Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

Его полной противоположностью был молодой и одаренный семнадцатилетний Дмитрий Аверкиев, который в этот день также был в присутствии. Он поступил на службу в Сыскной приказ в 1739 году пятнадцатилетним подростком, сначала исполнял обязанности «пищика», а 23 января 1740 года в Покровском соборе был торжественно приведен к присяге в должности копииста. В том же году Аверкиев стал подканцеляристом, а два года спустя — канцеляристом. В марте 1745 года Московская сенатская контора требовала прислать из Сыскного приказа в Тайную контору двух канцеляристов для следствия о сектантах. Когда Тайная контора забраковала Илью Васильева и Семена Кочукова, в нее были отправлены лучшие канцелярские служители — канцелярист Дмитрий Аверкиев и подканцелярист Алексей Матвеев. А уже в мае 1745 года прокурор Сыскного приказа Н. С. Безобразов жаловался в Сенат: «…когда оные канцелярист и подканцелярист взяты в ту комиссию, на которых почти вся канцелярия и прокурорские дела зависли»; «…без оных канцеляриста и подканцеляриста в Сыскном приказе в произвождении дел чинитца крайняя остановка и челобитчикам немалая волокита, а колодникам долговременное задержание». Короче говоря, Аверкиев, несмотря на молодой возраст, был незаменимым служащим, на котором держалась значительная часть канцелярской работы. Неудивительно, что в 1746 году сразу после возвращения в Сыскной приказ из Комиссии о раскольниках он был повышен до секретаря. В этом же году у него родился первенец. При своем московском доме Дмитрий Аверкиев имел одного дворового, а в Галицком и Ярославском уездах за ним числились 22 крепостные души мужского пола[98].

В интересующий нас момент подканцелярист Дмитрий Аверкиев находился в повытье протоколиста Петра Донского — «сильном звене» канцелярии Сыскного приказа. Под началом Донского служили надежные и ответственные копиисты Алексей Матвеев (рукой которого, как мы помним, и написано доношение Каина), Степан Молчанов, Иван Фомин и пятнадцатилетний копиист Алексей Донской, сын повытчика. Именно этому повытью, работа которого контролировалась секретарем Сергеем Поповым, и было поручено расследование «дела Ивана Каина».

Говоря о канцелярских служащих Сыскного приказа, нельзя не отметить одну немаловажную деталь. Начиная с указа от 23 мая 1726 года мелким чиновникам, производящим дела, не выдавалось жалованье — они должны были «довольствоваться от дел… с челобитчиков, кто что даст по своей воле»[99]. Из приходо-расходных книг Сыскного приказа видно, что жалованье получали и судьи, и заплечные мастера, и сторожа, и прикрепленный священник. Но секретарям, канцеляристам, подканцеляристам и копиистам казна не выплачивала ни копейки вплоть до 1750 года[100].

Некоторые дела позволяют наглядно представить, каким образом канцелярские служители «кормились от дел». Так, летом 1737 года служители дома князя М. В. Долгорукова Матвей Сахаров и Андрей Тумасов привели в Сыскной приказ дворовую «женку» Марфу Герасимову, обвиняемую в поджигательстве. Позднее Матвей Сахаров жаловался, что секретарь Иван Набоков начал его «устращивать» и «приличать в винность», а канцелярист Осип Бровкин на допросе говорил ему туманные слова, которые были похожи на угрозы: «Ты хоть и приводец, а тем и хочешь прав быть». В то время, когда Сахаров и Тумасов доставили преступницу, судьи уже уехали, поэтому секретарь распорядился задержать до утра как обвиняемую, так и обоих «приводцев». На следующий день, когда княжеские слуги уже были из-под караула отпущены и приехали в Сыскной приказ хлопотать о деле, секретарь Иван Набоков вышел в сени и между ними состоялся разговор, который Сахаров передал таким образом: «…просил с него… якобы за труды, и сказал, что де их то дело пахнет рублев пяти и шести, понеже де он по нем, Сахарове, по оному делу старание многое имел. На что де он, Сахаров, сказал, что у него денег нет, и обещал оному Набокову прислать муки две четверти{13}. И оной Набоков сказал, чтоб он прислал к нему три четверти. А Тумасову оной Набоков велел ему, Сахарову, молвить, чтоб он ему, Набокову, дал денег. И он де, Сахаров, сказал, что ему, Тумасову, денег взять негде, понеже он человек бедной. И Набоков де послал ево, Сахарова, ко оному Тумасову вторично, и велел как возможно сыскать денег. И оной Тумасов велел ему, Сахарову, сказать, что он тому Набокову челом бьет рублем. И Набоков ему, Сахарову, сказал, чтоб он, Тумасов, принес бы ему… сего июня 13 дня денег два рубли, и в том подтвердил, что он ли, Сахаров, по нем порука? На что он, Сахаров, сказал, что во оном он до сего дня порука… Да велел же оной Набоков, чтоб он, Сахаров, их накормил и купил икры да рыбы, и он, Сахаров, сказал, что де денег при нем не имеетца, а пришлет из двора. И того дня из двора рыбы, да калачей, да кунган пива он, Сахаров, к нему, Набокову, прислал». Секретарь же на допросе и очной ставке утверждал, что просил вовсе не пять рублей, а десять копеек «на пищу», которые Сахаров ему тотчас же дал и при этом задал вопрос: «Долго ль вы здесь пробудете?» — на который получил ответ: «До ночи, только есть будет нечего». Тогда Сахаров пообещал прислать им «из двора пообедать» и в тот же день передал «небольшой кувшинец ботвинья, да небольшое звено белужин на пример фунта три или четыре, да калачей на две копейки, да пива небольшое число, которое он, Набоков, с имеющимся в том приказе дневальными и прочими подьячими и ел»[101].

