Бахтияра (СИ) - Ad Валентина

   Как утверждал Артем Петрович, это был не первый подобный приступ у девочки, но то, что он был особенно страшным, однозначно. Испуганный физрук как раз носился с мобильным вокруг распластавшейся посреди спортивного зала девочки и никак не мог набрать правильный номер скорой помощи, когда Алла Георгиевна влетела в спортивный зал. Бахтияра не кричала, не плакала, не вопила, она, словно выброшенная на берег рыбка, дико пыталась наполнить свои легкие воздухом. Ее губы, как и ногти, были чем-то средним между голубикой и бузиной. Ее детское лицо было совершенно обескровлено. Впервые в жизни опытный педагог, директор, мать, не знала что делать и как помочь ребенку, тем более о помощи ее никто не просил. Бахтияра практически беззвучно пыталась справиться с неожиданно напавшим приступом, тщетно хватаясь руками за пол. Это было страшно. Это было очень страшно.

   Пополнять свой послужной список летальным исходом школьницы, Алле Георгиевне совершенно было ни к чему, поэтому уже сегодня в ее кабинете сидела мать Бахтияры.

- Так-то оно так, большинство детей не станут симулировать здоровье. Но я ведь и говорю, хорошая у вас девочка. Она всегда хочет быть на уровне, а еще больше стремится быть лучшей. Она первой тянет руку на любом устном предмете. Она всегда в первых рядах решает контрольные и самостоятельные. Даже в нашем школьном хоре ей непременно хочется быть солисткой, а не пятой слева в третьем ряду девочкой. Понимаете, она у вас прирожденный лидер, вот и со здоровьем такая история получается - она не хочет быть хуже других. А тем более "хромой уточкой". А ведь дети в наше время, я имею ввиду сверстников, так жестоки. Скорее всего, именно по этой причине вам ничего не известно о ее проблемах. Она просто все скрывает. Но София Владимировна, я уверена в том, что дети просто так не синеют... - Алла Георгиевна едва сдержалась от "видели бы вы как это ужасно", и, совладав с собой, продолжила в том же педагогичном темпе. - Тем более что это уже и на обычных уроках происходит. Стоит Бахтияре перенервничать из-за не идеального ответа или не до конца разрешенной задачи... Да-да, к сожалению, я сама узнала об этом лишь вчера после инцидента. Собрав неофициальный педсовет я опросила учителей преподававших у вашей Бахтияры, и практически все они вспомнили эти минутные физиологические изменения во внешности вашей дочери. В общем, со здоровьем вашей дочери что-то не то, и, как мне кажется, это "что-то" очень серьезно. Но разобраться в этом уже ваша задача.

   У Софии защемило в груди. Все, что она только что услышала из уст посторонней женщины, касательно характера Бахтияры, имело место быть. Их с Иваном девочка именно такая, какой ее видела и Алла Георгиевна, да и все, кто хоть немного с нею знаком.  Алла Георгиевна ничуть не ошиблась в душевной составляющей ее дочки, но тогда выходит что и с физическим состоянием она вряд ли могла заблуждаться. Навряд ли педагог с большой буквы, которым являлась сидящая напротив нее женщина, стала бы поднимать бурю из ничего. А это значит, ее малышка не доверяет собственной матери. А еще, выходит, она не настолько хорошая мать, какой всегда себя считала.

   Ее Бахтияра действительно была слишком самостоятельным ребенком и никогда ни на что не жаловалась. Скорее всего, именно поэтому ей не удалось заметить недомогание или стать свидетелем какого-либо приступа. С каждым годом ее материнская бдительность снижалась, видя, что ее девочка не нуждается в чрезмерной опеке. София сознательно решила быть той матерью, которая не напрягает своей навязчивой заботой, как было с ней самой, давая ребенку свободу выбора. Она всегда гордилась тем, что не стала типичной "наседкой", которая при виде соплей на лице ребенка в панике набила "103". Ей хотелось, чтобы у них с Бахтиярой были демократичные отношения в которых, в двухстороннем порядке, всегда можно было открыто говорить обо всем на свете. Но, похоже, сейчас пришло время расплачиваться за демократию и сожалеть о том, что диктатура в их семье никогда не рассматривалась.

