Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

Князь Кропоткин действительно имел личного адъютанта; мы даже знаем из расходной документации Сыскного приказа, что на его содержание выделялась дополнительная прибавка к зарплате. Вот, например, запись о расходе за 17 июля 1741 года: «По присланной из Штатц-канторы асигнации действительному штацкому советнику и Сыскного приказу главному судье князю Якову княж Никитину сыну Коропоткину заслуженное жалованье со вступления ево в Сыскном приказе в дела декабря с 22 дня прошлого 740 году по рангу генерал-майора по табелю 720 году денежного и за рацыон и на денщика ис пятисот двацати девяти рублев пяти копеек, а имянно, декабря с 22 дня на 10 дней 14 рублей 20 копеек, на генварскую треть 741 году 176 рублей 55 копеек»[63]. Адъютант, естественно, сперва не пустил Каина: Генеральный регламент 1720 года запрещал присутствующим принимать у себя на дому просителей по частным делам. Однако в случае, если кто-то заявлял о необходимости донести о каком-то важном государственном деле, чиновник любого ранга под страхом наказания был обязан его «немедленно пред себя допустить, и ему отповедь учинить и таковому не отказывать», а «караулу или служителям приказать, чтоб такого пустили»[64]. Поэтому, когда Каин объявил адъютанту, что имеет за собой дело чрезвычайной важности, тот не посмел не доложить судье.

Видимо, сразу после того как Каин был доставлен в Сыскной приказ, дежурный копиист Алексей Матвеев помог ему составить доношение. Оно сохранилось до наших дней, правда, находится в очень плохом состоянии:

«ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШАЯ ДЕРЖАВНЕЙШАЯ ВЕЛИКАЯ ГОСУДАРЫНЯ ИМПЕРАТРИЦА ЕЛИЗАВЕТ ПЕТРОВНА, САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ, ГОСУДАРЫНЯ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШАЯ.

Доносит Иван Осипов сын Каинов, а о чем мое доношение, тому следуют пункты.

1.

В начале, как Всемогущему Богу, так и Вашему Императорскому Величеству, повинную я сим о себе доношением приношу, что я, забыв страх Божий и смертный час, впал в немалое погрешение: будучи в Москве и в протчих городех, во многих прошедших годех машенничествовал денно и ночно, будучи в церквах и в разных местах, у господ, и у приказных людей, и у купцов, и всякого звания у людей из карманов денги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и протчее вынимывал.

2.

А ныне я от оных непорядочных своих поступков, напамятовав страх Божий и смертный час, всё уничтожил и желаю запретить ныне и впредь, как мне, так и товарыщем моим, которые со мною в тех погрешениях обще были, а кто имяны товарыщи и какова звания и чина люди, того я не знаю, а имянам их объявляю при сем реестр.

3.

И по сему моему всемерному пред Богом и Вашим Императорским Величеством извинению я от того прегрешения престал, а товарищи, которых имена значит ниже сего в реестре, не токмо что машенничеют и ис корманов деньги и протчее вынимают, но уже я уведомился, что и вяще воруют и ездят по улицам и по разным местам, всяких чинов людей грабят и платья и протчее снимают, которых я желаю ныне искоренить, дабы в Москве оныя мои товарыщи вышеписанных продерзостей не чинили. А я какова чину человек, и товарыщи мои, и где, и за кем в подушном окладе написаны, о том всяк покажет о себе сам.

И ДАБЫ ВЫСОЧАЙШИМ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА указом повелено было сие мое доношение в Сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарыщей по реэстру дать канвой сколко надлежит, дабы оныя мои товарыщи впред как господам афицерам и приказным служителям и купцам, так и всякого чина людем, таких продерзостей и грабежа не чинили, а паче всего опасен я, чтоб от оных моих товарыщей не учинилось смертных убивств, и в том бы мне от того паче не пострадать.

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШАЯ ГОСУДАРЫНЯ, ПРОШУ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА о сем моем доношении решение учинить. Декабря 27 дня 1741 году.

Доношение писал Сыскного приказа копеист Алексей Матвеев к поданию в Сыскном приказе.

