Дымная река - Амитав Гош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каюта Бахрама была в конце длинного прохода с множеством дверей. Возле одной из них сгрудились ласкары; заметив хозяина, тиндал сказал:
— Сет-джи, секретарь ваш сильно расшибся.
— Что случилось?
— Болтанкой его скинуло с койки, да еще придавило свалившимся сундуком.
— Выживет?
— Поди знай.
Секретарь, старик-парс, служил уже много лет и вел всю деловую корреспонденцию. Бахрам не представлял, как без него справится, но горевать не было сил.
— Еще какие-нибудь потери? — спросил он.
— Двоих смыло за борт.
— А что с кораблем?
— Разбита носовая часть, сорвало стаксель.
— И ростру?
— Да, сет-джи.
Нос корабля украшала фигура покровительницы вод богини Анахиты — семейная реликвия жениных родичей, владевших судном. Конечно, семья Мистри сочтет это дурным знаком, но пока что надо разобраться со своими знамениями. Сейчас хотелось одного — поскорее зайти в каюту и скинуть грязную одежду.
— Проследи, чтоб о секретаре позаботились, извести капитана…
— Будет исполнено, сет-джи.
Вклад Дити в портретную галерею святилища Нил распознал без подсказки, увидав мужской профиль, похожий на карикатурное изображение полумесяца, которому приданы человеческие черты: нос, точно длинный обвислый хобот, брови торчком, загнутый клин бороды.
— Узнаешь? — спросила Дити.
— Конечно. Мистер Пенроуз.
Такую личность забыть нелегко: впалые, изборожденные морщинами щеки, кустистые брови, задранный подбородок, изогнутый, как лезвие косы. При ходьбе этот высокий и очень худой человек сильно клонился вперед, словно систематизируя травы, примятые его ногами. Абсолютно равнодушный к своему внешнему виду, он не замечал соломин в бороде и репьев на чулках, а залатанная одежда его вечно была чем-то испятнана. Когда он впадал в глубокую задумчивость (что бывало часто), его борода клином и косматые брови шевелились и подергивались, словно подавая знак окружающим: не беспокоить по пустякам. Причем сия мимика не была данью возрасту, этак он гримасничал с самого детства, за что и получил прозвище Хорек, поскольку в такие минуты весьма напоминал опасливо принюхивающегося зверька.
Однако вопреки всем этим странностям держался Хорек с достоинством, а взгляд его светился умом, что не позволяло счесть его придурковатым чудиком. Вообще-то Хорек, Фредерик Пенроуз, был хорошо образованным и весьма обеспеченным человеком: известный садовод и собиратель растений, он сколотил солидный капитал, продавая семена, саженцы, черенки и садовую утварь; в Англии пользовались большим спросом его патентованные скребки для мха, резаки для коры и огородные культиваторы. Питомник «Пенроуз и сыновья», головное предприятие, располагавшееся в Фалмуте, графство Корнуолл, славился импортом из Китая растений, чрезвычайно популярных на Британских островах, — таких как определенные виды плюмбаго, цветущая айва или акокантера.
Именно охота за растениями и привела Хорька в восточные края, куда он добрался на собственном судне, двухмачтовом бриге «Редрут».
В Порт-Луи бриг вошел через два дня после «Ибиса», совершив плавание, также отмеченное бедами и трагедией. Хорек перенес путешествие тяжелее всех, и команда настояла, чтоб он отдохнул на берегу. Следующий по прибытии день выдался ясным, и два матроса, в шлюпке перевезя хозяина на берег, наняли ему лошадь, дабы он посетил Ботанический сад Памплемуса.
В общем-то, ради этого сада, одного из первых заведений подобного рода, «Редрут» и зашел в Порт-Луи. Среди его основателей и управляющих были такие известные в ботанике фигуры, как Пьер Пуавр, выявивший истинный черный перец, и Филибер Коммерсон[14], открывший бугенвиллею. Если б у садоводов существовали места поклонения, сад Памплемуса, несомненно, стал бы одной из наиболее почитаемых святынь.
От порта до поселка было не больше часа езды. Однажды на обратном пути из Китая Хорек уже посетил этот сад. Тогда остров был французской колонией, а теперь стал британским владением, претерпев заметные изменения. Как ни странно, Хорек без труда отыскал дорогу к поселку. На обочине он подметил великолепные экземпляры растения, известного под названием «неопалимая купина». В другое время этакая находка его бы взбудоражила и обрадовала, он бы спешился, дабы рассмотреть обилие пламенеющих цветков, но сейчас, пребывая не в лучшем расположении духа, проехал мимо.
Поселок возник неожиданно.
Ярко выкрашенные бунгало, беленые известью церкви и мощеные мостовые, по которым мелодично цокали лошадиные подковы, радовали глаз. Дома и улицы именно такими и запомнились. Но вот Хорек обратил взор к Ботаническому саду и едва не выпал из седла: вместо широких живописных аллей в аккуратной кайме деревьев он увидел дикие заросли. Хорек тряхнул головой, отгоняя наваждение, и протер глаза: ворота были на месте, но за ними расстилались джунгли.
Натянув повод, он обратился к прохожей старухе:
— Мадам, как проехать к саду?
Та скорбно поджала губы и прошамкала:
— Ах, мсье… сада больше нет… считай, уж лет двадцать… англичане сгубили…
Качая головой, старуха зашагала дальше, оставив Хорька в одиночестве.
Он был опечален, однако не слишком удивлен тем, что его соотечественники в ответе за гибель сада. Со смертью сэра Джозефа Бэнкса, последнего управляющего Королевских садов Кью, даже в Англии ботанические заведения пришли в упадок, и немудрено, что такая же участь ожидала сад в далекой заморской колонии. Однако это не смягчило горечи от царившего здесь запустения: неухоженные кроны деревьев срослись в плотный полог, укутавший бывшие клумбы и мощеные дорожки густой тенью; повсюду, куда ни глянь, непроходимая стена зарослей; необрезанные воздушные корни бенгальских смоковниц, часовыми высившихся у ворот, сплелись в крепостную решетку, преграждавшую путь незваным гостям. Но это были не девственные джунгли, ибо ни в одной дикой чаще не встретишь такого изобилия особей с разных континентов. В природе не существовало леса, где африканские вьюны опутали китайские деревья, а индийский кустарник сошелся в смертельном объятье с бразильской лозой. Сей ботанический Вавилон сотворил человек.
Хоть в расстроенных чувствах, Хорек сообразил, что ему выпал исключительный шанс. Одичавшее или нет, угодье хранило в себе множество редких растений, и коль теперь оно ничье, вряд ли кто обвинит в воровстве ботаника, присвоившего парочку ценных экземпляров.
Привязав лошадь к изъеденной ржавчиной стойке ворот, Хорек нырнул под сплетение корней смоковниц, загородившее вход. Однако сделал всего несколько шагов и замер, вдруг осознав, что сад не так уж безлюден, каким выглядел — на влажной земле виднелись свежие следы башмаков. Хорек задумался. Говорят, кое-где на острове иногда еще случался разбой, и вполне вероятно, что следы эти оставил какой-нибудь лихой душегуб. Уведомленный
