Друг, воспитанный тобой - Борис Рябинин

«Мы часто употребляем слова условно, не задумываясь, подходят ли они к случаю. Так, гитлеровцы иногда называют «собаками». А вот передо мной Жучка, мохнатая лайка с добрыми карими глазами. Она спасла немало раненных бойцов. Нет в ней ничего общего с жестокими и низкими существами, которые приползли на нашу землю, и обладай Жучка даром речи, она, наверное, сказала бы своему вожатому: «Не зови ты немцев собаками».

Издавна собаку окрестили четвероногим другом. Она помогала и пастуху, и охотнику, и пограничнику. В дни войны собака не подвела. Недавно на Калининском фронте произошло следующее, почти невероятное происшествие. Немецкие танки приблизились к нашим блиндажам, но, услышав собачий лай, повернули назад. Это случилось вскоре после того, как бойцы майора Лебедева отбили танковую атаку. Немцы тогда пустили шесть танков, которые, несмотря на артиллерийский огонь, подошли вплотную к нашим позициям. Здесь-то на танки бросились собаки. Головной танк был взорван овчаркой по кличке Том. Другие танки поспешно развернулись, преследуемые собаками.

В мае на Изюмском направлении бойцы под командой старшего лейтенанта Конькова остановили танковую атаку. В отряде Конькова были служебные собаки, и собаки взорвали девять танков, а также две бронемашины.

В трудную минуту человек идет на поединок с танком. Иногда вместе с человеком идет его четвероногий друг. У бойца Чуркина была собака Малыш — большая дворняжка с огромными ушами сеттера, с силой дога и с умом пуделя. Малыш был хорошо обучен, не задумываясь, он бросился под танк. Его остановил разрыв противотанкового снаряда. Тогда Чуркин сам пополз к танку. Но Малыш его опередил. С тоской рассказывает Чуркин о конце Малыше: «Это была собака…»

Ум собаки и терпение ее воспитателя делают чудеса. Есть у нас собаки, взорвавшие танки, но уцелевшие. Все знают, как собаки-водолазы спасают тонущих или как сенбернары выручают путников, замерзающих в горах. Теперь на человека идет железное чудовище — танк, и собака еще раз помогает человеку выйти из беды.

Кто зимой не видел на фронте нартовых собак? Это русские лайки, пушистые, ласковые, выносливые. Они спасли тысячи и тысячи жизней. В лесу по глубокому снегу четыре лайки быстро, но осторожно везли лодочку с ранеными. Машины не могли проехать, лошади не проходили, а собаки совершали по несколько рейсов в день.

Помню одну упряжку. Лайки замечательно работали, тогда иногда Шарик ворчал на Красавчика — они были в ссоре, но знали, что теперь не до драки, и ворчали вполголоса. В лодочке лежал раненый лейтенант, любимец роты: осколок мины разбил колено. Один из бойцов подошел к псам, погладил их и серьезно сказал: «Молодцы, что довезли…»

На одном участке Западного фронта отряд нартовых собак перевез за месяц 1239 раненых и доставил на передний край 327 тонн боеприпасов. Передо мной записка, нацарапанная наспех карандашом: «Наша честь, наступая, несет потери. В церкви скопилось много раненых. Вывезти не на чем. Если можно, сейчас же пришлите нартовых собак. Положение серьезное. Командир медсанбата». Собаки поспели вовремя и вывезли раненых. Собаки выручали в заносы, в распутицу. Теперь собаки тащат упряжки на колесах. Они пробираются по лесу между кустами. Их не пугают ни мины, ни пули. Я знаю лайку Мушку. Осколок мины оторвал у нее ухо, но она продолжала работать. Это обстрелянная собака. При сильном огне она не ждет, но ползет. Другие собаки явно уважают Мушку и следуют ее примеру. Недавно один боец отдал ей свой кусок мяса и задумчиво сказал: «Как будто она… а может, и не она — похожая… Вот такая меня спасла возле Ржева…»

Есть собаки по природе приветливые, общительные, они незаменимые помощники санитара. Было это возле Мухиничей. Шотландская овчарка Боб в белом халатике ползла по поляне. Короткая пауза между атакой и контратакой. Раненый заползли в ямы или в воронки от снарядов. Боб отыскал шестнадцать раненых. Найдя человека среди снега, Боб ложится рядом и громко, взволнованно дышит: «я здесь». Боб ждет, не возьмет ли раненый перевязку: на спине у собаки походная аптечка. И Бобу не терпится: скорей бы взять в рот бринзель (кусок кожи, подвешенный к ошейники, — знак того, что собака нашла раненного) и поползла за санитаром, начался обстрел из минометов. Осколок оторвал у Боба сустав передней лапы. Он все же дополз до хозяина, не выпуская изо рта бринзель, торопил: «скорей за мной!…»

Есть и другие собаки, с характером угрюмым, недоверчивым. Эти превосходно охотятся за «кукушками» («кукушками» во время войны наши бойцы называли вражеских стрелков-снайперов, засевших на деревьях и высматривавших одиночные жертвы). Барс «открыл» трех немецких автоматчиков, четвертый застрелил Барса, но тем самым выдал себя и был снят снайпером.

