Антишулер - Сергей Самаров

— Стреляй навстречу… — Львов наконец-то залег. Но удержаться не мог и все норовил, зараза, в локоть меня толкнуть, перед тем как дать очередной ненужный совет. Как раз в тот момент, когда я целюсь. Я и без советов навстречу стреляю, потому что хорошо соображаю — подниматься «чехам» придется прямо на нас. И если поднимутся, то захотят через нас пройти. То есть — по нам, по нашим симпатичным и любимым трупам. Это было бы обидно, ведь уже чувствовали себя почти дома и надеялись хоть немного наесться. Единственная возможность избежать этого подпрыгивает у меня в руках при каждом нажатии спускового крючка. Но — кажется, качественно подпрыгивает…

Обидно, если бандиты поднимутся сюда. Но еще обиднее будет получить пулю от своих, которым снизу непонятно, куда я стреляю. Им кажется, что в них. И они отвечают. По мере приближения ко мне, все более и более опасно. Того и гляди, бандитам помогут на дорогу выйти и смотаться…

И потому я после каждой очереди перекатываюсь, как бревно, то в одну, то в другую сторону. Только сержант мешает. Нравится ему у меня под боком валяться.

— Отлезь, — говорю. — Не мешай…

— Я помогаю, — он, кажется, всерьез удивлен моим отношением. Парень не трусливый, однако, видимо, без царя в голове.

Это в нем неукротимый и бестолковый советский дух коллективизма работает. Не иначе, до армии в колхозе жил. А я индивидуалист по натуре. Мне одному легче. А если уж есть напарник, то он должен умнее действовать или, по крайней мере, не трепать лишнего и не толкать под руку.

— Знаешь такую команду — рассредоточиться! Вот и рассредоточься… — прошипел я ему. Честное слово, готов был прикладом в лоб дать. Не рассредоточить, а размазать по камням. До того надоел.

Он долго соображал, как ему такую нестандартную для одного человека команду выполнить, и я успел вовремя откатиться. Очередь выбила камни в полуметре от меня и как раз на том месте, где я только что был.

— О-ой, твою мать! — вскрикнул Львов обиженно, совсем по-детски, и затих.

Я посмотрел — что с ним, к хренам собачьим, случилось. Даже кольнуло сожаление, что зря на хорошего в общем-то парня злился — подумалось, что достала бедолагу пуля, когда свои уже рядом. Виктор зажал руками лицо.

— Ранен? — спросил я.

— Камень в лоб попал. Рикошет…

— Жить-то будешь?

— Кожу рассекло.

— Отползай, сержант, к чертовой матери, за гребень, если жить хочешь…

И тут же, не дожидаясь его ответа, я снова перекатился и отыскал в прицеле самую близкую тень. Этот боевик был уже в двадцати метрах от меня. Опасно приблизился. С такой дистанции и меня прекрасно видно. Я парой пуль попросил его не слишком торопиться. Снизу тоже стреляли качественно и, что меня спасало, выборочно. Бегущие под лунным светом фигурки нашим солдатам, к счастью, нравились больше, чем более далекие непонятные вспышки то с одного, то с другого места. И потому в меня стреляли редко.

Кончилось все через несколько минут, когда последний боевик показался вдруг сбоку от дороги.

— А-а-а… Пад-дла, — заревел он, увидев вблизи лежащего сержанта Львова, добавил еще несколько колоритных фраз и схватил свой автомат двумя руками за ствол. Очевидно, патроны у бандита кончились, а в гражданские времена он, не иначе, работал молотобойцем. Вспомнил профессию.

Я не стал спрашивать, почему все кавказцы разговаривают на своем языке, а матерятся по-русски, и не стал тем более слушать, как захрустит голова Виктора. Дал длинную очередь, отбросившую мое оружие вверх и влево. Именно в этом направлении я и разрезал бандита пулями. А сержант все продолжал лежать, закрыв голову руками.

— Подъем, курортник… — крикнул я. — Теперь включи командирский голос и зови, зови наших.

— Чего? — Он еще не понял, что остался жив, и удивился этому настолько, что даже радость вовремя проявить не успел.

— Объясни все с дистанции, а то нас перестреляют раньше, чем подойдут для разговора.

— Мужики… — заорал сержант. — Здесь свои, свои… Не стреляйте… Свои…

А глотка у него и в самом деле здоровая. Наверное, наголодался у бандитов, и сообразил, что чем сильнее кричать будет, тем быстрее попадет в лагерь и будет накормлен.

— Кто такие? — увесистым камнем взлетел к нам вопрос.

Но голос даже в пылу боя был спокойным.

