Уход Мистлера - Луис Бегли

Они вошли в канал. Лодочник открыл дроссель. В кильватере кипела пена, похожая на веер из белых перьев. Там и сям стояли на якорях одинокие шлюпки. Рыбаки ловят угря?.. Солнце резало глаза. Мистлер надел темные очки, и тут же, словно по волшебству, стали видны башня Мадонны дель Орто и Фондаменте-Нуове. Они быстро увеличивались в размерах. Вот перед ними и Сан-Микеле. Моторка сбавила скорость. И Мистлер по очереди узнавал: вот очертания Санта-Мария делла Мизерикордия, вот церковь Иезуитов, вот вход в Арсенал. Ему хотелось, чтобы лодка совсем остановилась, чтобы береговая линия замерла перед глазами, чтобы он мог объять взором весь город сразу. Но для того чтобы дойти до кабины лодочника и вступить с ним в переговоры, требовалось слишком много усилий. К тому же это наверняка вызовет у последнего удивление — ведь подобные остановки в плату не входят.

И Мистлер продолжал до рези в глазах вглядываться в пейзаж. Фасады дворцов таинственно возникали и исчезали по мере того, как моторка продвигалась по боковым каналам. Они миновали отель «Метрополь», впереди огромной мертвой массой высился Сан-Джорджио. Они свернули к устью Большого канала, и показались Догана и церковь делла Салюте. Сверкание и отблески синего, золотого, белого. Лодка дала задний ход, мужчина, всю жизнь проделывавший одну и ту же операцию, поймал брошенный ему лодочником линь и закрепил. Впервые ощущая нечто похожее на морскую болезнь, Мистлер шагнул на берег. И вошел в вестибюль гостиницы.

И тут же к нему со всех ног бросились синьор Ансельмо, главный управляющий, и его помощник. Мистлер в зависимости от настроения считал этих двоих своих знакомцев или друзьями, или неким новым видом, предназначенным для размещения сомнительного рода вкладов. Причем эти вклады не давали никакого дохода, а лишь требовали новых бесконечных вложений наличными.

La signora уже здесь, пробормотал синьор Ансельмо.

Он что, рехнулся? Или просто не узнал его? О чем это он толкует? Клара звонила как раз перед тем, как он выехал в аэропорт, сказала, что до сих пор торчит в Сан-Франциско. Вообще, если бы действие происходило в каком-нибудь фильме сороковых, она могла, конечно, звонить и из аэропорта Кеннеди, сесть там на самолет компании «Алиталия» и вылететь в Милан. Только в этом случае она могла бы опередить мужа, летевшего через Париж, и прибыть в Венецию первой. Но он никогда не замечал за женой склонности к такого рода сюрпризам или шуткам. А если уж речь зашла о шутках, то эта — пусть даже намерения у Клары были наилучшие — вряд ли понравилась бы мужу, и она это прекрасно знала. У самого же Мистлера просто не осталось сил, чтобы впадать по этому поводу в ярость. И времени проявлять снисхождение у него почти не было, и смеяться тому, как могут люди перечеркнуть его планы, тоже.

La signora привезла цветы и оставила свой багаж внизу. Прикажете отнести наверх?

Да, конечно, вместе с моими сумками. Они мне понадобятся.

Добро пожаловать домой, в Венецию, мистер Мистлер. Мы оставили за вами ваш обычный номер. Эти слова произнес помощник управляющего.

Спасибо. Провожать меня не надо. Просто возьму ключ.

La signora уже взяла ключ.

Тогда будьте добры выдать мне дубликат.

Он отмахнулся от руки, потянувшейся взять у него портфель. В портфеле находилась записная книжка с телефонами и адресами. Особенно нужна она бывала ему в Нью-Йорке ранним утром — самое подходящее время, чтобы поймать людей дома, когда некоторые из них только начинали подниматься с постели. И не важно, как он при этом себя чувствовал, — то было время для телефонных звонков.

Лифт остановился на втором этаже. И он двинулся по кроваво-красному ковру к двери, что находилась в самом конце коридора, и отворил ее. В маленькой прихожей висел на вешалке плащ-дождевик. У Клары такого не было. Два огромных окна в гостиной, выходившие на канал, были распахнуты настежь. Из второй комнаты справа доносились странные звуки. Он прислушался: кто-то насвистывал «Ты действуешь мне на нервы», нимало не фальшивя при этом. Дверь туда тоже была открыта. Клара никогда ничего не насвистывала, лишь изредка при полном отсутствии слуха напевала мелодии из репертуара Коула Портера.

Мистлер опустил портфель на диван, постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Ведь он, в конце концов, находится у себя в номере. На постели сидела Лина Верано в белом махровом халатике со штампом гостиницы. И вытирала ступни маленьким полотенцем.

