Тихое вторжение - Дмитрий Володихин

Этой ночью мне спалось хуже.

Сокольники… Небось, превратились в заповедник мутантов…

Всё на свете пропало. Дома у меня больше нет. Средств к существованию – тоже. И город мой любимый, родной мой город сожрала проклятая Зона.

Да что за жизнь у меня такая?

А впрочем, Катька со мной. И, значит… ничего, как-нибудь выкарабкаемся.

Наутро не пришло ко мне «Доброе утро».

Я отправил Катьке свое «Доброе утро», сдобрив меленькими смешинками.

Она не ответила.

Еще одна смс-ка – и опять нет ответа. А смс-ка была такая… откровенная, что нехрен вам, ребята, в нее заглядывать. Жду. Печалюсь.

Я удивлен…

Делаю свои комплексы, завтракаю. Каждые пять минут смотрю на экран телефона… ничего нет. Сказать, что это странно, – ничего не сказать.

Хорошо же, я набираю ее номер. Прямоугольный пластиковый уродец сообщает мне: «…отключен или…» Не дослушиваю. На всякий случай набираю еще раз… а потом еще раз и еще – с тем же эффектом. Одно из двух: какое-то недоразумение с Катькиным телефоном или… стряслось нечто серьезное. И лучше бы первое – второго я нахлебался последнее время аж по самое не могу.

В полдень за мной приезжает машина. Молодой парень из михайловского Центра приносит мне пакет с вещами и записку от Кати: «Король сталкеров, я знаю, ты очень сердит, что я не заехала за тобой. Прости меня, пожалуйста. У меня тут непредвиденные обстоятельства. Не сердись и не беспокойся, я задержусь ненадолго. Сейчас мне надо торопиться, от меня зависят люди. Но потом я тебе всё расскажу и ты меня простишь. Я обнимаю тебя так крепко, что поберег бы ты ребра! Твоя Стрекоза».

И я успокоился. Нет, ребята, я свою жену знаю. Если у нее непредвиденные обстоятельства, значит, это на самом деле непредвиденные обстоятельства, а не ерунда какая-нибудь. Такой уж она у меня человек, зря болтать не станет.

Правда, всё равно обидно немного. Фигня какая-то вышла.

Разбираю пакет. Бельё, джинсы, рубашка, куртка… зонтик. Ну да, женщина же собирала. Бутерброды с окороком и с яичницей, как я люблю. Ну да, женщина собирала, только теперь в хорошем смысле женщина. Денег чуть-чуть. Видно, не очень-то ее дела. И… вот это мне по нраву.

Хороший нож из пятнистой дамасской стали с характерной паутинкой разводов. Рукоятка из карельской березы. На лезвии – значок нашей с парнями мастерской. На ножнах – мое имя. Отличная вещь. Особенно в умелых руках, а у меня руки к ножам сыздавна приучены.

Вот это положила в пакет не просто какая-нибудь там среднестатистическая женщина, а моя жена!

Выписываюсь. Парень из михайловской команды ведет меня к машине и садится за руль. Как же зовут-то его? Совершенно из памяти вылетело.

– Куда мы теперь, – спрашиваю, – к моему новому жилищу? И где оно?

– Твоя хибарка, Тим, подождет. Мы едем на точку, где сейчас базируется Центр.

От слова «хибарка» мне поплохело…

Глава 2

Зачет по артефактам

Михайлов владел дачей близ подмосковного города Ступино, по соседству с Белопесоцким монастырем.

То есть, раньше это называлось дачей, а теперь стало просто домом. Офис нашего Центра ужался до размеров рабочего кабинета, за окном которого петухи с добротной регулярностью прочищали горло.

Когда-то, на пике карьеры, Михайлов завел себе очень большой дом за городом. Весь второй этаж в нем заняла библиотека, и там царил идеальный порядок. Еще идеальный порядок закрепился на территории кабинета. На просторах кухни и спальни он потерпел сокрушительное поражение. Его выбили оттуда волны агрессивного хаоса, сдерживаемые лишь отчаянными усилиями уборщицы, по совместительству кухарки. Если бы у Михайлова спросили, где тут стиральная машина, где сковородка и где его новое пальто, он бы ответил, не колеблясь: «А у меня точно есть все эти вещи?»

Остальные помещения пустовали. Некоторые из них были заперты на протяжении многих лет. Подозреваю, что там должна была завестись Женщина. Какая-нибудь очень хорошая Женщина. Которая – р-раз… и навсегда. Но времени на Женщину катастрофически не хватало. Поэтому дачу изредка посещали женщины. Которые р-раз… и «созвонимся». А в запертых комнатах, надо полагать, самозародилось привидение несбывшейся Дамы. Во всяком случае, оттуда порой доносились подозрительные скрипы…

– Что-то там рассыхается, – со вздохом констатировал Михайлов, проводя меня по коридору мимо пустующих чертогов.

