Люди, идолы и боги - Амброджо Донини

Бессильный перед лицом природы и коллектива, первобытный человек отождествляет себя с животным-предком, со своим тотемом, посредством сложных и нередко мучительных церемоний, что в конечном счете увеличивает его зависимость от природы и общественного окружения. Из обряда, из деталей культа возникает мало-помалу стремление истолковывать действительность с точки зрения мифа и предания.

При восстановлении процесса развития первых форм религиозной идеологии всегда необходимо остерегаться приписывать человеку заботы и верования, которые могут возникнуть лишь в последующих фазах развития общества.

Спору нет, когда мы стремимся судить об обычаях и взглядах, относящихся к эпохе, в которой еще не существовало эксплуатации человека человеком, нам трудно избавиться от груза старых представлений, которые отражаются в самом языке, на котором мы говорим обо всех этих вопросах. Это так же трудно, как описать сейчас, даже в общих чертах, те изменения, что произойдут в характере, морали и уме людей с исчезновением классов и установлением общества, где свобода и равенство не будут, как теперь, сомнительными выражениями.

Итак, скажем еще раз: именно здесь, на земле, мы Должны понять небо.

Животное — предок

Когда, например, мы говорим о культе, мы вводим понятие, которое не могло иметь смысла на древнейшей стадии развития человеческого общества.

Ведь и этимологически[28] идея культа связана с практикой возделывания земли и предполагает общество, в котором производственные отношения уже основываются на примитивной форме земледелия и на соответствующем разделении труда между старыми и молодыми, особенно же между мужчинами и женщинами.

Именно женщинам племя поручало в этот период помимо приготовления пищи полевые работы, выращивание фруктов и растений, в то же время мужчины по-прежнему занимались охотой. К этому периоду истории первобытного общества относится выдвижение женщины в обществе, характеризующее эпоху матриархата.

Следы этой эпохи сохраняются не только в религиозной жизни, в народных традициях и в языке, но и в обычаях многих народностей нашего времени: на Малаккском полуострове, в Индии, на Суматре, в Новой Гвинее, у эскимосов, среди нильских племен, в Конго, Танганьике, Анголе и в Южной Америке.

Эпоха матриархата объясняет, почему известным нам наиболее древним обрядам плодородия свойствен прежде всего культ женщины или атрибутов женщины (схематические изображения деталей анатомии женщины, магические вульварные культы и т. д.).

Но прежде, чем принудить землю покориться воле обрабатывающего ее человека, общество пережило период сбора средств существования, которым все занимались на равных правах, период охоты, скотоводства и пастушества. Пока разделение труда совершалось в рамках возрастных и родственных отношений, связь между индивидом и тотемом не могла еще приобрести характера подлинного культа.

Каждая группа людей в пределах более крупного объединения — термины клан и племя предполагают уже достаточно развитую социальную организацию — специализируется в охоте на определенное животное: вепря, оленя, змей, медведя, кенгуру. Но в обществе, где отдельный человек зависит от других в добыче пропитания, это животное в конце концов перестает отделяться от самой группы — оно становится его символом, его покровителем, наконец, предком.

Сложные церемонии постепенно превращают представление о биологической связи в связь воображаемую. И мало-помалу из подобных представлений возникает культ предков, который возможен при значительно более высокой степени социальной дифференциации и сохранился у различных народностей Индии, Китая, Африки и Полинезии. В форме культа отцов эта социальная практика была широко распространена в Китае и Риме, где почитались домашние божества[29]. В форме почитания императорской фамилии этот культ и поныне встречается в японском синтоизме.

Человек определенной тотемической группы обходится со своим животным-предком с особенной почтительностью. Те, к примеру, что охотятся на медведя, избегают есть его мясо, по крайней мере в период священного поста, но кормятся дичиной, добытой охотниками других групп, у которых другой тотем. Общность людей, сформированная на месте распавшейся первобытной орды, походит на обширный кооператив, в котором каждый должен заботиться о пище для других и в свою очередь зависит от других в получении средств существования.

