Все рассказы о коменданстве в Бугульме - Ярослав Гашек

завершая одно из своих двустиший. В этот вечер я до поздней ночи распевал татарские песни, так что никто из окружающих не мог ни уснуть, ни даже просто спокойно лежать. Из этого я заключаю, что немецкий поэт явно солгал.

Наверно, я все-таки заснул раньше всех в комен­датуре. В конце концов меня самого утомили эти моно­тонные мелодии с неизменными повторами «Эль, эль, бар, але, эле, бар, бар, бар».

Разбудил меня один из моих чувашей, доложивший, что приехали на санях какие-то три человека, которые по­казывают постовым внизу свои бумаги.

Точная передача его сообщения звучала бы так: «Три сани, три люди, внизу полно бумаг. Одна, две, три  бумаги».

—    С тобой говорить,— продолжал он.— Злые, руга­ются...

—    Проводи   их   наверх.

Распахнулись двери, и гости вторглись в мою канце­лярию-спальню.

Первым был блондин с окладистой бородкой, вто­рым — женщина в овчинном полушубке, третьим — муж­чина с черными усами и необычайно пронзительным взглядом.

На этот раз телеграмма до Симбирска дошла.

По очереди представились: «Сорокин, Калибанова, Агапов».

Последний при этом твердо и неумолимо добавил:

—   Мы — коллегия Революционного Трибунала Вос­ точного   фронта.

Я предложил им закурить, причем Агапов заметил:

—   Как видно, товарищ Гашек, вам здесь не плохо живется. Такой табачок не могут позволить себе курить люди,, которые  честно  служат  революции.

Когда принесли самовар, мы начали беседовать о са­мых различных вещах. Сорокин говорил о литературе и рассказал, что, еще будучи левым эсером, он издал в Петрограде книжечку своих стихов под названием «Вос­стание», которая была конфискована Комиссариатом пе­чати; но он теперь об этом не жалеет, потому что это бы­ла страшная глупость. Изучал филологию, а сейчас — председатель Революционного Трибунала Восточного фронта.

Это был действительно очень милый, приятный чело­век с мягкой русой бородкой, за которую я его во время чаепития осторожно потрогал.

Товарищ Калибанова была студенткой-медичкой, в недавнем прошлом тоже левая эсерка; очень живая, симпатичная особа, которая наизусть знала всего Маркса.

Агапов — третий член Революционного Трибунала — был самым радикальным из них. Служил раньше секре­тарем у одного московского адвоката, у которого ког­да-то скрывался генерал Каледин. По словам Агапо­ва, адвокат был величайшим подлецом на свете, поскольку платил ему всего 15 рублей в месяц, а сам в три раза больше дал как-то на чай официанту в Эрмитаже, который разрешил ему плюнуть себе в  лицо.

По виду Агапова можно было судить, что все пред­шествовавшее падению царизма сделало из него чело­века сурового, неумолимого, жесткого и страшного, который давно уже сводит счеты с теми, кто платил ему те несчастные 15 рублей. И он борется с этими тенями прошлого везде, где бы ни появлялся, и переносит свои подозрения на окружающих, видя в каждом возможно­го предателя.

Говорил он короткими, отрывистыми фразами, пол­ными иронии. Когда за чаем я предложил ему кусок сахару,   он   сказал:

—  Жизнь сладка лишь для некоторых, товарищ Гашек, но и для них она может стать горькой.

В ходе разговора речь зашла о том, что я по наци­ональности  чех, тогда Агапов  заметил:

—    Как волка ни корми, он все в лес смотрит. Товарищ Сорокин  ответил  на  это:

—    Все   выяснится   при   расследовании. Товарищ   Калибанова,   улыбнувшись,   предложила:

—  Вероятно, все-таки нужно показать товарищу Га­ шеку   наши   полномочия.

Я сказал, что мне будет приятно узнать, с кем имею честь познакомиться, поскольку без важной причины я не позволил бы никому будить себя среди ночи.

Агапов раскрыл портфель и показал мне мандат:

«Революционный Военный Совет штаба Восточного фронта № 728~в г. Симбирск

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Дано сие Революционным Военным Советом Восточ­ ного фронта товарищам Сорокину, Калибановой и Ага­ пову в том, что они являются коллегией Революцион­ ного Трибунала Восточного фронта и, на основе своих полномочий, имеют право производить расследования в любом месте и по отношению к любому человеку. Для выполнения вынесенных ими приговоров все воинские ча­ сти обязаны предоставлять в их распоряжение необ­ ходимую  военную силу.   (подписи)».

