Рихард Зорге. Кто он на самом деле? - Елена Прудникова

Впрочем, едва эсдеки получили власть, всю левизну с них как ветром сдуло. И неудивительно: правительство Эберта оказалось в положении, которому не позавидуешь. С одной стороны, надо было как-то завершать войну, договариваться с противником об условиях мира, который, как все понимали, будет очень тяжелым. С другой – перед глазами неотступно маячил призрак коммунистической революции, тем более что рядом была Советская Россия, откровенно рассматривавшая Германию как плацдарм для будущего мирового пожара. Рабочие требовали национализации заводов, обыватели требовали порядка, военные страдали от поражения и мрачно хмурились из-под касок. И все без исключения хотели есть…

Балансируя между противоборствующими силами, правительство, с одной стороны, отменило осадное положение, объявило свободу слова, собраний, союзов, ввело 8-часовой рабочий день. С другой, предвидя неминуемые последствия дарованных народу свобод, оно начало искать, кто бы навел в стране порядок. Ну а кто может его навести? Уже 11 ноября Эберт обратился за помощью к начальнику Генерального штаба Гинденбургу, исполнявшему в то время обязанности главнокомандующего вместо бежавшего кайзера, и его заместителю Гренеру, фактическому начальнику генштаба. Они договорились, что офицерский корпус поддержит правительство, если возникнет необходимость пустить в ход войска. А то, что такая необходимость возникнет, видно было невооруженным глазом, потому что активность масс, несмотря на победу революции, и не думала идти на спад.

К концу ноября бастовали рабочие Берлина, Верхней Силезии, Рурской области. Они требовали повышения зарплаты, что все равно от правительства не зависело, и социализации крупной промышленности, что от правительства зависело, но очень не хотелось.

6 декабря, выполняя договоренность с правительством, офицеры предприняли попытку разогнать Берлинский Совет. Социал-демократы, пожалуй что, и проглотили бы произвол, но не спартаковцы! Они тут же подняли рабочих, и из «замирения», кроме большой драки, ничего не вышло. 16 декабря в Берлине открылся съезд Советов. Помня, чем год назад закончилось подобное мероприятие в России, вся страна пребывала в напряжении. «Союз Спартака», само собой, тут же выкинул лозунг «Вся власть Советам», однако приличное социал-демократическое большинство съезда его не поддержало. В итоге было принято решение о выборах в Национальное Учредительное собрание.

После этого спартаковцы решили, что с социалистами им дальше не по пути. 30 декабря они вместе с другими леворадикальными социалистическими группировками создали Коммунистическую партию Германии. Естественно, члены новорожденной партии, вдохновленные русским опытом, горели желанием поучаствовать в чем-нибудь эдаком, революционном, и случай не замедлил представиться. 4 января был уволен полицай-президент Берлина Эйхгорн, «независимый» социал-демократ, популярный среди рабочих. Народу это не понравилось, и на следующий день товарищи Эйхгорна по партии организовали маленькую такую демонстрацию протеста, всего-то на 150 тысяч человек, которая увенчалась традиционными столкновениями между рабочими и полицией. «Независимые» создали Военно-революционный комитет – и тут к восстанию радостно примкнули коммунисты и, в то время как заварившие всю эту кашу «независимые», действуя по своему плану, начали переговоры с правительством, попытались перехватить руководство и приступить к революции.

Пока прежние и новые руководители восстания разбирались между собой, Эберт оперативно передал власть военному министру Носке. Тот ввел в Берлин войска и к 15 января навел относительный порядок. Под шумок, не затрудняя себя юридическими тонкостями, военные расправились с лидерами коммунистов Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, попросту шлепнув их в какой-то подворотне.

Дальше события развивались по двум параллельным сценариям. С одной стороны, все было прилично демократично: 19 января прошли выборы в Национальное учредительное собрание, Центральный Совет рабочих и солдатских депутатов торжественно передал ему свои полномочия, Учредительное собрание избрало Эберта президентом республики, а новое коалиционное правительство возглавил Шейдеман.

Но у коммунистов-то были свои планы! Не обращая внимания на какие-то там выборы, они еще 10 января подняли на восстание рабочих Бремена. Рабочие отряды выгнали из своей земли войска и провозгласили Бременскую советскую республику. Республика продержалась до 4 февраля, что, в общем-то, совсем неплохо. Едва власти разобрались с Бременом, как в середине февраля началась всеобщая забастовка в Рурской области, перекинувшаяся на Среднюю Германию, Баварию и Вюртемберг. В начале марта снова поднялся Берлин: рабочие захватывали полицейские участки, начали строить баррикады. В город опять ввели войска и «замирили» восставших. Все вроде бы стало утихать – и тут вдруг советскую республику объявили в Баварии, причем на сей раз сделали это резко полевевшие «независимые». Управление смутой у них тут же перехватили коммунисты и стали «делать революцию»: ввели рабочий контроль, национализировали банки и железные дороги, начали формирование Красной армии. Лишь 1 мая республику удалось ликвидировать, для чего потребовался воинский контингент в 100 тысяч человек.

На этом первая серия германской революции закончилась, если не считать того, что продолжались постоянные забастовки, но по сравнению с тем, что было, да и с тем, что будет, это такие мелочи…

Рихард, естественно, принимал самое горячее участие в событиях. В ноябре он организовал кружок матросов, участвовал в демонстрациях, вместе с Герлахом был избран в Объединенный совет рабочих и матросских советов Киля. Попутно получил еще одно поручение – организовать в городе народный университет.

В январе, когда начались берлинские события, Рихард вместе с товарищами отправился в Берлин на помощь восстанию. Однако было уже поздно, в городе хозяйничали военные. Прибывших арестовали прямо на вокзале. Правда, работали стражи порядка из рук вон плохо – при обыске револьвера у Рихарда не нашли, иначе бы он так легко не отделался. За ношение оружия в то время могли и расстрелять. А так их всего лишь выслали обратно в Киль.

Естественно, бурная деятельность Рихарда на революционном поприще не осталась незамеченной – имя Зорге давно уже значилось в списках полиции. Тогда он решил, от греха подальше, перебраться в Гамбург, второй по величине город страны, где было сильно влияние социал-демократов. Расстояние между Пруссией и Северной Германией для полиции оказалось непосильным – туда они не дотянулись, а организованность немецкой полиции, равно как и вообще немецкая организованность и пунктуальность, вообще-то говоря, сильно преувеличены, и это еще сыграет в судьбе нашего героя спасительную роль.