– И-и-и-и-и-и-и-и… – отвечало ему привидение.

– Цыц! – заткнул его Михайлов, жестом приглашая меня в кабинет.

Он не любил предисловий, а потому, показав на кресло, сразу перешел к делу:

– Зона вас чуть не убила, Тим. Собственно, до крайности странно, что не убила… После всего, что с вами произошло, готовы ли вы сделать новую ходку? Разумеется, не о Припяти идет речь, а о Москве. Не спрашиваю, как ваше здоровье и не хотите ли отдохнуть, потому что знаю: здоровье никуда, а взять отпуск очень хочется. Отпуска не будет. Не те у нас обстоятельства… Скажите честно, вы не перегорели?

– Располагайте мной, как считаете нужным, Дмитрий Дмитриевич. Если потребуется – я хоть завтра…

Он скептически покачал головой.

– Вы еще не поняли, куда именно вам придется идти.

Восемь ходок у меня. Наверное, я отличаю псевдоплоть от гамадрила… Так что за ерунда?

Говорить этого я не стал. Но на лице у меня, наверное, кое-что отразилось. Михайлов вздохнул и принялся копаться в сейфе.

– Так, полагаю, будет понятнее.

С этими словами он вынул из сейфа восемь предметов и расставил их в одну линию на столе. А затем потребовал голосом большого босса:

– Сталкер Тим! Назовите объекты, стоящие перед вами, их свойства, связанные с ними риски, а также их ориентировочную стоимость на черном рынке.

Я, ребята, профессионал. И терпеть не могу, когда меня проверяют на вшивость. Разеваю рот, чтобы дать профу четкий ответ и… запираю рот. На замок. Я никакой не профессионал, ребята. Я барахло.

Допустим, «черные брызги» я знаю. Очень старый артефакт, совершенно безвредный, но и польза от него – одним ювелирам. Просто красивые штучки. Допустим, «пустышку» я тоже знаю. Ее вообще все знают. Два тонких блина на локоть расстояния друг от друга, между ними пустота, но ни прижать их друг к другу, ни растащить невозможно. Толку от пустышек никакого, но физики их любят и дают приличную цену. Беда только, что эти артефакты – и «черные брызги», и «пустышки» – находят в чернобыльской Зоне крайне редко. Раньше, говорят, они водились – хоть седалищем хавай! А потом… потом непонятно. Сошли на нет. После выбросов они не кастовались, и сталкеры приносили разве только очень старые экземпляры – те, которые раньше никто не заметил. Иными словами, недорогие штучки, но редкие.

А вот остальные шесть поставили меня в тупик. Я их не знаю. Никогда не видел.

Вот что это такое: черный цилиндр, по виду тяжеленький, словно вырезанный из днища старой сковородки, а над ним легкое марево, в котором как будто играет цветомузыка – то воздух становится розоватым, то уходит в голубизну, то желтеет. Или это: грязно-серое мочало – именно мочало, ни с чем не спутаешь! – раскинувшее на полметра от себя веревки щупалец, словно истлевший паук. Или… даже не сообразишь, с чем сравнить: блестящий, переливающийся, будто застывшая ртуть, брикет металлоидной субстанции, по фактуре – то ли кусок хозяйственного мыла, то ли шмат сала с трещинками по краям, то ли обкатанная морем деревяшка… говорю же, не разбери-пойми, с чем сравнить.

Но это еще, допустим, штуки, не вызывающие рефлекторной тревоги. Какое они там воздействие на организм оказывают, бог весть. В старой Зоне, бывало, цапнешь артефакт без подготовки, а он фонит смертельной радиацией. Или, еще того хуже, притягивает к себе все аномалии электрической природы. Хомут, на что опытный был сталкер, положил в контейнер малый «светящийся штурвал», а он, как оказалось, в отличие обычного «светящегося штурвала», обессиливал и обезвоживал. Короче, Хомут едва не двинул кони, а понять ничего не мог, какая хворь с ним приключилась… Допустим, радиации в московской Зоне не водится. Допустим, Михайлов какую-нибудь дрянь, отравляющую организм, голыми руками на стол не поставит. Но… есть такая штука, парни, как сталкерская интуиция. И ее надо слушаться, иначе гробанешься в первой же ходке.

Интуиция мне говорит: вон те три артефакта – «спокойные». Никакой угрозы в себе не несут. А вот эти три – «бешеные». Не пытайся погладить, укусят.

Первый «бешеный» – тонкий серый штырь, торчащий из обычной доски-вагонки, высотой сантиметров тридцать. Вокруг него, на расстоянии ладони, не останавливаясь ни на секунду, делает круги палочка, похожая на спичку. Тоже серая и тонкая. Между палочкой и штырем – пустота.

Второй – редкая пакость. Что-то вроде задней лапки, оторванной у кузнечика. Лапка эта, длиной в карандаш, да и толщины примерно такой же, все время сгибается и разгибается, не соблюдая никакого ритма.