«— Думаю, что этого вполне достаточно, товарищ Га­шек,— сказала   Калибанова.

—  Разумеется,— согласился я.— Но разденьтесь все-таки, здесь достаточно тепло, и, кроме того, скоро принесут   самовар.

При этом Агапов не преминул вставить:

—    А вам не тепло? Думается, что вам даже жарко.

—    У меня есть градусник,— отозвался я.— Если хо­тите— взгляните, вон там, у окна. По-моему, здесь как раз   вполне   нормальная   температура.

—     

Сорокин, самый серьезный из них, положил свой по­лушубок на мою постель и сказал, что сразу после чая приступим   к   делу.

Вспоминая сейчас товарища Агапова, я чувствую, что и теперь еще люблю его за прямоту и откровен­ность. Именно он первый попросил, чтобы я распоря­дился убрать самовар, так как пора начинать допрос и разбирательство дела. Приглашать свидетелей нет необходимости. Вполне достаточно того обвинительного заключения, которое было составлено в Симбирске на основании телеграммы товарища Ерохимова о том, что я отпустил на свободу полковника Макарова и подарил ему свою лошадь, чтобы он мог добраться к белым.

Агапов предложил судебное разбирательство на этом закончить и потребовал приговорить меня к расстрелу. Приговор должен быть приведен в исполнение в те­чение   12   часов.

Я спросил у товарища Сорокина, кто, собственно, является председателем, ведущим судебное разбиратель­ство. Он ответил, что все в полном порядке, поскольку Агапов — представитель обвинения.

Тогда я попросил позвать товарища Ерохимова, по­тому что в конце концов каждый может в порыве гне­ва послать телеграмму. Нужно выслушать его как свиде­теля   лично.

Агапов согласился со мной, заметив, что раз Ерохимов посылал телеграмму, у него можно узнать и нечто   большее.

Мы договорились, что Ерохимов будет сейчас же по­зван для свидетельских показаний. Я послал за ним.

Ерохимов пришел заспанный и угрюмый. Когда Ага­пов сообщил ему, что он видит перед собой Револю­ционный Трибунал Восточного фронта, который прибыл, чтобы на месте провести расследование по делу това­рища Гашека и вынести приговор, лицо Ерохимова при­няло выражение безграничной тупости. Он взглянул на меня... По сей день остается психологической загад­кой, что происходило тогда в его душе.

Его взгляд перебегал с одного члена Революцион­ного Трибунала на другого, потом — снова на меня.

Я дал ему сигарету и сказал:

—  Закурите, товарищ Ерохимов, это тот самый та­ бак, который мы тогда вместе с вами курили.

Ерохимов еще раз окинул взглядом всех собравшихся и   произнес:

—  Я   эту   телеграмму,   голубчики,   послал   спьяну.

Поднялся товарищ Сорокин и прочитал целую лек­цию о вреде «зеленого змия». В том же смысле выска­залась и Калибанова. Затем встал Агапов и, весь кипя от возмущения, потребовал сурово наказать Ерохимова за пьянство, поскольку он совершил этот поступок, буду­чи командиром Тверского Революционного полка. Пре­красный в своем негодовании, Агапов предложил при­говорить Ерохимова к расстрелу.

Я тоже поднялся и сказал, что здесь не найдется ни одной живой души, которая согласилась бы стре­лять в Ерохимова. Это привело бы к восстанию в полку.

Тогда Калибанова предложила приговорить его к 20 годам принудительных работ. Сорокин высказался за разжалование.

До самого утра обсуждались все «за» и «против» по поводу каждого предложения. В конце концов сошлись на том, что Ерохимову будет вынесен строгий выговор с предупреждением, а если нечто подобное повторится, к нему будет применено самое суровое наказание.

В течение всего разбирательства Ерохимов спал.

Утром Революционный Трибунал Восточного фронта выехал из Бугульмы. На прощание Агапов еще раз повторил мне с иронией:

—  Как волка ни корми, он все в лес смотрит. Гляди, брат, а то голова прочь!

Мы пожали друг другу руки.

Комментарии

1

«Маршкумпачка» — маршевая рота (чешек, солдаток, жаргон).

2

«...дурные люди песен не имеют» (нем.)