Его среди нас нет - Сергей Иванов

Но здесь влетела Алена Робертовна — запыхавшаяся, веселая, словно они были не ученики, а соучастники ее опоздания.

Алена села к себе за стол, чуть растерянно оглядела его:

— Годенко.

Поднялся Гришка Годенко — одна из ярких личностей их класса.

— Будь любезен, сходи, пожалуйста, за журналом.

У Алены Робертовны и Гришки были сложные отношения, и уже давно — с четвертого класса, с тех пор, как Алена взяла их класс под свою опеку.

Обычно как относятся к учителям? Того немножко любят, того немножко не любят. Но в основном все-таки спокойно, чтобы не сказать равнодушно.

Здесь все было наоборот.

Если б в шестом «А» употреблялись возвышенные слова, то вполне можно было бы сказать, что у Алены Робертовны и ее ученика Годенко отношения романтические!

Гришка мог на контрольном диктанте выпустить из-под парты воробья с привязанной к хвосту лентой. Естественно, урок лопался, как передутый воздушный шар. Алена Робертовна громко сердилась, причем не столько за сорванный урок, сколько за то, что эта привязанная лента «является издевательством не только над птицей, но и над самой Жизнью!..». Так она говорила, сверкая глазами.

И вдруг Годенко, который вовсе не собирался признаваться, что именно он выпустил несчастного воробья, теперь крикнул Алене Робертовне прямо в лицо, что стыдно ей так думать про издевательство над Жизнью. Он лишь для того привязал ленту, чтоб воробья легче было поймать и отпустить в окно.

«Неужели вы не понимаете таких простых вещей, что вас не хотят расстраивать, что о вас думают!» — крикнул Гришка и выбежал из класса, предоставив другим возможность доказывать, как просто поймать воробья, за которым струится по воздуху метровой длины розовая ленточка.

Трудно, конечно, понять, какая тут забота о человеке, когда к воробью привязывают ленту. Вернее всего, что Гришка просто хотел покрасоваться перед любимой учительницей.

Иногда, кстати, это ему удавалось сделать очень даже просто. И тогда все замечали, какой Годенко милый и симпатичный. Например, он мог на Восьмое марта обклеить всю доску мимозными ветками и россыпями отдельных мимозных шариков (если в магазине, то это можно купить даже на самые небогатые средства). Урок русского, конечно, опять пропадал, потому что кто же, скажите, тронет такую красоту!

И Алена Робертовна вдохновенно проводила классный час. А урок с общего согласия переносили на субботу, на после занятий, когда должен был проходить настоящий классный час.

В данный момент у Гришки и Алены Робертовны опять была, как говорится, «напряженка». И шестой «А», который с большим интересом следил за развитием их отношений, это хорошо знал…

Теперь же, словно шелест по лесу, по классу пронеслись всевозможные красноречивые взгляды: мол, напряженка напряженкой, а за журналом погулять послали все-таки любимого Годеночку.

Гришка покраснел и подчеркнуто спокойным шагом отправился выполнять задание.

Понятно, что Алена не стала его ждать, она начала урок. Лишь минут через десять она обратила внимание, что Годенки все нет. Сделала короткую паузу, пожала плечами, как бы вспоминая о своих все-таки прохладных отношениях с данным субъектом. И снова углубилась в русский язык.

Она кончила опрос и перешла к новому материалу. Надо заметить, что если Алену слушать внимательно, то можно было легко понять, что объясняет она интересно. А ведь это редкая вещь, когда про синтаксис и орфографию умеют рассказать так, что ты сидишь без всякого желания пошептаться о вчерашнем хоккее и, может быть, впервые понимаешь, как действительно богат и прекрасен, как он удивительно устроен — твой родной язык.

Сережа Крамской открыл для себя это умение учительницы в конце пятого класса и теперь, когда не имелось более неотложных дел, старался слушать ее. С трудом он повернул голову к Тане.

— А ведь, кажется, ты прав! — Она смотрела на него спокойным и ясным взором. Но все-таки Сережа услышал ее тайное волнение. И затем услышал, как сейчас же и на той же глухой ноте заработала его собственная душа.

— Чего прав?

— Журнал-то исчез!

Да! Именно об этом вчера и звонил ей Сережа: о крохотном происшествии на уроке рисования. Валентин Макарович, особенно ни к кому из них не обращаясь, ворчал, что, мол, куда это в вашем классе вечно деваются журналы? Что вы их, на бутерброды используете, что ли?

Но, серьезно говоря, кому на рисовании нужен журнал? То есть нужен, конечно. Однако обойтись без него куда проще, чем идти искать.