   В два, три годика, Бахтияра важно могла угрожать всему окружающему миру своим отцом,  бросая заявление – «Не обижай папину принцессу, а то он тебя в тюрьму закроет, а там знаешь как не сладко!» Даже с комариным укусом малышка бросалась к своему любимому папочке, чтобы тот ее пожалел и наказал обидчика. Иногда доходило до смешного, маленькая кудряшка нарочно падала на ровном месте, лишь бы ее лишний раз пожалели и сообщили о том, как сильно ею дорожат и любят. Но это было давно. Кажется, слишком давно. Их дочь уж очень быстро стала взрослой, самостоятельной. Как теперь оказалось - чересчур самостоятельной.

   Бог больше не дал им с Иваном хотя бы еще одного ребенка. Они до сих пор не прекращали попыток, но и не зацикливались на этом. Не бегали в клиники за помощью. Не молили день и ночь об этом всевышнего. Им вполне хватало их девочки с чернющими, как у папы, кудряшками, и огромными глазами цвета ночи.

   Бахтияра была для них два в одном – сын и дочь. И, не смотря на умноженную вдвое родительскую любовь, девочка не стала эгоистичной и капризной, как часто происходит в семьях с одним отпрыском, а наоборот, изо всех сил старалась радовать родителей за двоих. Она  пыталась оправдать все надежды своего любимого папули и своей очаровательной мамули уже в трехлетнем возрасте, безумно расстраиваясь когда выходило "хотелось как лучше, а получилось - как всегда". К четырем годикам Бахтияра избавилась от привычки жаловаться, когда что-то происходило не так, будь то ужасная ссадина на коленке или синяк под глазом. Она старалась быть мужественной и храброй, в свои пять. Будучи ребенком, она изо всех своих сил успокаивала рассвирепевшего отца, который рвался разобраться с виноватым в окровавленных коленях асфальтом. Или, как утверждала Бахтияра, дверным косяком. Она всегда старалась успокоить отца и убедить, что с его маленькой принцессой все в полном порядке, тем более что она у него сильная девочка. И никогда не давала повода для лишних переживаний маме. Ей всегда хотелось лишь одного - радовать своих родителей.

   С раннего возраста Бахтияра стала наследовать отца, который был для нее целым миром. Он был силен и мужественен, как и подобает настоящему мужчине. Папа работал в милиции и наказывал плохих ребят тем, что лишал их свободы. Он избавлял их город от "мрачных типов", чтобы их малышка могла смело гулять по его прекрасным улицам. Он делал ей самые вкусные в мире завтраки и часто помогал с домашним заданием. Он учил ее купаться и кататься на велосипеде. Он обожал ходить с ней в зоопарк. Он был самым лучшим отцом в мире, а она изо всех сил старалась оставаться для него самой лучшей дочерью, даже если для этого нужно было сходить с ним на рыбалку или поиграть в футбол. Она никогда не ныла и не была хвастлива. Она была терпеливее и выносливее многих мальчишек. Бахтияра впитала с грудным молоком мамину рассудительность и мудрость, а папа с каждым днем вселял в нее уверенность и силу. Она была очень нежным ребенком рядом с родителями, но всегда держала дистанцию с посторонними, абсолютно не признавая их «сюсюканий» и лестных словечек.

   Мама учила ее быть доброй и отзывчивой девочкой. Папа – умению постоять за себя и отстоять свое мнение, когда его нет рядом, а еще не пасти задних. Мама любила баловать ее прелестнейшими куклами и детской косметикой. Но милее для малышки Бахтияры всегда было помочь отцу с ремонтом машины и в качестве косметики использовать все подручные материалы, которые находились в гараже – мазут, бензин, масло. Только чтобы совсем уж не обидеть мамочку, она изредка играла с подаренными куклами и соглашалась посетить очередной утренник в детском саду в дурацком розовом платье. Но ближе ее сердцу оставался подаренный отцом спортивный костюм цвета самого синего моря. Она обожала мультфильмы о всевозможных супергероях, представляя что это все ее отец. И терпеть не могла всяческие сказки о беспомощных принцессах. Она с пеленок стала папиной дочкой, и никогда и никого не пыталась убедить в обратном. Бахтияра гордилась тем, что она дочь своего отца. Хотя, без сомненья, искренне любила и маму.