Два узла на полотенце - Сергей Абрамов

Саблин дрогнул, как от удара. Сокровище! Вот откуда попало оно в язык Михеевых, от которых услышала это слово проходившая мимо окон свидетельница. Значит, прав он, предполагая корыстный мотив преступления. Значит, «сокровище» все-таки существует, где-то далеко и хитроумно запрятанное. Но, чтобы найти его, надо прежде всего знать или хотя бы предполагать, что это такое.

— Может, подружки Марьяны знают? — вырвалось у Саблина.

— Не было тогда у нее подружек, — погасил эту надежду старик. — Отец Серафим не любил бабьего трепа.

— А ездил протоиерей в Загорск? — словно ощупью пробивался к загадке Саблин.

— Ездил. Месяца за два перед смертью. Довольный приехал. Даже веселый.

— Не рассказывал вам о своей поездке?

— Не. Даже вроде бы совсем затаился.

— И вы не расспрашивали?

— Мое дело маленькое. Я не духовник. Да и у отца Серафима, ежели он молчит, слова не выпросишь. Строг и взыскателен ко всему причту был. К тем, кто причислен.

— А я к вам за этим и пришел, отец Панкратий, — со вздохом высказал Саблин. — Чтобы побольше узнать о «сокровище». Кто хранит, где хранит, что хранит и зачем хранит.

— Марьяна же и хранит. А зачем — не знаю.

— И я пока не знаю.

— А ты самого протопопа спроси.

— Серафима? Нехорошо так шутить, отец Панкратий, — укоризненно сказал Саблин.

— А я не шучу. Последние месяцы перед смертью покойный начал дневник вести. Каждый денек в школьную тетрадь записывал.

— А где дневник?

— У нового протопопа спроси. У отца Никодима. По воле покойного я тому эти тетрадки и отдал.

2

Протоиерей встретил Саблина сухо, даже не поднявшись с кресла. Он читал. Не улыбаясь, отложил в сторону книжку и снял очки в золотой оправе.

— Перечитываю классиков, — признался он, — в данном случае Алексея Толстого. По телевизору показывают «Хождение по мукам». Это, по сути дела, фильм о прошлом нашего государства, каким его видят авторы фильма. Вот мне и захотелось вспомнить, каким оно выглядит в первоисточнике.

— Каждый человек по-своему видит прошлое, — заметил Саблин. — Мне тоже иногда хочется на него взглянуть. Для этого я и пришел.

— Объяснитесь.

— Ваш предшественник, отец Серафим, за несколько месяцев до смерти завел дневник. Мне удалось выяснить, что сохранилось несколько школьных тетрадок и что находятся они у вас.

— Допустим.

— Я должен изъять их у вас.

— Вы из милиции?

— Из уголовного розыска.

— Протоиерей Серафим никогда не был и, к счастью, уже не будет под следствием, — повысил голос протоиерей.

— А если под следствием кто-то другой, кого могут уличить или оправдать эти записки?

— Не вижу таких в его окружении. Нет о них ни слова и в его дневнике.

— Я прочту ею и соглашусь с вами, если вы правы.

— А если я не дам вам эту возможность?

Саблин улыбнулся:

— Вы служитель церкви, отделенной от государства, — сказал он, — но, как гражданин этого государства, вы обязаны оказывать ему всяческое содействие.

Отец Никодим, не отвечая, подошел к стенке с книжными полками и с верхней вынул втиснутые меж книгами три школьных тетрадки. Ему было явно жаль расставаться с ними.

— Не понимаю, — проговорил он недоуменно, — зачем вам понадобились записки священника? По какому делу вы собираетесь ворошить прошлое? Ведь это же чужой вам личный мир, свои радости и печаль, свои заботы и прегрешения. Я читал их, как исповедь покойного, а тайна исповеди для меня священна.

— Но у него есть еще сын и дочь.

— Они недостойны этой исповеди. Сын — очень плохой человек, а дочь — пустышка без сердца. Даже траур по матери не надела. Регентша нашего хора, а поет без веры в господа бога нашего и без уважения к религии.

— Обещаю вам, — сказал Саблин, — что я прочту эти записки без веры в бога, но с уважением к написанному.

3

Из трех школьных тетрадок отца Серафима Саблин сделал всего две странички выписок. Вот они.

«20 апреля. Возвратился из Хомутовки на свое пепелище. Родные стены не радуют. Владыка был хмур и строг. Грех мой простил, но соизволил настоять на разлуке с Марьяной. Тяжко мне сие, даже непереносно. Потихоньку думаю отпроситься за штат.

Вечером с почты принесли письмо из Загорска. Профессор Смиренцев заинтересован и готов посмотреть мной привезенное».