Так, социально-экономические в своей основе факторы объясняют странные обычаи и запреты, для истолкования которых часто прибегают к самым фантастическим домыслам.

Брачные и пищевые запреты

Рассмотрим правила экзогамного[30] брака, практикуемого, как показывает само слово, за пределами маленькой группки, к которой принадлежит первобытный человек.

Может быть, закон экзогамии, строжайше воспрещающий половые союзы внутри данной группы, представляет собой, как многие утверждают, стихийное средство защиты от опасностей кровосмешения? Или же это просто официальное освящение древнейшей формы умыкания женщины? Рассуждающие таким образом явно приписывают первобытному человеку идеологические процессы, которые развились лишь в более близкие к нам времена.

Человек одной тотемической группы ищет супругу в других группах (при этом всегда в пределах более широкого социального объединения, в которое эти группы входят, так как об экзогамии можно говорить только по отношению к клану, в племени существует только эндогамия)[31]. Это зависит прежде всего от того, что расширение таким путем родственных отношений приводит к значительному улучшению средств существования. Проще говоря, отдать из клана женщину в жены члену другого клана означает обеспечить себе новый вид питания. Этот стимул сохранялся, пока существовал запрет питаться мясом своего дикого родича — тотема.

Благодаря экзогамии все еще незначительная и изолированная человеческая группа становится более многочисленной, оставаясь при этом внутренне сплоченной. «Вам» ш даем наших дочерей и берем ваших; будем жить с вами и станем одним народом», — сказано в Библии.

Подобная же картина выясняется при изучении различных пищевых запретов.

Историки религии до сих пор продолжают спор о происхождении обычая не есть свиного мяса, пытаясь решить, от арабов идет ли он или от законопослушных евреев. В этом религиозном запрете видят своего рода стихийную и неосознанную меру санитарной защиты. Потребление в пищу свинины было якобы запрещено потому, что свинья несет в себе возбудителей инфекционных болезней, особенно в жарких странах, и начинает разлагаться сразу после того, как животное забито. Подобных взглядов придерживаются такие исследователи, как Ренан, не говоря уж о теологических историках, — в их глазах все исторические явления неизбежно порождаются провидением.

Но первобытный человек не имеет ни малейшего представления о том, что за штука — гигиена. Он убежден, например, что болезнь вызывается определенными провинностями морального и социального порядка и не есть результат какого-либо физического заражения. Запрещение есть свиное мясо проистекает попросту из того факта, что в какой-то определенный период своего развития семитские народы переживали, как и все прочие народы, эпоху тотемизма и изначально считали свиней и вепрей своими животными-родичами, священными животными. Соответственно они были табу для всех охотников. Впоследствии представление об этом древнейшем явлении было утрачено, но запрет сохранился и был узаконен религией, а для его оправдания изобрели фантастические обоснования.

История еврейской нации не отличалась, естественно, от истории всех других народов, имевших религиозное развитие. «Священная книга» евреев, которая легла в основу христианской и мусульманской религий, была составлена, когда экономическое и социальное развитие Палестины прошло стадию первобытнообщинного строя и возникало классовое общество. Вместе с классами зародилось также представление о сверхъестественном и божественном, о верховном существе.

В Библии все же нередко упоминаются пережитки ранних представлений, которые относятся к эпохе животного-предка. Достаточно вспомнить культ быка и тельца, осужденный законом Моисея, или ритуал, связанный с поклонением змеям, который позже мы вновь обнаруживаем в некоторых сектах раннего христианства.

Точно так же Зевс древних греков, прежде чем стать персонифицированным богом, был поочередно быком, орлом и лебедем. Переход от животного-предка к животному богу объясняется развитием производительных сил, которые преобразовали первобытную общину, наметив развитие следующей фазы истории общества — эпохи рабства.