Эдуард Дженнер. Его жизнь и научная деятельность - В. Святловский

В 1788 году Дженнер женился. Он был очень счастлив в своей супружеской жизни, вопреки утверждению Мура, что умы высшего полета редко уживаются с патриархальной обстановкой семейного быта. В январе следующего года у него родился сын Эдуард.

Собственно, открытие Дженнера, подобно другим великим открытиям, родилось не вдруг и не внезапно. Так, например, Гумбольдт удостоверяет, что предохранительные свойства коровьей оспы издавна были знакомы мексиканским пастухам на Кордильерах, равно как горным пастухам на Кавказе. Кроме того, с несомненностью удостоверено, что один фермер в Гольштейне, по имени Йенсен, и учитель Плет из Киля привили коровью оспу еще в 1791 году; но, тем не менее, не кому иному, а Эдуарду Дженнеру принадлежит вечная заслуга, что он сделал оспопрививанье собственностью человечества.

Еще задолго до Дженнера, в 1765 году, два английских ветеринарных врача подали в Лондонское медицинское общество заявление, что люди, заразившиеся оспой дойных коров, не поддаются прививке натуральной оспы. Однако общество не обратило внимания на их заявление, и нужна была вся упорная энергия Дженнера, все его колоссальное трудолюбие, чтобы вывести из этих фактов положения, которые удалось открыть и установить только ему одному.

Дженнер еще в период своего пребывания у Лудлова обращал серьезное внимание на болезни домашних животных; еще тогда им был установлен факт огромной важности, а именно, что оспа у домашних животных протекает у одних в доброкачественной форме, как, например, у лошадей и коров, и наоборот, у других принимает весьма опасный вид, например, у овец и свиней. Дженнер первый подметил, что настоящая коровья оспа подвергается известным изменениям, и установил, что качества ее, предохраняющие от заражения натуральной оспой, присущи ей только в известный период развития.

Оспа у коров представляет собою доброкачественную местную болезнь, проявляющуюся исключительно на вымени. Обыкновенно она появляется весною у молодых дойных или недавно отелившихся животных. При доении коровы в это время легко раздавить такую оспину, и доильщица, если имеет царапинку на руках, легко прививает себе оспу, после чего организм ее становится уже невосприимчивым к заражению натуральной оспой. Вот этот-то факт и поразил Дженнера еще в то время, когда он учился медицине в Зодбери.

Однажды к его наставнику пришла больная крестьянка, у которой Лудлов определил натуральную оспу, но женщина энергично восстала против этого, говоря, что у нее раньше была коровья оспа и что неслыханное дело, чтобы после коровьей оспы могла явиться настоящая.

Крестьянка. говорила с такой глубокой уверенностью, что слова ее произвели сильное впечатление на молодого Дженнера. «Коровья оспа, – думал он, – несравненно легче натуральной, человеческой, и переносится без всякого труда и последствий: почти нет примеров, чтобы от нее умирали. И если она, как уверяет женщина, предохраняет от настоящей губительной оспы, то нельзя ли возбуждать ее в человеческом организме умышленно и искусственно, чтобы обезопасить его навсегда от оспенной заразы?»

Вот как впервые сформулирован был великий вопрос, решение которого облагодетельствовало человечество и обессмертило имя Дженнера. Дженнер по приезде в Лондон сообщил свою мысль своему другу и наставнику Гунтеру, который отнесся к ней с серьезным вниманием и рекомендовал ему настойчиво заняться точным выяснением данного вопроса. Возвратись на родину, Дженнер не оставлял своей идеи и настойчиво занимался дальнейшей разработкой вопроса о коровьей оспе.

Дженнер долго работал, собирал в течение долгих тридцати лет свой материал, произвел бесчисленное количество прививок с одной породы животных на другую, прежде чем окончательно решился заявить миру о своем великом открытии. Как долго созревала у Дженнера эта идея, доказывает тот замечательный факт, что он, бессмертный изобретатель оспопрививания, инокулировал своего старшего сына Эдуарда в ноябре 1789 года не коровьей материей, а натуральной.

Производя все свои изыскания, Дженнер не раз заводил разговор о коровьей оспе со своими товарищами по оружию, провинциальными коллегами, стараясь добыть и от них какие-либо сведения по интересующему его вопросу; но коллеги знали об этом предмете лишь понаслышке, не интересовались им и ничего не могли сообщить интересного и нового. Они обыкновенно даже уклонялись от подобных разговоров, их раздражали исследования их великого собрата. Рутина и невежество не могли примириться с тем, что среди них живет человек мыслящий и новый. Вообще товарищи недолюбливали Дженнера за его скромную жизнь и бесконечные занятия наукой. Существует рассказ, что однажды злоба и вражда их достигли такой степени, что они серьезно подумывали исключить его из своей среды. Повторялась, одним словом, та же история, которую испытали на себе многие великие люди и благодетели человечества.

Недаром кто-то сказал: «Христос был распят, Сократ – отравлен, Фидий – обвинен в воровстве! Стало быть, дурное отношение современников можно, скорее, считать за честь». Дженнера, впрочем, мало смущало это отношение коллег, и он продолжал упорно трудиться над своим излюбленным вопросом. Много лет он не разглашал цели своих упорных изысканий, желая представить человечеству вполне зрелое изобретение, и только однажды, в мае 1780 года, открыл другу Гарднеру свою тайну, прося его хранить слышанное в строгом секрете, дабы нелепые толки не поселили преждевременного предубеждения к мысли избавить род людской от величайшего бедствия.

Это произошло следующим образом. В чудесный весенний день Дженнер вместе со своим другом Гарднером верхом ехали по дороге в Бристоль. Весна стояла в полном цвету. Дивные красоты природы наполняли душу молодых путников каким-то особым очарованием. Виды один пленительнее другого открывались перед ними, как будто они в первый раз совершали путь по этому месту. Из лесу долетал тонкий аромат молодых трав и цветов и веселое чириканье обитателей этого тенистого царства. Дженнер испытывал какую-то необъяснимую сладость, в результате которой явилась неудержимая потребность поделиться с добрым другом великой идеей, давно тяготившей сердце Дженнера. Он подробно сообщил другу все свои сокровенные думы, рассказал ему все, что узнал, путем долгого опыта, о коровьей оспе, об ее предохранительной силе и о возможности искусственно прививать ее людям, чтобы предохранить их от ужасной болезни. Дженнер рассказал другу, что открытие его теперь близится к концу и что скоро пробьет час, когда он намерен передать свое дело в руки всего человечества. Друзья много говорили на эту тему, и Гарднер сдержал свое обещание: он никому не открыл тайны Дженнера и рассказал об этом разговоре лишь гораздо позже, когда особая комиссия проверяла приоритет открытия Дженнера.