Вот так, видимо, и «кормились от дел» канцелярские служащие Сыскного приказа. Явочные челобитные, в которых чиновники заявляли об украденном имуществе, позволяют думать, что «кормились» они очень даже неплохо. Так, секретарь Сыскного приказа Петр Вителев в марте 1741 года пожаловался, что у него из дома «воровскими людьми… с чердаков покрадено ветчины тридцать пуд, цена тридцать рублей, рыбы провесной пять пуд, цена шесть рублей»[102].

Есть еще один важный момент, который нельзя упускать из вида, говоря об уровне жизни мелких московских чиновников. Состоятельные московские купцы охотно выдавали своих дочерей замуж за канцелярских служащих: они прекрасно понимали, насколько важно было иметь своего человека в таком учреждении, как Сыскной приказ. Так, отличавшийся «шумством» и неоднократно штрафованный канцелярист Сыскного приказа Иван Ульянович Городков (он также был на работе 28 декабря 1741 года) был женат на дочери купца Гостиной сотни Семена Максимовича Спиридонова Ирине Ивановой[103]. Теща Городкова была дочерью купца Кожевницкой полусотни Ивана Федотова сына Вешнякова, которой ее мать, вдова Агриппина Григорьевна, в 1722 году завещала «двор в Москве в Кожевницкой полусотни, в приходе церкви Успения Пресвятой Богородицы з деревянным всяким строением, да двор в Кожевниках же со всяким же дворовым строением и кожевенным заводом»[104].

Впрочем, мы слишком долго задержали внимание читателей на канцелярских служащих, присутствовавших в подьяческой палате 28 декабря 1741 года. Между тем Ваньку Каина провели через нее на допрос к секретарю Сергею Попову.

Секретари сидели в отдельной, примыкавшей к подьяческой, комнате (секретарской) за одним большим столом, на котором стоял календарь на 1741 год, лежали большие ножницы и прочие канцелярские принадлежности. Именно в секретарской в специальном мешочке, запломбированном печатью караульного офицера, хранились ключи от всех острогов и тюремных казарм. Возле этого мешочка с ключами круглосуточно посменно дежурили часовые, не позволявшие брать ключи никому, кроме караульного офицера. В секретарской было два окна, которые выходили на восточную сторону, на Москворецкую улицу. У стены стояли шкафы, за стеклами которых виднелись корешки «указных книг» (сборников законов)[105]. Благодаря тому, что эти книги были в первую очередь вынесены во время пожара 29 мая 1737 года, а затем описаны вместе с другими уцелевшими документами, мы точно знаем, что именно стояло на полках книжных шкафов: печатное Соборное уложение 1649 года, печатная Кормчая книга 1650 года, рукописный сборник Новоуказных статей 1669 года, печатные Воинский устав и Артикул воинский, печатные сборники указов 1714–1728 годов, сборники присылаемых указов за 1730–1735 годы и др.[106]

Секретари контролировали работу повытий, принимали деятельное участие в произведении дел и регулярно докладывали судьям обо всех делах и входящих бумагах. Мы уже знаем по именам секретарей, делавших доклады 28 декабря 1741 года, — Сергея Попова, Ивана Богомолова, Дмитрия Шарапова и Ивана Григорова. Впрочем, вряд ли все секретари присутствовали в комнате во время допроса Каина, поскольку они постоянно ходили в судейскую палату для докладов по текущим делам.

Ваньку Каина поставили перед секретарским столом, за которым восседал правящий секретарскую должность 44-летний канцелярист Сергей Попов. Он начал служить в 1716 году в Счетной рекрутской канцелярии, потом работал в Преображенском приказе, а затем в Приказе церковных дел, где и стал подканцеляристом. В Сыскном приказе Попов начал служить со времени его учреждения в 1730 году, а в декабре 1731-го за хорошую службу его повысили до канцеляриста. Еще в сентябре 1737-го он был назначен к отправлению секретарской должности на место состарившегося секретаря Василия Неелова, а в Московскую сенатскую контору было подано прошение о повышении Сергея Попова до секретаря. Но указ о пожаловании его в секретари воспоследовал только в 1744 году. У Сергея Попова был сын Николай, которому в 1741 году было три года. Когда он подрос, отец привел его служить в Сыскной приказ копиистом[107].