Царевич - Сергей Арсеньев

И это самый яркий пример. А о скольких потерях я просто не знаю? Потому что не помню, что что-то забыл. Память же у меня теперь, как я уже говорил, общая для обеих моих частей. Общая, но всё равно она на три части условна разделена.

Первая часть — воспоминания о периоде после моего вселения. Самая обычная память, как у всех людей, общая для меня и для Алёшки без каких-либо ограничений.

Вторая часть — воспоминания цесаревича Алексея, когда он ещё со мной не познакомился. Для Алёшки это обыкновенная память, а для меня что-то вроде справочника. Если я точно знаю, что хочу найти и эта вещь в памяти у него есть, то я информацию получу. А вот если знаю неточно, то приходится мне звать на помощь личность Алёшки. В его памяти поиск я осуществлять не могу. Запрос типа "самый толстый человек в свите отца" самостоятельно мне не осилить.

Ну, и самая интересная часть моей памяти — это воспоминания советского пионера Петра Воронова. Теперь уже это для меня обычная память, а вот Алёшка, возможно, в качестве компенсации за "уплотнение", получил настоящий клад. Он может прожить мою жизнь повторно. Причём несколько раз и начиная с любого момента времени. Даже сны мои может посмотреть. Я, оказывается, ничего не забыл.

Про то, как он смотрит фильмы, которые я видел раньше, уже рассказывал. А недавно Алёшка книжки читать научился. Это гораздо сложнее, чем фильмы. Алёш, расскажи сам.

А: Конечно, сложнее. Самое сложное — это найти момент, когда Петька начинает читать. Он ведь только сказать может, какая книга интересная, а какая нет. А когда он их читал — и сам помнит с трудом. Вот и приходится прыгать туда-сюда по памяти. Да и когда нашёл, то тоже гораздо труднее, чем обычную книгу читать. Непривычные буквы — пустяк. Петька ведь сразу всю книжку не осилит. Прочтёт кусочек — и другим делом займётся, а то и спать ляжет. И попробуй угадай, когда он чтение продолжит и продолжит ли его вообще. Хорошо ещё, Петька читал чаще всего по вечерам, в постели. Там я его и искал. К сожалению, он ещё и в туалете читать любил. Чтобы, значит, время зря не пропадало. Время он своё экономил, шельмец. А мне теперь приходится за ним туда следовать, чтобы очередную главу прочесть. И в комплекте с этой главой получаю всю полноту ощущений. Я же всё воспоминание Петькино получаю, целиком. Запахи там отключить нельзя. Вот так и мучаюсь. А что делать? Приходится терпеть. Книжки-то интересные!

Да, Лешке понравились книжки. Тут, до меня, читал он неохотно. Мало читал, откровенно мало. От меня-то этого не скроешь. Но я думаю, что мало он читал не оттого, будто не нравилось ему это, а оттого, что хороших книг недостаток. Кого вот я сам, добровольно, согласился бы почитать сейчас? Джек Лондон, Марк Твен, Жюль Верн… эээ… А Толстой своего "Петра Первого" написал уже? Не помню. Наверное, Гоголя ещё мог бы осилить. К счастью, в нашей школьной программе произведений Гоголя было немного. А вот Чехова, Тургенева и Достоевского я читать не могу совершенно. Тошнить начинает ещё на этапе прочтения обложки. В школе нам всем выработали стойкий иммунитет к этим писателям. Помимо указанных, что-то ничего больше не припоминается. Хотя нет, вспомнил Конан Дойла. Ладно, неважно. Допустим, если хорошо подумать, то список авторов можно будет утроить (уже вспомнил Диккенса). Но всё равно безумно мало по сравнению с книжными завалами на моей считалке. Там только авторов больше трёх тысяч было. Даже если предположить, что половина попала ко мне наглым обманом и не стёр я их исключительно из-за лени, всё равно дофига получается. И Лёшка с разгона ухнул в эту кучу. Он ещё, к тому же, научился как-то сжимать время моих воспоминаний. Прокручивал мою жизнь где-то раз в пять-семь быстрее, чем время текло снаружи, в 16-м году. Теперь за пару часов он может довольно толстую книжку прочитать, причём это с учётом времени на поиск тех моментов, когда я читаю.

Вот этой ночью, например, Лёшка прочитал весь цикл "Архимаг" знаменитого советского классика Рудазова. А там, между прочим, двенадцать томов! Это я ему посоветовал, очень мне его книжки нравятся. Знаю, что советовать. Когда я утром проснулся, то нашёл, что Лёшка ещё и не спал. Он заснул прямо во время умывания, бросив меня. Завтракать мне пришлось без него, по возможности копируя движения. Всё обошлось. В разговоры я старался не вступать, и даже молоко выпил самостоятельно, причём сделал такой вид, будто мне это понравилось и совершенно не тошнит.

Ой, подъезжаем. Николай рядом молча сидит. Он тоже волнуется, но не так сильно, как я. Ну не верю я в эту Лёшкину идею. Никто же не поверит!

Всё, приехали. Ого, чего их тут так много-то? Это всегда, что ли, такой толпой встречают?

