вам об этом. Я тогда принял вас за профессионала или киноактера.

Он был сама доброжелательность, и Йозеф заподозрил, что его собеседник тоже брал уроки у мэтра Мейера либо сам был адвокатом, но быстро понял, что он искренне радуется встрече, и тоже проникся к нему симпатией, не подозревая, что эта встреча изменит всю его жизнь.

Морис Делоне пригласил Йозефа пообедать, сказав, что не примет отказа.

– Я отвезу вас в одну столовую, увидите, вам понравится.

Он закурил, предложил сигарету Йозефу, и они тронулись в путь. Морис мастерски управлял автомобильчиком с передним приводом, вилял, протискиваясь в любой образовавшийся впереди просвет, весело смеялся, обгоняя троллейбусы по левой полосе, и не обращал внимания на возмущенное гудение клаксонов и ругань других водителей, поносивших его за сумасшедшую езду. Он расхваливал несравненные достоинства своей «7CV», которая не стоила ему ни сантима, и непременно хотел, чтобы Йозеф угадал, как он ее заполучил. Нет, это был не подарок. Нет, он ее не украл – выиграл!

– Ну надо же!

Немыслимая удача улыбнулась Морису однажды вечером в казино на косе Пескад. Он играл в баккара[36] – на квит[37] и удвоенную ставку[38] – и выиграл одиннадцать раз подряд. Невиданное дело! Вокруг стола собиралось все больше посетителей, партнер Мориса снова и снова удваивал ставку. Еще! Еще!

– В конце у меня шестерка, у него тоже, он просит карту и получает двойку. На кону целое состояние. Мне пришлось взять карту, и фортуна послала мне тройку. Тройка, я глазам своим не поверил! Он задрожал как осиновый лист, потому что не мог заплатить, и предложил взять машину. Мы время от времени встречаемся, но он даже не здоровается. Его отец – владелец цементного завода. В Алжире не принято делать крупные ставки, а со мной и вовсе никто не садится играть, что, впрочем, к лучшему, денег у меня все равно нет.

Через десять минут Морис припарковался на набережной, и Йозеф, ожидавший увидеть скромную заводскую столовую, оказался на пустынном пляже с малым бетонным фортом.

Над морем стоял деревянный ресторан, опоясанный широкой террасой на сваях.

Они вошли, и Йозеф почувствовал запах, показавшийся ему смутно знакомым.

Морис знал всех – хозяина по фамилии Падовани, его жену, официантку, клиентов, он пожимал руки, интересовался здоровьем, спрашивал, как идут дела, и представлял Йозефа: «Он один из двух лучших танцоров мира и влиятельное лицо в Институте Пастера, знаменитый врач, специалист по какой-то там опасной болезни, которая может убить человека за пять минут, но не волнуйтесь, они уже нашли лекарство…» В знак уважения хозяин угостил их крепкой анисовкой и подал на стол полдюжины тарелочек с разнообразными и очень вкусными закусками.

Папаша Падовани с восторгом внимал Йозефу, нахваливавшему бобы с тмином, картошку с перечной приправой, жареный нут, филе сардин в маринаде и квашеные семена люпина.

– Все домашнее, не сомневайтесь.

Йозеф не сразу понял, что это всего лишь «затравка», и Морис объяснил, что нигде в Алжире не подают кемии[39] лучше. Йозеф заставил его дважды повторить незнакомое слово по буквам. Никто точно не знал, как оно пишется, да и какая, к черту, разница! Падовани выставил еще анисовки, и у Йозефа закружилась голова – он отвык от спиртного. Морис болтал не закрывая рта, посетители смеялись, подходили поздороваться, хлопали друг друга по плечу. Йозеф пожимал руки милым людям, некоторые обнимали его, как старого знакомого. Подобное проявление чувств было ему внове, но он успел соскучиться по человеческому теплу и не колеблясь принял ритуалы ресторанного братства: хлопал других по спине, расцеловывался в щеку и перестал «выкать».