Счастье на стенке - Марат Арнис

– Нет. Я о нем совсем не думаю.

– А обо мне думаешь? – подмигнул я.

– Нет, о тебе тоже не думаю, – обидчиво опустив глаза, полушепотом сказала Юля.

– И я о тебе совсем не думаю. Вот видишь, какие мы недумающие люди, – сморозил я глупость. – Шеф у себя?

– Да. Он тебя ждет. Только потом сразу не уходи. Я хочу с тобой поболтать.

– Давай. Может пойдем пообедаем?

– С удовольствием.

Шеф был в отличном расположении духа. Дела шли прекрасно. Весь механизм, который он создал, работал как часы. К тому же у него всегда поднималось настроение, когда он видел меня. Я был его любимчиком. Мы обсудили дела. Наметили планы. Он дал мне еще несколько важных поручений и отпустил. Обычно мы общались долго. Но он ждал каких-то гостей и быстро меня выпроводил. Я вышел из его кабинета, и мы пошли с Юлей в кафе.

– Скажи мне, ты веришь в любовь? – спросила Юля, как только мы сделали заказ.

– После знакомства с этим ненормальным маньяком, еще как!

– Я серьезно.

– Конечно. Это самое реальное чувство в человеке. Как чувство голода или усталости, – ответил я.

– Фу! Ну что ты! Я о духовном чувстве говорю. А не о физиологии.

– Тогда уж, не о физиологии, а о химии. Любовь это настоящая химия. Нас влечет друг к другу на химическом уровне. Это заложено природой. А то, что ты имеешь в виду, заложено писателями романистами. Природа не дура. Любовь это то, что объединяет и сближает двух людей разного пола для продолжения рода. Не считая геев и лесби, конечно. У них сбой в этом химическом процессе. И сердце, как многие полагают, здесь не причем. Ему некогда. Оно в минуту перекачивает шесть литров крови. Так что ему не до этого. У него свои природные задачи. А это чувство рождается на уровне флюидов, возможно, каких-то запахов или зашифрованных кодов. Не знаю. Никто не знает.

– А я верю в ее духовное происхождение.

– Я тоже верю. Только если это любовь к Богу. Здесь, очевидно, химия не причем. Что же касается нас, то тут налицо природный промысел. Процесс от нас независящий. Мы же не всегда влюбляемся в того, в кого хотим. Рисуем себе идеал, а потом влюбляемся в скотину. Совпали коды – и все тут. Против природы не попрешь. А вот если коды не совпали, получаем несчастную любовь, неразделенную. Один от неё сгорает, другому все равно. Как, например, у вас с этим чудовищем компьютерным.

– Да, мне это знакомо. Это ужасно, когда ты любишь, а тебя нет. Наверное, если бы изобрели какие-нибудь таблетки от любви, то это был бы один из самых популярных и дорогих препаратов. Представляешь, сколько людей, страдающих от безответной любви, избавились бы от недуга.

– Не исключено, что такое лекарство изобретут. Анальгин и цитрамон же от головы придумали, – заключил я.

– А как ты думаешь, что именно болит у человека, когда он страдает от любви? Разве не это, – она покрутила рукой в области груди, – вот тут, где сердце.

– Безусловно, – ответил я, – химический дисбаланс бьет по всем органам. Прежде всего, по органам дыхания, сердца и мозга.

– Да ну тебя! – она обиженно махнула рукой.

– А что это тебя так волнует? Ты влюбилась? А как же я? – попытался я пошутить.

– Нет, нет, – с волнением затрепетала она. – Это подруга моя втюрилась в одного, а он даже не замечает. Просто дружит с ней, и все. И вот она не знает что делать.

– Отслеживать, по всей видимости, новости фармакологического рынка, – снова пошутил я. – Вдруг, все таки изобретут таблетки.

– Ты чересчур хладнокровен! Человеку может быть очень плохо, а тебе смешно, – ее глаза увлажнились. Казалось, она сейчас заплачет.

Неожиданно у меня что-то екнуло внутри. Я понял, о ком она говорит. Немного помолчав, я посмотрел ей в лицо.

– Нет, не смешно, – резко сменив тон, сказал я. – Я знаю, что ей делать. Попробовать отвлечься. Думаю, он все замечает. Просто его, вероятно, устраивает то, что есть. И другой уровень отношений, погубит это.

– Ясно, – сказала она.

В тот миг я понял, что мне удалось избежать серьезного разговора, к которому я был абсолютно не готов. И которые, я так ненавидел. Все это время он, этот серьезный разговор, прятался где-то там, в глубинах наших отношений, и как пугливый зверь наблюдал из-за кустов, дожидаясь подходящего момента, чтобы выскочить. И в этот раз, скорее всего, я напугал его так, что он убежал далеко-далеко вглубь ее сердца. По которому, видимо химический дисбаланс ударил очень здорово.

Через минуту она вдруг оживилась, будто проснулась, и сменив тон залепетала: – Ну что ж, приступим к природному процессу. Поеданию пищи.

Она нервно схватила приборы и стала есть.

– Приступим, – задумчиво повторил я и медленно взял вилку.