Реестр Иван Яковлев сын Жегалов Алексей Майдан Тимофей Васильев сын Чичов Матвей Цыган Денис Криворотов Данила Артемьев Тихон Белой Иван Дикой Прокофей Крымов Григорей Смазной Дмитрей Таракан Иван Куфаев Леонтей Васильев Алексей Емельянов Алексей Ляхов Клим Васильев Петр Камчатка Григорей Расадин Семен Панфилов Козма Легас Кандратей Иванов Мина Иванов Михайла Жулов Иван Метла Дмитрей Поспелов Иван Сабакин Савелей Прокофьев Василей Еретченин Иван Плешивой Петр Губан Андрей Смирной Леонтей Курсаков Андрей Федулов

А других которых имян не упомнит, при поимке объявлю имянно.

К сему доношению и реестру новой заведенной фабрики Андрея Еремеева ткач Семен вместо Ивана Осипова Каинова руку приложил по его прошению»[65].

После этого Ваньку Каина отдали под караул. Видимо, до утра его посадили отдельно от других колодников — иначе слух о новоявленном доносителе мог бы выйти за пределы Сыскного приказа и быстро распространиться по Москве.

Утром 28 декабря среди прочих дел в судейской палате был заслушан доклад секретаря Сергея Попова, который зачитал доношение Ваньки Каина. После этого секретарь наскоро занес на оборот доношения определение судей: «Записать в книгу, взять по повытью означенного подателя Ивана Каинова, приняв, отдать под караул и против сего доношения распросить обстоятельно, и ежели по сему доношению в роспросе утвердится, то по показанию ево оговорных сыскивать, и роспрашивать, и в спорных словах давать очные ставки, и с росписанием указов доложить неукоснительно». Под этой резолюцией судьи поставили свои подписи. Затем доношение Каина и определение судей были записаны в журнал входящих документов Сыскного приказа под № 1778[66], а самого доносителя привели из-под караула в секретарскую палату для допроса.

Как мы знаем, здание присутствия Сыскного приказа было двухэтажным. Первый этаж был разделен перегородками на три части: сени, подьяческую и секретарскую. Войдя по каменной лестнице с южной стороны (то есть от Москвы-реки), посетитель попадал в сени, где по всей длине стен были сделаны лавки. Здесь всегда было многолюдно: челобитчики, истцы и их поверенные, родственники заключенных ожидали своей очереди. Генеральный регламент 1720 года предусматривал разделение «прихожей каморы» на две части, чтобы «люди знатного характера (или чина) от подлых различены были и особливое свое место иметь могли»[67]. С правой стороны были двери, ведущие в подьяческие и секретарские помещения, а с левой располагались чулан для «скорой поклажи опальной рухляди» и два нужника, очистка которых обходилась учреждению в 13 рублей в год[68].

Второй этаж разделялся на две половины: в одной располагалась судейская, где заседали присутствующие (туда вела отдельная лестница с улицы), во второй (в нее можно было попасть, поднявшись по лестнице с первого этажа) находилось помещение для содержания заключенных. Видимо, сюда сажали вновь прибывших арестантов, а значит, именно здесь провел ночь Ванька Каин. Около этого помещения висели часы, под ними стоял стол, на котором лежали два журнала для записи, соответственно, поступавших в Сыскной приказ и освобожденных колодников. Тут постоянно дежурил часовой. К сожалению, журнал приводных заключенных 1741 года до нас не дошел. Но зато в архиве хранится журнал освобожденных. 28 декабря 1741 года в него были внесены три записи:

«Дому вдовы княгини Авдотьи Ивановой дочери служитель Василей Исаев сын Артамонов, которой держался по челобитью ее, Одоевской, в писании в вотчину ее в Алаторский уезд в село Лаву к крестьянину Алексею Зайцову о зерменой гадательной тетрадке и о всяких разных травах. И по определению Сыскного приказу освобожден со учинением наказания плетьми, и отдан в дом оной госпожи Одоевской служителю с распискою. Приводные деньги взяты и отданы за сержанту (то есть исполняющему сержантскую должность. — Е.А.) Петру Дарановскому. Дело у Ивана Городкова. Петр Дарановской принял.