Легенда о волайтах - Татьяна Яковлева

рук.

То тоска, то надежда, то снова тоска.

Но однажды, как ветер, юна и легка,

Прилетела она и вновь встала пред ним.

Все слова, что сказать хотел, вмиг позабыл,

И навстречу шагнув, руку к ней протянул

Осторожно объятья свои он сомкнул.

И вздохнув, она тесно прильнула к нему.

Прокатилась весть доселе неслыханная,

Мирумтерра вся волнением охвачена:

Пожениться хотят девушка-волайт с сивером,

Эйла юная с Рольвом — кузнецом и мечником.

Собрались все старейшины на общий сбор,

Пригласили туда и родителей,

Чтобы выслушать челобитную

Рольва с Эйлой, принять чтоб решение.

Поклонились дева с юношей в пояс всем,

Взявшись за руки и почтительно,

О любви своей открыто поведали,

К ним просили всех быть снисходительней.

А сказать о том сейчас надобно,

Повелось так у волайтов и сиверов:

Молодые всегда были вольными

При избрании спутника жизни там.

Долго спорили старейшины мудрые

И вердикт свой в конце концов вынесли:

Мы не можем сейчас заглянуть вперёд

И узнать, что союз такой в будущем ждёт,

Кто родится у вас, каким будет дитя,

Свет он в мир принесёт иль проклятья печать.

Но не зная худого, любовь заковать

Не хотим. Верим мы, что любовь лишь сплетать

В нить одну может две нити чьей-то судьбы.

На отшибе затем дом поставили им

Меж селениями волайтов и сиверов.

Годы шли, а любовь Рольва с Эйлою

Лишь сильнее и крепче всё делалась.

Дом был полною чашею, смех летел,

Песни ткали свою ткань незримую.

Была Эйла большой рукодельницей,

Ну а Рольв кузнецом знаменитым стал,

Он в заказах волайтов и сиверов

Никогда недостатка не знал.

В подмастерьях у Рольва их сын ходил,

Парень умный, весёлый и ловкий.

Он во всём на отца своего походил:

Станом сильным, лицом и походкой,

В тёмных прядях его отблеск горна мерцал,

А в глазах карих свет золотистый играл.

За спиной золотистые крылья,

В чёрных крапинах, с рыжим отливом,

Но слабей крылья те, меньше были,

Чем могучие крылья волайтов,

Потому и не мог он взлететь высоко,

Потому и не мог пролететь далеко,

Всё же знал, вольно как и дышать как легко,

Оказавшись у ветра в объятьях.

И способность досталась ему к волшебству.

При рожденьи Вела́р дано имя ему.

В год, шестнадцать Велару когда минуло,

Племена и королевства соседние,

За холмами и лесами лежащие,

Мирумтерре давно уж завидовавшие,

Захватить её богатства возжелавшие,

Сговорились напасть всеми силами,

Погубить и волайтов, и сиверов.

Тьма и тьма и тьма тём войска двинулась,

Завязалось кровавое побоище.

Храбро бились могучие сиверы,

Не давали врагу вглубь продвинуться.

Рольв мечом, что сам в кузнице выковал,

Отражал все атаки захватчиков,

Не щадил чужеземных варваров,

Что пришли выжечь землю родимую.

Заливал пот глаза, кровь сочилась из ран,

Воздух гарью и лязгом наполнился.

Три уж дня длится битва кровавая.

В сотни раз было меньше защитников,

Полегло много доблестных сиверов,

А враги прибывают всё новые.

На закате пал Рольв с страшной раною,

Прошептав тихо имя любимое,

Небо замерло в взгляде невидящем.

Закричала тогда Эйла горестно,

Слёзы щёки прожгли влагой горькою,

Утонуло в тумане сознание.

И Велар смерть отца вмиг почувствовал,

Ощутил и боль страшную матери,

Горе, гнев и отчаянье хлынули,

Затопили его душу юную.

Устремился он к битве немедленно.

И, увидев долину скорбящую,

Воздух, брызгами крови пропитанный,

Павших сиверов многое множество,

Возжелал он волшебною силою

Уничтожить захватчиков тотчас же

И запел песню, полную ярости.

И почувствовал: зло, что вдруг хлынуло,

Не подвластно ему уже более.

Мрак пополз по земле во все стороны,

Поглотил и врагов, и всех сиверов,

Кто сражался, и кто был в селениях,

Всех людей на холмах и в окрестностях,

Стариков и детей самых маленьких.

Лишь волайты и сам Велар выжили.

Песни скорбные о сиверах волайты

Ещё долго, очень долго потом пели.

Собрались старейшины волайтов,

Чтоб решить судьбу Велара, сына Эйлы.

Страшно было видеть горе им Велара,

Помертвевший взгляд прекрасной прежде Эйлы,

Но еще страшнее было осознанье,

Что ошибкой было давнее согласье,

Сивер Рольв чтоб замуж взял волайта Эйлу.

Как волайты, полукровка Велар юный

Обладал волшебной силой дивных песен,

Он сплетал слова из воздуха и света,

Наполнял их соком трав, дыханьем ветра,

Но и тьма была, как видно, в его силе,

Словно крапины на золотистых крыльях.

Ведь и сиверы, хоть были для волайтов

Лучше всех людей в подлунном этом мире,

Как все люди, тьму в сердцах своих носили,

Зависть, гнев и жадность ядом для них были.

Чтобы песен созидающая сила

Не служила больше разрушению,

Магию чтоб защитить от скверны,

Приняли старейшины решение:

Браки запретить людей с волайтами,

А Велара волшебства лишить и крыльев

И изгнать из светлой Мирумтерры.

Лучшие из лучших вкруг Велара

Встали, и от голосов их дивных

Лёгкие серебряные нити,

В воздухе, как звёзды, засверкали,

Свили кокон вокруг тела сына Эйлы,

Боль пронзила каждую частичку,

Закричал и потерял сознанье,

А когда очнулся, вместо крыльев

Две полоски на спине лишь были,

А в груди, где клокотала сила,

Чернотою пустота зияла.

В стороне от дорог и селений

Похоронен был Рольв, сивер храбрый,

Что любил так прекрасную Эйлу.

И на этой печальной могиле

Обняла мать в последний раз сына,

Долгим взглядом его проводила

И со скорбью лишь вечной осталась.

Говорят, каждый день на могиле

Она землю слезами поила

И однажды, уснув, не проснулась.

И её там и похоронили.

А ещё говорят, будто камень,

На могиле откуда-то взялся,

И текут из него будто слёзы

В день, когда Рольв погиб в грозной битве,

И ещё в день, Велар когда юный

Изгнан был из страны Мирумтерры.

Это тысячи лет уже Эйла

Плачет всё от тоски по любимым.

А Велар, ступив в земли чужие,

Имя взял себе новое — Ва́ндер,

Что на древнем языке волайтов

Означает изгнанник. Скитался,

Он годами, не зная приюта.

Возмужал и окреп. Был он в странах

И далёких, и ближних. Он видел

Города и руины стен древних.

Он работы любой не чурался

И старался добро делать людям.

А когда взял жену, то в кибитке

Вместе с ней колесил по дорогам

И не мог усидеть он на месте:

Без движенья пустое пространство,

Что в груди чёрным змеем свернулось,

Тут же грызть начинало нещадно.

Дети, внуки и правнуки тоже

Без дороги в тоске увядали.

Больше двух тысяч лет уже минуло,

Как