— Поднимайтесь. Бандиты кончились… Мы — свои…

Фигуры вышли на дорогу сразу с двух сторон. Классно подобрались. Я их даже не видел. Автоматы смотрели на нас с сержантом.

— Там еще трое… — показал Львов. — Раненые. Не подстрелите.

Остальные поднялись по склону. Ко мне подошел солидный, как мастодонт, капитан с простодушным лицом деревенского бугая-медалиста. Почесал двухнедельную щетину, намекающую на желание отпустить бороду, и посмотрел на автомат.

— Ты отсюда стрелял?

— Я.

— В кого?

— Не в своих же. Я сразу вас и предупредил очередью, когда вы еще на броне прохлаждались.

— Понятно. А мы тебя чуть не грохнули. Я сам в тебя пару раз стрелял и другим приказывал.

— Вот этого не надо бы… — сказал я, вполне убежденный в собственной правоте.

Капитан добродушно улыбнулся — согласился, что спасителей как-то нехорошо расстреливать, но тут же стал серьезным и даже озабоченным. Но не от моего поступка. К нам приблизился солдат и досадливо стукнул прикладом в камень, чуть приклад не разбил.

— Что?

— Трое.

— Три парня… — капитан саданул себя кулаком по бедру. — Три парня… А «черных»?

— Одиннадцать. И двое ранено.

— Три парня… — повторил капитан, и мне показалось, что он сейчас заплачет.

По моим прикидкам, из одиннадцати бандитов я положил пятерых. Неплохо для планшетиста.

— Что матерям писать?.. — спросил сам у себя капитан. Солдаты, как я понял, все срочники. Пацаны. За таких всегда бывает обиднее всего. Они не сами себе место службы выбирали и не рвались пострелять в свое удовольствие на этих горных склонах.

Контрактники, как я, знают, на что идут, когда на войну отправляются. И большинство из них идет на это или из желания подзаработать, когда другой работы нет, или, опять, как я, от желания спрятаться от кого-то. Хотя есть, конечно, и просто солдаты в душе. Этим нравится воевать. Последние, как правило, уже прошли Афган или еще что-то и знают, сколько весит пуля…

4

Рация в БМП сгорела. Связи вообще не было, потому что в этом месте не ловил сигнал, что вообще-то для Северного Кавказа нонсенс. В сотовой связи нуждались одинаково и федералы, и бандиты, и потому те и другие берегли вышки.

Капитан тем временем распоряжался. Принесли и положили рядом троих убитых солдат. Долго стояли рядом с ними, то ли прощались, то ли осмысливали случившееся — еще полчаса назад они все вместе сидели в своей «консервной банке», трясущейся по дороге и лязгающей гусеницами, может быть, шутили, может быть, и переругивались, а сейчас этих парней уже нет. И каждый стоящий рядом понимал, что сам мог оказаться на их месте. В стороне разложили прямо на дороге одиннадцать боевиков. Здесь же перевязывали двоих раненых солдат и двоих пленных бандитов. Но последним сразу после перевязки стянули за спиной руки. Не в госпитале отдыхают, потерпят…

Один бандит повел себя непонятно. Показалось, что именно от меня он старательно прячет лицо. Так старательно, что не посмотреть на него было бы грех. Почти полная луна светила достаточно ярко, и не узнать эти торчащие клыки я не мог. Да и жердеобразная фигура запомнилась.

— Товарищ капитан, вот этот вампир сегодня утром отрезал голову убитому разведчику лейтенанту спецназа ГРУ Костикову. На моих глазах.

Глаза капитана сузились.

— Точно его узнал?

— Точно.

— Это не я был, это не я… — Жердеобразный попытался перекатиться в сторону с дороги. И при этом стонал и визжал, потому что болело простреленное плечо. Пуля, кстати, попала со спины. Может, я сверху стрелял, хотя вполне могли его достать и сзади, при отступлении. Как раз тогда большинство боевиков и «положили».

Капитан подошел к вампиру и каблуком сильно надавил на рану.

— Зачем же ты убитому голову отрезал, отродье ты непотребное? — Голос тихий и удивительно спокойный, даже усталый. Говорил капитан лишь с легкой укоризной, совсем без угрозы.

— Мне так велели… Джамшет велел… — и тут же начал сам себе противоречить, не понимая этого в животном страхе. — Это не я был, это не я…

И пытался вырваться из-под ноги.

— Я тебе не буду голову отрезать. Я тебя просто пристрелю, — сказал капитан устало.

— Пусть меня судят… — заплакал чечен, прекратив попытки вырваться из-под каблука.

— А потом помилуют… Или обменяют… Или родственники за деньги вытащат… Нет…

И капитан резко, вместе с вампирскими клыками вбил жердеобразному в рот ствол автомата. И тут же дал короткую очередь.