Пропаданец - Евгений Шепельский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сын мой, судя по твоему лицу, у тебя накипело…
– Франног! Просто сидите и молчите, лады?
– Ну да, ну да…
Франног с кряхтеньем опустился на ступеньку.
Я мельком глянул в окошко – ох, близко галера! Близко… – и сорвал с крюка над лежанкой вторую свою рубашку (вообще-то в дорогу я захватил четыре рубашки, но две успел проиграть Энцо) и натянул через голову. Конечно, даже две сорочки не заменят войлочную безрукавку, но это лучше, чем ничего. Принеси мудрец свои кофты, я и их бы надел… если бы налезли. Но не посылать же старика под стрелами в каюту? К тому же дверь уже наверняка заперли, да еще подперли изнутри чем-нибудь тяжелым…
– У тебя развитые плечи, сын мой, – нарушил молчание Франног. – Ты, верно, с детства занимался тяжким физическим трудом? Судя по твоим лопаткам…
Хотя насчет стрел – мысль интересная… Очень соблазнительная мысль, насчет стрел. Цитируя Москву, которая не верит слезам, скажу: по жизни у меня принцип – детей и стариков не обижать, однако иной старик может довести до белого каления.
– Я с детства тягал железо, Франног. Вот и вырос – сбитым.
– Э-э… сбитым? Это как?
– Крепышом!
– А-а-а…
Вот тебе и «а»! Но даже если бы я не качался, я все равно здоровенный тип для этого мира, погрязшего в магическом средневековье. Акселерация не обошла меня стороной. Так что, ударом кулака я спокойно могу спровадить на тот свет человека, и в бою на мечах мне нет равных среди местных виртуозов – я беру мощью, нахрапом и ускоренной реакцией.
Короче, я мелкий такой супермен, король песочницы. Вот только ума, чтобы продвинуться выше, чем офицер армии местного королька, не хватило.
Я влез в кольчугу. Затем из мешка появился шлем, похожий на половинку арбуза.
– Фалгонарская работа, – немедленно определил Франног. – Не удивляйся, сын мой, я хорошо разбираюсь в оружии… Послушай, мы, возможно, больше не свидимся…
– Ахарр! Уреш! Шахнар!
– И все же скажи мне, то, что касается супруги Иво Трока…
– Правда! – Я сердито нахлобучил шлем. Злиться на мудреца просто не оставалось времени. – Я ее испортил, да так качественно и метко, что она от меня понесла. Если бы Трок не был в опале, Барнах выдал бы ему мою голову.
– Ух ты! Как жаль, что я не успею записать твой рассказ… Я собираю всякие правдивые истории…
– Ага, так я вам и рассказал!
– Понимаю, это личное… Но все же… если собеседник вызывает доверие…
Вот блин, ребята! Втерся в доверие и хочет услышать рассказ о том, как я влез в дом герцога и отлюбил его жену?
– Франног, вы – аскет. Такими вещами аскеты не интересуются!
– Я без подробностей, сынок…
– Идите вы в задницу, Франног!
– Говорят, твою голову Барнах сберег не потому, что Трок в опале… Говорят, супруга Трока лично ездила к Барнаху просить за тебя, говорят, она в тебя без памяти влюблена!
– Заткнитесь, Франног!
– Понимаю, это не мое дело…
– Заткнитесь, и больше чтобы я не слышал про Трока и его б… б… бабу!
– Лейтенант! – В люк просунулась голова Энцо. – Они почти…
– Иду! – крикнул я, и голова Энцо убралась.
Я осмотрелся. Так, вроде все… А, черт, кошель! Приподняв матрас, я извлек туго набитый мешочек. Половина его содержимого еще недавно принадлежала гвардейцам. Ну а теперь… Черта с два мои деньги достанутся пиратам!
Я с сожалением выбросил мешочек за борт. В мешочке был и перстень Элины, троковской неверной супружницы. Я получил его перед отплытием вместе с запиской, в которой содержались обычные бабьи глупости: жду, люблю, сбежим, хочу, не забуду. Короче, вся та лабуда, что выводит любую мужскую шовинистическую свинью из равновесия.
Прощай, Элина, надеюсь, мы никогда не свидимся, если родится мальчик, назови Валерой.
– Я вот сижу и думаю, – вдруг глухо произнес Франног. – Правда ли то, о чем толкуют жрецы Шахнара?
– Это о чем вы?
– Будучи истинным богом, Шахнар неусыпно бдит, следит за каждым смертным, за его поступками и словами… Он помогает правым.
– Свистят твои жрецы! – отозвался я, вешая перевязь с мечом за спину. – Коли б было так, не творилось бы вокруг столько дерьма… Нет, без дерьма жизнь была бы скучной, но… но сейчас в мире его слишком много!.. Вот что, Франног… Вы посидите в каюте. Влезьте под лежанку, укройтесь плащом. Может, и не заметят эти… На случай чего – вот вам кинжал.
– Что ты, сын мой! – возмутился Франног. – Я должен быть там, наверху! Спрячусь от стрел за шлюпкой; мои заклятия пригодятся в бою! В общем, чем смогу – помогу! – бросил он через плечо, карабкаясь по лесенке.