Мы посидели еще примерно полчаса, затем расстались. После нашей встречи у меня остался какой-то осадок. А перед глазами стоял, победно смеющийся маньяк Паша. Я сделал глубокий вдох. Завел машину. И поехал домой. Из динамиков полился волшебный голос Фредди Меркури. Love of my life – you hurt me, You broken my heart and now you leave me… Я обожал эту песню, но сейчас мне нужно было сменить настроение. Я порылся в бардачке, нашел сборник Drum`n`Bass и врубил его на всю катушку. Сумасшедший барабанный ритм сразу же вырвал меня из меланхолии. Я нажал на газ. Взревел мотор. И мой стальной конь помчал меня по улицам города.

Я гонял до самого вечера. Пока мрак окончательно не вытеснил свет. Не доехав пару кварталов до дома, я остановился. Заглушил мотор, выключил музыку и приоткрыл окно. Оттуда пахнуло свежим воздухом. В ушах постепенно затухали звуки только что оравшей музыки. На улице было безлюдно. Только слышалось, как ветер играет пышными кронами недавно озеленившихся деревьев. По крыше осторожно застучали капли дождя. Это было то, чего мне так хотелось. Дождь – самое успокаивающее явление в моей жизни. Не знаю отчего, но вода с неба, вводила меня в особое состояние. Шум дождя всегда наполнял меня. Заряжал энергией. Охлаждал накалившийся от жизненного темпа механизм моего существования. Я вышел из машины и поднял лицо вверх. Мое сердце стало биться ровно. Я глубоко дышал. Мне уже не хотелось садиться за руль, и я побрел домой пешком. Через минуту уже шел ливень. Где-то далеко послышались раскаты грома. Сверкнула молния, через паузу притащив за собой звук. Он рассыпался прямо над моей головой. Я поднял воротник пиджака, вытер рукой лицо, открыл рот и стал ловить капли дождя. Прошипев шинами по мокрому асфальту пустынной дороги, промчался одинокий автомобиль. Дождь усиливался. Точно из душа, он лил из ночного фонаря. Стучал по крышам домов. Барабанил по земле и моему телу. К концу пути я промок до нитки. У меня замерзли уши и кончики пальцев. Я ощутил это, когда оказался в своей теплой квартире. Я снял мокрую одежду. Одел махровый халат. Взял плед и вышел на застекленный балкон. Открыв все створки, я опустился в плетеное кресло. Дождь всегда создает какой-то особенный уют дома. Его запах и прохлада, сталкиваясь с теплым домашним воздухом, создают необъяснимо приятную атмосферу. Я готов был так сидеть целую вечность. Беспорядочная дробь дождя не давала сосредоточиться. Мысли растеклись. Реальность растворилась. Стало очень легко. Мозг освобождался от накопленного морального груза. Не двигаясь, я просидел так около часа. Очнулся когда стал подмерзать. Нехотя я встал, закрыл окна и шаркая по паркету, потащился в кабинет. Там было темно и тихо. Глухой звук дождя еле-еле пробивался с улицы внутрь. Из зазеркалья струился свет. В потусторонней комнате за столом так же одиноко сидела девушка.

– А, это ты, – медленно и хрипло произнес я. – Снова грустишь? Что тебя гложет, красавица? Может поделишься?

Как будто услышав меня, она медленно поднялась со стула и поплыла в мою сторону. Я нахмурился. Она подошла к зеркалу и стала пристально разглядывать свое лицо. Это выглядело странно. Было такое ощущение, будто она рассматривает не себя, а меня. Она явно что-то чувствует, подумал я. Я тоже максимально приблизился к зеркалу. Теперь я видел, что ее отрешенный взгляд устремлен сквозь меня. Куда-то в неизведанную даль, где живет ее грусть. Я медленно поднял руку и расслабленными пальцами, будто ощупывая ее лицо, провел ими вниз по стеклу. Словно догоняя их, из ее глаз покатились слезы. Моя рука опустилась до её плеч. Я хотел дотронуться до ее светлой кожи, но чувствовал лишь холод зеркала. Мне стало ее жаль. Она была несчастна. Я это чувствовал.

Глава 4

Утром, когда я разбирал бумаги на рабочем столе, до меня донесся разговор моих зеркальных соседей. Из беседы я понял, что Катя и Аня уезжают к бабушке. Вслух я пожелал им доброго пути и сам отправился на работу. Из машины позвонил доктору Залгаллеру и записался на прием. Я рассчитывал заскочить к нему в обед между делами. Сегодня мне не требовалось встряски и я поменял вчерашнюю музыку в магнитоле снова на Меркури. «Богемскую рапсодию» в своей жизни я прослушал, наверное, миллион раз. И все равно каждый раз не перестаю восхищаться. Меня поражает ее размах. Если провести параллели с живописью, то её можно сравнить с грандиозным полотном гигантских размеров, где цельная мощь какого-нибудь эпохального события разбита на основную сцену и десятки микросюжетов. Как «Бородинская Битва» или «Ночной дозор», например. И если центральная композиция очевидна, то остальные часто как бы замаскированы. Чтобы их заметить, надо напрячь зрение и воображение. Как правило, это удается только знатокам, фанатам художника или тем, кто просто внимательно и вьедливо рассматривает картины. Перед такими зрителями и раскрывается весь букет, скрытый автором. Так же и в музыке. Традиционно в классике, но сюда можно отнести и Queen. Практически все песни группы, содержат сразу по несколько мелодий. Это поразительно. Из одной композиции могло бы получиться четыре-пять самостоятельных. В то время как на нашей эстраде, наоборот, из одного мотива делают по пять песен. По всей видимости у Фредди и Мэя было слишком много мелодий, чтобы из каждой делать отдельную песню. Вот и приходилось запихивать их пачками в одну.