Примечание Саблина: «Выяснить, работает ли в Загорске проф. Смиренцев и организовать встречу».

«7 мая. Житие мое одинокое: я да Панкрат. А соборный клир где-то в тумане. Сегодня Марьяна порадовала: пришла с Катенькой. Расцеловал и благословил. А „сокровище“ мое не по сердцу греховной подруге моей: слышать не хочет о церковном подарке. Не знаю, говорит, как нажито и кем нажито — богобоязненная она. Отцово наследство, говорю, а он господу человек верный. Взять, обещает, возьму и до совершеннолетия Катерины спрячу. Так и порешили. Смиренцеву покажу, посмотрит, оценит, и за будущее Катеньки у нас тревоги не подымется. Смиренцеву я и завещаю открыть ей правду о „сокровище“ сем, когда она уже в летах к нему обратится. А сына моего, от бога ушедшего и христианскую честь свою потерявшего, я не жду у смертного ложа своего — пусть ищет утех в страстях греховных.

По уходу Катеньки задумался Почему я тайно пишу о „сокровище“ и не говорю, что и откуда. Ведь дневник — это исповедь, разговор наедине с богом. А записывать его полностью не хочу: школьную тетрадку может взять и прочитать любой мытарь, без расчета живущий».

«12 июня. В жизни человека по промыслительной воле господа иногда происходят события, наполняющие душу восторгом и ликованием. Такое переживание охватило меня, когда профессор Смиренцев, принявший меня в патриаршей духовной академии, сам назвал мой перл настоящим сокровищем. Я не ошибся, значит, сохранив эту драгоценность для будущего любимой дочери моей. Теперь можно уйти за штат и отдать ключи от храма новому настоятелю и ключарю».

«Сокровище»

1

Саблин докладывал. Слушали начальник угрозыска и следователь прокуратуры. Слушали, не перебивая, позволив тем самым старшему инспектору зачитать не только выписки из дневника отца Серафима, но и свои собственные ремарки.

— Все? — спросил Глебовский.

— Все, — был ответ.

— Признаюсь: был не прав, когда настаивал на неумышленном убийстве, — продолжал следователь. — Теперь другая версия и другая статья обвинения. Что ж, могли и мы ошибиться в столь хитро задуманном преступлении. А Саблин доказал, что задачку-то можно решить.

— К сожалению, пока еще не решили, — сказал Князев. — Полностью не решили. Мы знаем, что «сокровище» существовало и, может быть, существует поныне. Только неизвестно, где оно и что собой представляет.

Саблин откликнулся с большой долей самоуверенности. Он был убежден, что находится на верном пути.

— Многое выяснится в Загорске, Матвей Георгиевич.

— Ты сначала узнай, жив ли этот профессор Смиренцев.

— Уже узнал. Жив и по-прежнему читает лекции в духовной академии. Он значительно моложе отца Серафима и пока умирать не собирается.

— Ну что ж, тогда поезжай в Загорск. Тем более что это недалеко.

— А я тем временем допрошу Михеева, — сказал Глебовский.

Князев усомнился:

— А не спешишь, Виктор Петрович? Для этого мы еще недостаточно вооружены…

— Почему? Когда я сообщу ему об изменении статьи обвинения, шоковое состояние его почти неизбежно. Рушится вся система защиты. В таких случаях сдаются, Матвей Георгиевич.

«Молод еще, неопытен и самонадеян, — думал Князев. — В таких условиях, говорит, сдаются. Ну а если шокового состояния не будет, эмоции, скажем, притуплены или характером крепок — тогда что? Михеев неглуп, сообразит, что Глебовский всего не знает, только нащупывает путь к решению загадки, значит, можно, как говорится, тянуть волынку. Может, и было „сокровище“, скажет, а может, и нет, что вы о нем знаете? А старый протопоп мог и рехнуться на склоне жизни. Только я о его дарственной ничего не знаю, да и жена с Андреем не знают. Вызовите их и спросите. Вот вам, Глебовский, и шок, на который вы рассчитываете».

— Провалишь допрос, — сказал полковник. — Твой Михеев — не перепуганная девочка. На дневнике отца Серафима его не сломишь.

— Можно и повременить, — согласился следователь. — Только очень уж я завидую Саблину. Он, как подводная лодка, сквозь океанскую толщу прошел, а я и ног не замочил. Теперь из розыска Саблина мы знаем, что Востоков добыл письма Вдовиной своему сожителю. В одном из них, вероятно, говорилось о том, как был спрятан ею подарок протоиерея…

— Почему же она не отдала его дочери?

— Она ненавидела Михеева. Мечтала о расторжении брака.