Мистер Мистлер! Она вскочила. Волосы мокрые, прямые пряди липнут к изумительно гладким щечкам. Она показалась ему более хорошенькой, чем тогда, у Анны. И в то же время в этом ярком дневном свете выглядела не такой уж и юной.

Пожалуйста, не сердитесь на меня. Ваш самолет, должно быть, приземлился не по расписанию, чуть раньше. Я думала, вы появитесь только через час. И вот решила принять ванну. И как раз собиралась все прибрать, так что вы даже ничего бы и не заметили. Посмотрите, что я вам привезла!

И она показала. Розы и пионы — белые, красные и розовые — были расставлены повсюду: на туалетном столике в спальне, на журнальном столе и мраморной каминной доске в гостиной.

Красота, правда? Ну, что же вы молчите, мистер Мистлер? Скажите хоть что-нибудь!

Ему на ум приходила лишь одна фраза: Что вы делаете здесь, в моем номере?

Тут кто-то постучал в дверь, должно быть, портье. Мистлер крикнул: Avanti![8] Ваш багаж. Секунду спустя портье возник снова, таща за собой серый чемодан на колесиках, точно собаку на поводке. Мистлер дал ему на чай и подождал, пока паренек не разместит багаж в спальне.

Еще раз спрашиваю: что вы здесь делаете?

Ну, вы же сами сказали, что я могу приехать к вам в Венецию. Что вы не возражаете. Не удалось подыскать комнату в каком-нибудь недорогом пансионе, и вот приехала сюда, просто чтобы встретить вас. А чемодан оставила внизу. Вы уж простите, что воспользовалась вашей ванной. Наверное, я не совсем правильно поняла вас. Тогда мне почему-то показалось, что вы будете рады. Хотя бы улыбнетесь. Но кто мог знать?

А что скажет на это моя жена, как вам кажется?

Но ведь я точно знала, что она не приедет! Позвонила сюда, в гостиницу, на следующий день после той вечеринки у миссис Уильямс, убедилась, что вы точно остановитесь здесь. И еще они сказали, что номер зарезервирован на одного. Ну и после этого, чтобы уж окончательно убедиться, позвонила в аэропорт и тоже проверила. Но, конечно, если вы так уж возражаете, могу уйти прямо сейчас. Найду, где остановиться, и завтра же вам позвоню. Думаю, надо поискать гостиницу в Местре. Там дешевле.

Бог ты мой, воскликнул Мистлер. Но ведь не можете же вы выйти из гостиницы в таком виде! Внизу они первым делом отберут у вас этот халат. И какой скандал за этим последует, даже подумать страшно. Послушайте, дайте мне минут пятнадцать. Я страшно устал, и еще мне надо срочно сделать несколько звонков.

Извините, ради Бога. Могу побыть в спальне, пока вы будете звонить.

Она опустилась на колени рядом с совершенно безобразного вида чемоданом, достала из него плечики и сказала, что не возражает, если он затворит за собой дверь.

С Вурисом он встретился на следующий день после вечеринки у Анны Уильямс. Тот прямым текстом дал Мистлеру понять, что он не ошибся относительно налогов. А потом заметил, что беспокоиться нет причин, ведь им стоило грандиозных усилий уговорить «Омниум» выплатить такую огромную сумму наличными. Что же теперь, придется объяснять совету директоров, что они собираются изменить условия сделки? И не только совету, но и рядовым держателям акций? Разве сделка с выплатой наличными не лучше во всех отношениях?

Сперва я тоже так думал, ответил Мистлер, но теперь смотрю на это иначе. Я передумал. Если мы проведем сделку, любой, кто не верит в «Омниум», может продать свои. А те, кого греет идея быть совладельцем крупнейшего рекламного агентства, сохранят свои акции и не будут платить налогов.

Но на сделки, проводимые в акциях, существуют ограничения. Ведь в основном именно поэтому мы с самого начала отказались от этой идеи.

Тогда постарайся избавиться от них, продай как можно больше. И если кто сунет нос, то увидит, что не так уж и много этих акций, а следовательно, и ограничения не столь важны. Да и потом их интересуют лишь проходящие в данный момент сделки, именно за ними следят особенно внимательно. К тому же не забывай, согласно условиям сделки они вообще не имеют права продавать акции «Мистлера и Берри». Думаю, надо напомнить нашим людям, что обмен акций «Мистлера и Берри» на «Омниум» уже сам по себе является хорошим вкладом капитала. А наш партнер по сделке, делая вклад в так называемый «феномен Мистлера», рассчитывает на то, что он поможет им расти, положительно повлияет на бизнес всех агентств и дочерних компаний, которыми владеет «Омниум», что у них появятся новые интересные клиенты, ну и так далее. А стало быть, акции всегда можно успеть продать, невзирая на всякие там ограничения. Мало того, думаю, что смогу заставить Джока Бернса выложить более крупную сумму, если скажу, что мы берем акциями вместо наличных.