Сейчас, после Таниных слов, Сережа еще ничего не успел ощутить — ни радости, ни гордости, а только все то же волнение, — и тут дверь отворилась, вошел Годенко. Вид какой-то непонятный, и глаза горят.

И журнала в руках нету!

Происходит немая сцена. Алена у них была, между прочим, не из тех учительниц, которые понукают учеников фразами: «Мы тебя ждем. Ты нас задерживаешь. Не отнимай у класса время» и так далее. Алена просто ждет, когда сверкающий глазами Годенко отдышится и что-нибудь промолвит.

И шестой «А», который на своем веку достаточно повидал учителей, невольно проникается уважением к своей классной. Она хоть и витает, а понятие у нее есть!

И вот Годенко начинает повествовать… Всякий, кто читал «Трех мушкетеров», помнит, конечно, эпизод, когда д'Артаньян встречает в городе Менге некоего незнакомца (как выясняется из дальнейшего, то был граф де Рошфор), пытается его преследовать. И после некоторых весьма живописных сцен зловещий незнакомец исчезает.

Понятно, что Гришкин рассказ был осовременен. И все-таки в главных деталях и поворотах сюжета он почти полностью совпадал с тем, что можно прочитать на соответствующих страницах романа Александра Дюма.

Только на месте знаменитого гасконца фигурировало имя Годенки, а на месте подлого де Рошфора — имя Слюдова из шестого «Б».

Таков уж был этот странноватый и, в общем-то, отличный парень Гришка. Небось они с тем Слюдовым всего лишь столкнулись в уборной на две-три секунды, погрозили друг другу кулаками… А у него получился целый рассказ. Да какой — лучше Дюма!

— Но при чем тут твой Слюдов? — спросила Алена, которая в шестом «Б» не преподавала.

— Мы враги! — И Гришка опустил свои, прожигательные глаза в пол.

Это была истинная правда. Неделю назад Слюдов и Годенко дрались на глазах у всего коридора. По странному совпадению в те пять или шесть минут на горизонте не проплыло ни одного учителя. Инцидент — редкостное событие! — остался тайной учеников.

И поэтому всем все было ясно. Одной Алене не ясно:

— Ну хорошо. Так где все-таки журнал?

— Да я до него не дошел! — И оглянулся на класс.

Его поняли: где уж тут о журналах думать, когда на пути твоем в пустом коридоре мелькнул враг.

— Сядь, Годенко! Даже замечание тебе записывать не хочу! Лида Самсонова, сходи, пожалуйста, за журналом!

В этих словах, кажется, не было ничего особенного. Но так только кажется! Шестой «А» сейчас же вспомнил, что Годенко — из болельщиков Лены Серовой, и, посылая теперь Самсонову, Алена как бы хочет подчеркнуть, что серовская компания — второй сорт, раз не могла справиться с таким простым заданием.

Урок с этой секунды пошел нервно. Каждый думал, что знает истинную причину этой нервности. Однако знала ее одна лишь неприметная новенькая, Таня Садовничья: над классом сгущаются тучи — вот что она знала!

Продолжение не заставило себя долго ждать. История уже словно катилась с горки, обрастая все новыми событиями и действующими лицами. Интеллигентно постучавшись (это уж, конечно, в пику Серовой), вошла Самсонова… С пустыми руками!

Алена Робертовна, видно, потеряла всякое терпение, повернулась к Лиде всем корпусом:

— Да что такое?!

На шее у Самсоновой проступили неровные красные пятна. Сережа знал: это она волнуется.

Лида опустила голову, закрыла подбородком шею:

— Я смотрела, а его там… нет!

— Хм… А я его там видела сегодня!

— А я… — Лида подняла голову, еще сильней заалели на шее у нее некрасивые пятна. — А я смотрела вместе с Розой Григорьевной!

Алена сделала несколько растерянных шагов к Лиде. Словно старалась рассмотреть что-то особое на ее лице.

— Лида? Зачем же это… вместе?

Самсонова уже взяла себя в руки. Пятна ее поблекли.

— А вы мне как будто не верите… последнее время.

Это был намек на отданную Серовой золотую медаль. Так, по крайней мере, решил Сережа. И Алена Робертовна тоже. Она положила руку на плечо Самсоновой:

— Что ты, девочка!

Иногда Алена Робертовна казалась себе очень старым и опытным педагогом. «Тебя с седыми прядками над нашими тетрадками…», как пелось в одной популярной песне.

— И потом, — продолжала Лида еще спокойнее, — я там была не первая… — Снаряд, зловеще жужжа, пролетел над полем боя и разорвался в самом центре серовского лагеря. А им и ответить было нечем.