Видал я и другого охотника за «кукушками» — Аякса. Это крупная, отнюдь неприветливая овчарка. Аякс не выносит немецкой формы, серо-зеленая шинель приводит его в ярость. Кроме того, Аякс считает, что человеку не подобает сидеть на дереве. Для него самое большое удовольствие — «прочесать» лес.

Я не знаю, можно ли перевоспитать молодых гитлеровцев. Сомневаюсь. Но немецкую собаку наши перевоспитали. Ее взяли вместе с штабными бумагами. Она занималась низким делом: искала партизан. Теперь этот пес, прозванный Фрицем, ищет «кукушек».

В январе гвардейский стрелковый полк оказался в тылу у врага — под Вереей. Проволочная связь часто рвалась, радиоустановки были разбиты. Связь поддерживали четырнадцать собак. Собаки ползли по открытой местности под ураганным минометным огнем. Овчарка Аста несла из батальона на командный пункт полка донесение: «Огонь по березовой роще». Раненая, она доползла до своего вожатого. Положение было восстановлено. В тот самый день был ранен Жарков.

Однажды собака Тор принесла следующее донесение: «Залегли. Не можем поднять головы — сильный обстрел». Тор понес назад приказ: «Людей поднять. Вести наступление». Два часа спустя гвардейцы вошли в Верею. Комиссар полка Орлов говорит: «Собаки нас выручили под Вереей…»

Как не вспомнить рыжего эрдельтерьера Каштанку? Раненная в голову, с разорванным ухом, истекая кровью, Каштанка подползла к вожатому — доставила в батальон донесение. Ее забинтовали и отослали назад: другой связи не было. Дне недели, забинтованная, она поддерживала связь с резервом. Было это возле Наро-Фоминска. Там Каштанка и погибла от снаряда. Многие бойцы ее помнят.

Связную собаку не остановят ни пуля, ни птица в кустах, ни река, ни смерть: она спишет с донесением. Она пробегает, а под огнем, маскируясь, проползает два-три километра. Красноармеец Козубовский добился, что его собака поддерживает связь между двумя пунктами, расположенными на линии огня и отстоящими один от другого на шесть километров.

Когда наши защищали высоту Крест, эрдель Фрея проделала тридцать три рейса — семьдесят километров. В последний раз Фрея принесла донесение, смертельно раненая.

Что добавить к этому простому рассказу? На войне люди больше, чем когда-либо, ценят верность. Мы все помним прекрасный рассказ Чехова «Каштанка». Теперь Каштанка спасает раненого хозяина или умирает, взрывая вражеский танк».

Так писал в военные годы о собаках, героях сражений Великой Отечественной войны, известных советский писатель Илья Эренбург. И назвал он это так же, как Чехов: «Каштанка».

Бережно храню я пожелтевшую газетную вырезку. Она уже ломается на сгибах — ведь ей столько лет! Это вырезка из «Пионерской правды». Но эренбурговская «Каштанка» была напечатана не только в «Пионерской правде». Сперва она появилась в «Красной звезде» — главной советской военной газете. А затем ее перепечатали пять тысяч фронтовых газет — все военные газеты, какие выходили у нас в то время!

Боец отдал собаке свой кусок мяса… Пусть задумается над этим тот, кто сказал Наде: «зря жрут…»

Спустя годы, незадолго до смерти, И.Г.Эренбург еще раз написал о собаках. Я имею в виду его статью в журнале «Юность» — «О собаках». Там он опять вспоминал о событиях военных дней: «В Ленинграде летом 1945 года была выставка военных собак, а также собак, переживших блокаду. Среди героев был пес, который обнаружил свыше четырех тысяч мин; у него было оторвано одно ухо — отделался он легко; на него все глядели, а он недоуменно оглядывал людей и порой тоскливо зевал».

Четыре тысячи мин — это был еще не предел, не рекорд. Колли Дик нашел двенадцать тысяч мин.

А шавочка Мишка нашли фугас весом в тонну, зарытый на глубине трех метров. Разгадать такое коварство не под силу никакому прибору, человеку тем более.

На стенах многих зданий Будапешта, Праги, Вены, Лодзи и других городов Европы и поныне можно прочитать полустершиеся русские слова: «Проверено. Мин нет». И подпись: лейтенат такой-то. Или просто фамилия. Русская фамилия. Хорошие, дорогие всем настоящим людям надписи. Но они могли быть и другими — вместо фамилии командира подразделения разминировщиков (или рядом с нею) могло быть указано: «Рэкс». Или «Дик». Или еще какая другая кличка и — воинская часть такая-то (или, как писали тогда, «полевая почта» и дальше — длинный набор цифр, обозначающих номер части, вроде как телефонный номер).