Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

«Кровь не попадает в достаточном количестве в нуждающиеся в ней органы, – продолжал врач, – и жидкость постепенно скапливается в легких, в то время как почки и печень постепенно отказывают. К этому времени их уже не спасти никакими лекарствами и диетами. Только пересадка».

– Я здесь уже несколько месяцев, – тихо признался Бенни. – Просто жду.

Я подумал о том, как провел последние несколько недель: вечеринки в честь окончания учебы, переезд в Манхэттен, вводные занятия.

– Тяжко, – сказал я. С другой стороны, он был в достаточно стабильном состоянии, а это означало, что мне нужно было переживать о меньшем количестве пациентов.

– Пытаюсь пролезть в список на трансплантацию, – пояснил он. Во время обходов больниц, когда я сам еще был студентом, мне рассказали, по какому сложному алгоритму распределяются донорские органы. В каждом городе эти алгоритмы имели свои особенности, однако среднее время ожидания нового сердца составляло чуть больше 150 дней. К сожалению для Бенни, все шло к тому, что он станет статистическим выбросом.

– А что вы слушаете? – спросил я. Это было ошибкой. Я хотел наладить общение, но обсуждение музыки – мое слабое место. В колледже меня однажды высмеяли в общежитии, когда я сказал, что Goo Goo Dolls[24] играют саундтрек к моей жизни.

– Бэйбифейса[25], – ответил он. – Нравится?

– Не то чтобы очень.

– Ладно, ничего страшного.

– «Судья Джуди», с другой стороны, – добавил я, показав на телевизор, – вполне.

Он улыбнулся, и мы оба подняли голову к экрану.

– Да, она супер. Очень мудрая.

Я наконец разжал челюсть и уселся на край кровати.

– Ее называют Белой Опрой[26], – сказал я.

Бенни сморщил лоб от стука молотка Джуди:

– Кто ее так называет?

– Разве не называют?

– Не думаю, – сказал он. – Определенно нет.

Бенни выглянул в окно на Генри-Гудзон-Паркуэй, где стояла многокилометровая пробка.

– Я очень ценю, что вы, ребята, ко мне заходите время от времени, чтобы проверить, как у меня дела, потрепаться и все такое.

– Разумеется.

– Знаешь, ко мне раньше заходила одна из твоих коллег. Каждый день сидела у меня по пятнадцать-двадцать минут. Мы разговаривали о Библии, болтали про музыку, про все подряд.

– Это замечательно.

– Как-то раз она работала в выходные. Я был подавлен, и она сразу это поняла. Мы смотрели в окно, прямо как сейчас с тобой, и она стала говорить, что в выходные обычно случается больше аварий. Пьяные водители, на дорогах больше людей, все в таком духе, понимаешь?

Я кивнул.

– А потом она улыбнулась и сказала: «Каждый пьяный водитель, каждая возвращающаяся с пляжа семья… могут стать вашим донором». Каждая авария увеличивает мои шансы на новое сердце.

Он повернулся и посмотрел на меня.

Я не знал, какую реакцию он ждал, так что ответил:

– Полагаю, можно и так сказать.

Он нахмурился:

– Ужасно такое говорить!

– Да, ужасно такое говорить.

От стыда я залился краской.

– Она хотела как лучше, – сказал он, взглянув на меня с улыбкой, – но ее уж точно никто не стал бы называть Белой Опрой.

Глава 5

– Новый пациент вроде как в порядке, – сообщил Байо про Гладстона несколько минут спустя. Он взял два стула и отвел меня в дальнюю часть отделения: – Скоро приедет его жена. Пациента нужно немного растормошить, так что стоит снять его с седативных.

– Понял, пойду назначу.

– Я уже обо всем позаботился. Ладно, давай поиграем в одну игру.

Наш последний разговор закончился тем, что мне в лицо прилетела измазанная дерьмом рубашка. Я содрогнулся при мысли о том, во что может вылиться очередная его «игра».

– Уже через год ты станешь руководить реанимационными мероприятиями в случае остановки сердца у пациента. Десятки врачей в маленькой палате будут смотреть на тебя в ожидании указаний вокруг безжизненного тела на кровати. В этом году для тебя все просто – требуется лишь делать непрямой массаж сердца, брать кровь или ставить капельницу. Но на следующий год ты будешь за главного.

– Замечательно, – сказал я и обмяк. В медицинской школе особо не рассказывали, как руководить реанимацией пациента с остановкой сердца. Пожалуй, правильно делали – от одной только мысли об этом многим из нас снились бы кошмары по ночам. Мы больше изучали и совершенствовали основные навыки: как прислушиваться к пациенту, как проводить осмотр.

– Я буду набрасывать различные сценарии, а от тебя хочу услышать, как ты планируешь действовать. Готов?

Я рассмеялся:

– Думаю, мы оба знаем, что нет. Но… да.

– Ладно, на часах шесть утра, ты приходишь на работу и начинаешь обход пациентов. Ты заходишь в одну из палат и видишь, что пациент не реагирует. Темнокожая девушка, двадцать четыре года. Вперед!

Врачебная практика включает в себя такое большое количество процедур, ситуаций и сложных моментов, что предусмотреть их все во время обучения просто невозможно.

Он показал на меня пальцем, и я медленно выдохнул. Я тут же позабыл про бесконечный шум звуковых сигналов аппаратов ИВЛ[27] и мониторов жизненно важных функций.

– Не реагирует?

– Без сознания, не реагирует. Без разницы. Ты ее трясешь, но она не двигается. Начинай.

– Думаю… думаю, я начну с ABC.

– Хорошо. У нее свободные дыхательные пути, но она не дышит, а ее сердце не бьется.

Я улыбнулся, пытаясь выиграть немного времени:

– Нужно это исправить.

Мой мозг был перегружен, отчаянно пытаясь выудить полезную информацию из одного случая остановки сердца, свидетелем которого я стал в Массачусетской больнице.

– Дело говоришь.

– Я бы провел интубацию, – сказал я, – и начал непрямой массаж сердца.

– Хорошо, а ты можешь делать и то и другое?

– Нет. Одновременно нет.

– Итак… – продолжил он, выпятив вперед подбородок.

– Я позову на помощь. Я закричу, чтобы мне кто-то помог.

– Превосходно! – Байо похлопал меня по руке. – В данном случае твое желание отреагировать, словно маленький ребенок, будет правильным. В медицине все основано на коллективной работе. Никогда этого не забывай. Хорошо, что еще?

– Не уверен.

– Ты начал СЛР[28], ты подал ей кислород. Но с чего бы сердце молодой девушки остановилось? – его зеленые глаза немного сузились, сфокусировавшись на мне.

Я понимал, что оно не могло просто так остановиться.

– Может, что-то врожденное или типа того? – предположил я.

– Я сказал, что это темнокожая девушка двадцати четырех лет. Это как-то может помочь?

– Может, у нее передозировка?

– Полегче, – рассмеялся он, выпрямив спину, – не все темнокожие ребятишки сидят на наркотиках.

Я похолодел:

– Нет-нет-нет, я просто…

– Да я шучу. Наркотики – разумное предположение. Что бы ты сделал в таком случае?

– Я бы мог