– Драхл побери, каков сумасброд! – прорычал я, но не остановил мудреца. Коли тот к седым чреслам не нажил ума, что ж… Я в последний раз окинул свое обиталище взглядом. Так, кажется, ничего не… Погоди, а как же вино?
Я вытащил из-под лежанки пузатый бочонок с фигурным бронзовым краником.
Вино с южных склонов гор Абнего, самое лучшее!
– Нет, уж этого мы им точно не отдадим!
Жаль, выпить все не получится… Даже половина не влезет. В бочонке-то – больше трети. Это вино я вкушал в одиночестве, старался экономить, – когда еще доведется отведать подобное! Присев на лежанку, я поднял бочонок и сдвинул пальцем краник: тонкая рубиновая струя полилась в глотку. М-м-м…
Я выхлебал не менее кружки, затем решительно прикрыл источник всеблагой мудрости и попытался выкинуть бочонок в окно.
Не проходит, паскуда! Окошко-то – махонькое!
Не долго думая, я швырнул бочонок на пол и раздавил сапогом.
По просмоленным доскам растеклась терпко пахнущая, багровая лужа. Я издал звук, похожий на всхлип. Вот оно, преступление, о котором только что говорил Франногу! Дать самому себе в морду, что ли? Хотя, вообще-то, есть извинительные обстоятельства…
«Дум! Дум! Дум!»
Галера была уже метрах в пятидесяти.
Я выругался и бросился к лестнице. Вскарабкался и тут же присел. Рядом с люком валялся матрос; стрела с черным древком вошла пониже кадыка почти до оперения; сизые перья набухли кровью…
Вот вам и обнаженный реализм, о котором так долго говорили разные писатели. Хиханьки кончились.
Матрос был еще жив, но разум уже улетучился из выпученных глаз. Бледные пальцы судорожно скребли по палубе, их движения замедлялись, замедлялись… Я отвернулся, чтобы наткнуться взглядом еще на двух покойников.
Матросы «Выстрела» скорчились за фальшбортом, уберегаясь от стрел. Среди них выделялись мои ребята в вороненых кольчугах. Как и было договорено, гвардейцы разбились по трое. У каждой тройки под началом несколько матросов с ржавым оружием и трухлявыми доспехами. В-вояки!
Зарраг возвышался на месте кормчего (того все же достала стрела); он был одним целым с кораблем и правил со всем – немалым – умением. Ноги прикрыты фальшбортом, а доспехи… доспехи пока держат; по крайней мере, я не разглядел торчащих из кирасы Заррага стрел.
– Сейчас начнется, Ков! – крикнул Энцо, потрясая широченным тесаком. – Ох-х, разъедрить-переедрить! Кстати, здесь у нас один к мамочке просится! – Он указал на Фродика, в огромной лапище которого совершенно терялся скромный ятаган из стали с голубоватым отливом.
– У меня-то мамочка что надо, – спокойно отозвался Фродик, поправив завязки под шлемом. – А вот тебя, говорят, лошадь от осла родила! Ты на себя в зеркало-то смотрел? Морда вытянутая, уши в шерсти, весь в отца!
Гвардейцы расхохотались. Засмеялись и матросы.
– Разъедрить-переедрить! – вскипел Энцо, не поднимаясь, впрочем, из-за борта. – Вот выберемся, я тебе так врежу, что голова провалится в брюхо!
– Ну врежь, врежь, – отозвался Фродик. – Только вначале я тебе животик-то проткну!
Над моим ухом свистнула стрела, и я проворно плюхнулся на четвереньки.
– Пс! Пс! Пс!.. – вдруг услышал странные звуки примерно на одном уровне со своей головой.
– А? – я оглянулся.
– Сюда, мастер Ков! – Это Франног странными звуками пытался привлечь мое внимание. Он укрылся в челноке, намок и сейчас, высунувшись из-за борта, напоминал бесноватого юродивого – волосенки дыбом, козлиная борода слиплась, в глазах пылает безумие.
– Клянусь Ахарром, что вы… – начал я, подползая на четвереньках, но мудрец прервал меня, горячечно прошептав:
– Ирчил! Ирчил! Ирчил арбшаакхрр! Ирчил алака мун! Ирчил алака мун! Коморр! Коморр! Коморр!
– Старый, ты когда рэп читаешь, так не напрягайся, инфаркт заработаешь. Вообще надо быть негром, чтобы вот так кричать «cummon! cummon!» – у других это получается хреново.
– Ирчил! Ирчил! Ирчил арбшаакхрр! Ирчил алака мун! Ирчил алака мун! Коморр! Коморр! Коморр!
Я икнул. Вот и свихнулся старикашка. Мама родная, как выпучил глаза! И покраснел! Уж не приступ ли падучей? Как не вовремя! Я на карачках продолжал ползти к челноку.
– С-старый с-сукин… Франног, вам плохо?
Мудрец нырнул в челнок. Затем – не прошло и мгновения – его голова вновь появилась над бортом. Он бросил на меня вполне осмысленный взгляд и тихим, таинственным шепотом возвестил:
