Мессия - Никита Аверин

— Господи Иисусе, — опуская рацию, пробормотал Харрис и посмотрел на Стива, который на мгновение уловил на лице генерала скользнувшее выражение растерянности и удивления. — Это еще что за хрень?

— Человек? Средних лет? Но как это возможно. Это же спасательный модуль, не рассчитанный… — Стив судорожно подыскивал в памяти хоть какую-то информацию, способную объяснить происходящее. — Если верить нашей информации, он провел в полете без малого шестьдесят лет.

— Пятьдесят четыре, — не поворачивая головы, негромко поправила блондинка.

— Не знаю. Ничего не понимаю, — неуверенно проговорил генерал, но тут же упрямо тряхнул головой, собираясь и стряхивая вызванное неожиданной новостью удивление. — Главное, что он вернулся. Вернулся домой. Давайте его вытаскивать!

Глава четвертая

Мы не виделись с тех пор, как были детьми.Ты воскрешаешь воспоминания о том, что мы когда-то творили.Помнишь, как ты залезал на дерево и представлял, что летаешь?Хочешь ли ты стать космонавтом и жить на небе?Сейчас у тебя стопка счетов к оплате и куча детей,И ты забыл о том, чем мы когда-то занимались.Таким тебя сделал этот город,И ты стер память о том, о чем когда-то мечтал.

Что чувствует человек, внезапно пробудившийся от долгого крепкого сна, лишенного каких-либо сновидений? Гай сам никогда об этом не задумывался, до того самого момента, как проснулся. Его заставили это сделать. Первые мгновения он был дезориентирован, мозгу и рефлексам нужно определенное время, микросекунды, на то, чтобы помочь организму адаптироваться к внешним воздействиям и окружающей его обстановке. Иногда возвращаться к реальности тяжело, иногда с новой силой наваливается усталость и переутомление, головная боль, являющаяся последствием тяжелой работы или хмельной предуикендной пятницы… Или, наоборот, ясность сознания, прилив сил и энергии… А есть и такая разновидность пробуждения, когда вам до смерти хотелось бы снова заснуть. Закрыть спасительными веками глаза и больше не открывать их. Зажмуриться изо всех сил, чтобы не видеть мир вокруг. Реальность, в которую выкинуло прихотью незримого кукловода. Вернуться в спасительный и обманчивый мир грез и образов, дарящий смешанные ощущения и призрачное ощущение обманчивого покоя.

— Я виноват… это моя вина! — человек заговорил во сне и, открыв глаза, некоторое время не моргая смотрел в потолок, дотронулся ледяной ладонью до пота, который ручейками струился с горящего лба, на который налипли волосы.

— …моя вина, — одними губами, в которых не было ни кровинки, словно молитву, прошептал он.

Сунув ноги в одноразовые стерильные тапочки — микроклимат в помещении, где содержался Гай, менялся медленно, плавно трансформируясь в привычный земной из того, что окружал летчика на борту спасательной капсулы, — он оперся на прислоненную к изголовью койки трость и, покачнувшись, с трудом поднялся. Перед глазами поплыли переливающиеся психоделические круги, сильно замутило, и к горлу подкатил ком.

Некоторое время Гай оставался неподвижен в скрюченной, неестественной позе, в полутемном освещении комнаты похожий на сломанный манекен. Выждав еще немного, он медленно поднял голову и осторожно открыл глаза. Подойдя к широкому панорамному зеркалу во всю стену, Гай прислонился к холодной поверхности лбом и некоторое время смотрел в глаза своему приближенному отражению. Он не помнил это лицо. Он не знал его. Чувствовал только мышцы под кожей, прикосновения смеживающихся век, монотонное биение сердца, словно не собственного, а чьего-то чужого. Словно его душу по какой-то ошибке насильно запихнули в незнакомый бурдюк из мяса и костей, по ошибке названный человеком. И тем не менее это было его собственное лицо. Это был он сам. Кто? Кто он такой? Только куцые обрывки призрачных рваных воспоминаний, швыряющих в пучину промозглого одиночества. Ни родственников, ни друзей, ни семьи. Только безмолвная иссиня-черная пучина космоса.

— Ну, как он, док? — прекрасно осознавая, что Гай все равно не может его видеть и слышать, специальный агент федерального бюро расследований Бронсон, поежившись, отстранился, ощутив, как по могучей спине побежали мурашки. Он расправил широченные, в два обхвата плечи, от которых жалобно заскрипел отлично сидящий «Джон Филлипс», и снова посмотрел на фигуру за стеклом. На этот раз в его взгляде явно прочитывалось уважение. Настоящий космический путешественник. Не рекламная выдумка и не нанятый качок-актер, забабаханный на радость школьникам сценаристами из дешевого сериала, а его земляк, настоящий астронавт, исследователь и герой — вот он здесь, перед ним. Усталый, растерянный, едва держащийся на ногах живой человек из плоти и крови, по сравнению с пергаментным цветом кожи которого белоснежные стены его бокса выглядели грязными застиранными простынями. Космический ковбой, по сравнению с которым разудалый Хан Соло, на раз пронизывающий Галактику на сверхсветовой, был просто сопливым глянцевым фантомом из девчачьих пубертатных снов. Смельчак Метьюс заглянул в глаза самой Неизвестности, и Том уважал его, мысленно тщетно пытаясь представить, сколько медалей в ближайшие месяцы украсят эту тщедушную, впалую грудь. — Ну и взгляд, бр-р-р. А он догадывается, что мы тут? Как думаете, можно будет вернуть его обратно в строй?

— Трудно сказать, — профессор Ричардс, ученый-психолог, прикрепленный следить за ходом реабилитации Метьюса Центром Авиакосмической Медицины, постучал кончиком карандаша по губе и неоднозначно пожал плечами, присаживаясь за стол в комнате наблюдений, где они находились. — После длительных космических полетов в первые минуты и часы после посадки земное тяготение воспринимается ими как перегрузка в 2–3 единицы, что сопровождается ощущениями чрезмерного веса тела, рук, ног, головы. Длительное пребывание в состоянии невесомости исключительно тяжело для организма, поэтому после возврата на Землю для экипажа должен следовать период постепенной реабилитации. Во время пребывания в безвоздушном пространстве из костей уходят минералы, мышцы также многое теряют, становятся слабее. К тому же в состоянии невесомости человек может стать на несколько сантиметров выше.

— Так вы говорите, он совсем ничего не помнит?

— Именно так. У него частичная амнезия, он не помнит события последних нескольких недель — что случилось со станцией, как он добрался на Землю, что с остальными членами экспедиции. Мозговые клетки не повреждены, но в достаточной мере атрофированы долгим пребыванием в межпространственном анабиозе. Парню не просто крепко досталось, чудо уже само по себе то, что Метьюс умудрился каким-то совершенно непостижимым образом пережить полет и не погибнуть во время столкновения космолета с Землей. Но мы сделаем все возможное, чтобы помочь ему вернуться к нормальной жизни, можете мне поверить, Том. Это мой святой долг, к тому же вряд ли еще на Земле найдется такой уникальный пациент — это же целый кладезь полезнейшей информации!

— Верю, док. На вас вся надежда. До сих пор не могу поверить, что вернулся на Землю спустя столько лет после катастрофы.

— Космический Робинзон, — фыркнул второй «пиджак». — До сих пор не могу представить, что нас с вами еще в проекте не было, а он уже летел обратно на Землю. Где-то там, далеко.

Он поднял глаза к потолку, где работал тихо шумящий кондиционер, словно надеялся увидеть сквозь потолок и нависающую над ним циклопическую махину коммуникаций, этажей и пристроек одного из засекреченных блоков Пентагона, под которыми был на цокольном уровне погребен медицинский этаж, безграничные просторы космоса.

— Просто в голове не укладывается. Это будет покруче всякой там научной фантастики и одиссеи парней из «Стар Трек». Этот парень не просто побывал на околоземной орбите, а проделал такой путь, словно совершил путешествие во времени и прилетел из прошлого.

— С одной стороны так и есть, — не среагировав на плоскую шутку, покачал головой ученый. — Мамонты и различные доисторические существа, которых обнаруживают исследовательские экспедиции, тоже пребывают в некоем подобии сна.

— А что это за ощущения, док? Что происходит, когда ты находишься там?

— Вы имеете в виду непосредственно сон? — Агент согласно кивнул. — Трудно сказать, реакция мозга и подсознания на такие процессы еще как следует не изучены. Мы пока еще можем только догадываться, что испытывает человек, погруженный в состояние глубочайшего криогенного сна, — профессор посмотрел на человека, заточенного в медицинской комнате. — Он провел в полной изоляции не просто месяцы — годы, один, в абсолютной тишине и вакууме, без гравитации, в состоянии сна настолько глубокого, что он практически граничил с комой. И сейчас совершенно иначе воспринимает наш с вами мир. Его организм и психика ослаблены. Глаза боятся яркого света, если включить освещение на полную, он попросту ослепнет, говорить нужно шепотом, или по крайней мере первое время стараться не повышать голос. Ни в коем случае не кричать. Питается только специальными смесями, которые подаются ему внутривенно, никакой тяжелой пищи желудок пока не в состоянии принимать, а уж тем более переваривать. Рацион будем так же постепенно менять, добавляя в него новые элементы. Видите, он даже передвигается на костылях. И то, что для нас с вами обыденно и привычно — пакет чипсов, громко включенный звук, да простые бактерии, присутствующие в воздухе, к которым наш организм успел приспособиться, — может запросто его убить.