* * *

— Привыкай. Хотя сегодня действительно больше обычного. Вылезай. Не забудь за дверь держаться, будто упасть боишься.

— Ага. А это что за поп?

— Предстоятель храма, отец Александр.

— Лёха, может, не надо? Ещё не поздно передумать.

— Надо. Мне надоело скрывать. Да и обнаружат это рано или поздно. А так хоть какое-то объяснение будет. Опять же, свалить его нужно.

— Уверен, что нужно? Его и так, вроде, скоро прибьют. Ты же читал.

— Читал. Петь, важно не только когда, но также кто и как.

— А что скажет мама?

— Мама… Это, конечно, да… Но я же и её тоже спасти хочу. Разговаривать ведь бесполезно, ты же понимаешь!

— Понимаю. Ты, кстати, много больше меня знаешь сейчас о нём. Он никогда не интересовал меня. Я даже не помню, когда и кто его завалил.

— Ты ведь был на экскурсии! Там всё очень хорошо рассказали. И фотографии ты видел.

— Лёшка, да нафиг он мне упёрся?! Саму экскурсию помню. Ещё помню, мне там жарко было, и я думал, что бы такого сказать маме, чтобы она мне купила мороженое. Меня тогда мороженое интересовало гораздо больше, чем он. Он же для меня давно умер, понимаешь?

— Понимаю. Как и я.

— Извини. Чего мы ждём-то стоим?

— Сёстры выгружаются. Лицо сделай попроще. И улыбнись… Да не как Терминатор! Вообще, дай мне управление!

— Держи.

— Спасибо. Вот как надо улыбаться, учись. А у тебя ещё и походка от моей отличается. И крестишься ты, как раненый робот Вертер, сколько я ни учил тебя. Хотя, что походка отличается — это даже хорошо. После операции управление возьмёшь. Неделю сам управлять будешь. А я за эту неделю попробую под твой стиль подстроиться. Как раз контраст будет. Все заметят, что изменение прямо тут и произошло, на глазах у всех.

— Вон, девчонки выгрузились.

— Да не трясись ты так! Мешаешь мне. У нас же эмоции общие, а ты сильнее, мне тебя не задавить. Не забывай. Спой что-нибудь бодрое, что ли.

— Пока ещё не поздно нам сделать остановку, кондуктор, нажми на тормоза!

— Тьфу. Не трусь, шизофрения, прорвёмся. Всё, операция "Бармалей" начинается. Вперёд!..

* * *

Глава 7

(Алексей)

Началась служба. Я стою рядом с отцом на Царском месте и, борясь со своим страхом, слушаю предстоятеля Александра. Сегодня он сам, лично, ведёт службу.

А коленочки-то дрожат у Вас, Ваше Императорское Высочество. Ой, дрожат. Страшно. Это я Петьку успокоить немного пытался, но не преуспел в том. На меня одна за другой накатывают волны его страха, а от меня к нему идёт поток страха уже моего. Излишне говорить, что спокойствия моему партнёру это не добавляет. Так мы пугаем друг друга. Очень хочется взяться за руку стоящего рядом отца. Но нельзя. Невместно.

Хотя, справедливости ради следует отметить, что боимся мы с Петькой совершенно разных вещей. Я два дня уже к этой операции Петьку готовлю. А Петька готовит меня. Нельзя сказать, что совсем уж безрезультатно, кое-чего мы добились. Пётр поначалу никак не желал поверить в то, что этот, как он выразился, "бред дикого питекантропа" сможет убедить хоть кого-то с интеллектом выше, чем у пьяного лемура. После моей обработки и объяснений он свою точку зрения изменил. Согласился с тем, что на воспитанников младших групп детских садов и на пациентов психиатрических лечебниц может подействовать. Но решительно отказывается верить в то, что все без исключения посетители Храма сегодня будут принадлежать к одной из этих категорий.

Я тоже боюсь. Но совсем не того, чего боится Петька. Я-то знаю, что если всё правильно сказать и сделать, то поверят или почти поверят все. Во всяком случае все, кто находится в Храме. Те, кто не поверит, те вообще в Храмы не ходят.

Боюсь я Его Гнева. Такая чудовищная ЛОЖЬ. Да ещё и в Храме, перед Её ликом. И ведь это я, я сам придумал. Основная идея, правда, была Петькина. Но конкретная реализация той идеи полностью моя. Сам устрашился, когда прочитал окончательный вариант сочинённого мной. Понимаю умом, что нужно. Это сделает меня героем и спасителем в лице очень многих. Правда, и врагов куча появится, но эти люди и так уже разделены на два непримиримых лагеря. И сегодня я самым решительным образом покажу, с кем я. Конечно, в том лагере, к которому я хочу примкнуть, тоже не всё ладно, гнильцой попахивает. Но там хоть попахивает. Лагерь же их противников просто откровенно воняет тухлятиной. Раньше я этого особо не замечал, прятался в своём детском мире. Но теперь, теперь, когда я узнал, что детство у меня закончится через два-три месяца и играть в игрушки уже некогда…